Ч. 1 Глава 1

Мои запястья сложены…
Твой поцелуй навек.
Заклятье уничтожено –
Продолжило свой бег.
Печаль печать поставит –
Забуду навсегда,
А если солнце встанет –
Я не останусь… Да.
Проклятье крылья сложит,
Заворожит покой,
Никто уж не тревожит
Мое прощанье… Стой,
Заклятая быстрина,
Прощальной песнью стань.
Я двери отворила –
Рукою помахай…
Молва расскажет детям,
Возложит свой ответ.
А я расправлю сети
Да и скажу: «Привет…»

Из дневника Вернувшейся.




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Почему нельзя бороться с «не везет»?


Сейчас поем… И сразу стану милым...
Последнее, что услышал в своей жизни охотник на нежить Нарослав. Сказано было предположительно голодным вурдалаком на кладбище близ вехра Тил-Тузек.



ГЛАВА 1


– Ворожите помаленьку?
Ко мне, любопытно посверкивая бесцветными глазками, подошла сухонькая старушка. Несколько лет назад я боялась таких закоренелых старых сплетниц сильнее морового поветрия. Сейчас же ее провокационный вопрос вызвал у меня лишь усмешку. Она несколько долгих минут наблюдала, как мои руки не задумываясь порхают в толпе скляночек, баночек, пучков трав и цветочков, разочарованно хмыкнула и отошла.
Темный дальний угол пустой придорожни, маленький стол и тусклый свет из мутного маленького окна – вот все, что было мне нужно, чтобы приготовить хозяину придорожни настойку от ломоты в пояснице. В конце концов, даже придорожные бесы, родственники домовых и хранители постоялых дворов, имеют право на радикулит. Собственно, именно поэтому хозяин-прибес и разрешил мне остаться в своем заведении в клети возле постоялого двора бесплатно, пока я не найду и не сяду на корабль, идущий до Галиндоора. Я клятвенно пообещала ему, что, если в ближайшую седмицу не сяду, то съеду из его заведения или же начну оплачивать постой, разжившись деньгами на месте. С этого, собственно, все и началось. У меня просто кончились деньги, а работы для меня, окромя, разумеется, продажничества, пока не было. Но я не настолько потеряна, чтобы начать зарабатывать подобным путем. Наверное, именно поэтому Кёрт-фа-Аэн и разрешил мне не платить за постой целую седмицу.
Я двумя пальцами вытянула из растрепанного пучка метелочку сухой реуны, принюхалась и брезгливо скривилась. А черт, думала же надергать ее, пока проезжала мимо елового бора, но нет, поспешила и забыла. Вот теперь придется платить – эта святая многофункциональная и наверное именно поэтому столь недолговечная травка сменила свой насыщенный пряный аромат на запах обыкновенного сена, обозначающего ее полнейшую негодность. Я еще раз чертыхнулась, сгребла свою начатую работу, вытяжки и травки, подхватила сумку и шагнула за порог.
Шальной теплый ветер ласково провел гладкой ладошкой по встрепанным вихрам. Я с удовольствием глотнула соленый воздух, пропитавший торговый городок от причалов до крыши белокаменного маяка на пригорке. Хагалас был вторым портом после вехра Порт Нерр, выходящим в Океан на западном побережье. Но не таким ходовым. Небольшой городок на полторы сотни домов от силы, три придорожни, полудюжины лавок ремесленников и целого кружева пристаней, пирсов и верфей. Все деревянно-каменное, просаленное и ядреное, как гномий самогон. Разумеется, что постоянных жителей здесь можно было по пальцам пересчитать, остальные же – торговцы, мелкие контрабандисты и миролюбиво настроенные пираты (мордобой и пьяные драки для них за варварство не считались) – приходили и уходили, задержавшись от силы дня на три-четыре. Я тоже не собиралась особо рассиживать на одном месте. Хоть полнолуние и прошло, и я перестала представлять собой неразумную смертельную опасность, однако безработная валькирия здесь подозрительней трезвого пирата. Я должна была дождаться судна до Галиндоора и не медлить больше ни дня. Жаль только, что это у меня не особо получалось
Травник жил в трех кварталах от придорожни, где я остановилась, но здесь в залог даже медяк не дадут, не то что пучок столь полезной реуны. И будут совершенно правы. Я, конечно, за себя отвечаю, а вот травник за меня отвечать не станет. А денег у меня нет. Я начала нервничать. Оставаться на улице, тем более девушке, тем более в одиночку, тем более в портовом городе, мне как-то не прельщало. Значит, надо срочно искать работу по специальности. Ау, упыри-вурдалаки, гарканы-кракены, вы где?! Я уже по вам так соскучила-а-ась!
…Думаешь, отзовутся?
Ага, проснулась наконец. Родимая моя, только ты у меня и осталась. Моя дорогая Ател.
…Да ла-а-адно… Сама постоянно ко мне обращаешься, а потом язвить начинаешь. Между прочим, без меня ты лишишься когтей, ночного зрения и регенерации. Вот!
 К счастью, все это уже давно стало мне родным и любимым. Как и двойственность души.
…Так что мы с тобой навечно вместе, подруга.
К сожалению, да.
Я поскребла у себя за ухом, царапаясь ногтями за вживленный в кожу Знак Зверя, потянулась и, чуть прикрыв глаза, воззрилась на оранжевый морковный сок вечернего Океана. Золотая бусина солнца только-только коснулся воды, стыдливо прикрыв свой уход рваными клочьями серо-рыжих облаков, предвещая теплую летнюю ночь, полную веселого шума, гама и бессонницы. Я тоскливо подняла глаза к надкусанной прозрачной луне, висящей над головой, и мне дико захотелось завыть.
Поскорей бы уже пришел этот чертов корабль.
Я подумала-подумала, плюнула и зашагала на выход из городка, где за частоколом темнели купы лесов, постепенно переходящих в рощи, а те – в степь, тянущуюся за край горизонта.
– Я сама отыщу эту проклятую реуну, – бухтела я себе под нос. – И закончу, наконец, эту канитель.
Я нервно хрустнула суставами. И замерла, машинально ощупывая указательный палец на правой руке. Тонкое колечко-амулет с перламутрово-сиреневым лунитом сиротливо мигнуло в закатных лучах. Я помотала головой, отгоняя совершенно бредовые идеи, нещадно надавала себе мысленных пощечин… подумала, что это самое дурацкое, что вообще могло прийти мне в голову, и вышла за частокол, но не через ворота, а просто впившись выпущенными когтями в плотно подогнанные друг к другу колья, подтянувшись и перепрыгнув. Выйдя на пыльный сухой тракт, уводящий за рощу, я длинно переливчато свистнула, как меня учили.
Через десять долгих секунд невдалеке послышался перестук копыт, а после из рощи, радостно пофыркивая, выскочила рослая статная кобыла ровного серого окраса с длинной стальной гривой и роскошным хвостом. Подойдя неспешной рысцой, Сэра миролюбиво ткнулась в щеку мягким теплым храпом, но хозяйка заместо приветствия чуть ли не с кулаками бросилась на нее.
– Упыристая паршивка! Ты где седло потеряла?! – праведно возопила я, всплеснув руками.
На лошади болталась одна уздечка. Куда исчезла остальная экипировка, оставалось только предположить. И, судя по довольной морде Сэраны, охотника, случайно забредшего в лесную глушь, ожидал по-правительски щедрый подарок в виде седла, скромно прикорнувшего под кустиком чертополоха.
– Мне от-даль-тидский конюх сказал: «Седло потеряешь – собственными руками голову откручу». Седло-то казенное! …!!!
Кригана виновато опустила длинные ресницы, показывая свою полную покорность хозяйкиному гневу. Мне жутко захотелось впиться клыками ей в шею, но я подавила звериный инстинкт и забралась на ее гладкую спину. Если упрусь коленями да не буду сильно гнать, удержаться-то, поди, смогу, авось не шмякнусь посреди дороги.
– Очень надеюсь, что седло ты потеряла, а не сжевала с голодухи, – напоследок проворчала я, выравнивая поводья и каблуками заставляя Сэру топать вперед, по тракту.
…Картина без масла: «Волкодлак верхом на биовампире». Можно писать трактат на тему: «Симбиотические связи среди нежити на примерах».
Не горячись, Ател, я все же когда-нибудь пущу эту паршивку на антрекоты. А сегодня оставлю голодной – что-то нет у меня желания ложиться спать этой ночью.


…Крик «Подождите! Подождите!» догнал меня, когда небо над головой степенно наливалось летним ночным ультрамарином, а впереди маячила развилка с указателем в обе стороны «Кривонки. Ранние Рассветы». Я придержала поводья и терпеливо дождалась бегущего ко мне по высокой траве человека в темном плаще и с большим арбалетом за спиной. Судя по навязчивому запаху крови, ко мне торопился мой коллега-валькир (ликанте никогда бы не позволили себе так вести себя), причем недавно работавший. Охотник остановился в паре шагов от меня, согнувшись и судорожно глотая воздух.
– Чем могу быть полезна?
– Мне… мне надо… добраться до Рас… Рассветов… Не подвезете?..
– Я обычно не беру попутчиков. И сама обузой быть не люблю.
– Только до… до Рассветов. До них еще сельгены три, а темнеет быстро… Я могу дать пару-тройку серебрушек, может поболе, сколько найду…
– Спросите у лошади, ей везти, – флегматично пожала плечами я. Валькир сначала опешил, а потом умоляюще глянул в непроницаемые криганские глаза. Не знаю как Сэру, но меня этот тип позабавил. За лошадь я не волновалась: три сельгены для кригана с двумя людьми на хребте – не расстояние, было дело, проверяли; а в какую-то из этих деревень мне все равно надо. Ранние Рассветы ничуть не хуже Кривонок, а по названию и лучше.
Я махнула рукой и призывно похлопала по лошадиному крупу. Валькир неподдельно обрадовался и торопливо, пока я не передумала, вскарабкался на лошадь. Слегка опасливо прихватил меня за куртку в качестве опоры.
– Можете перехватить за талию, – разрешила я. – Меньше шансов, что вы свалитесь.
– Что?..
– Да не волнуйтесь. Опасности для меня вы не представляете, иначе я бы вас не пустила.
Валькир такого ответа вряд ли ожидал. Иначе не задал бы самый тупой в подобной ситуации вопрос:
– Откуда вы знаете насчет опасности?
– Профессиональное чутье. Держитесь за талию.
– Беспокоитесь за меня?
– Нет. За куртку, – усмехнулась я, каблуками заставляя кобылу работать ногами.
– Вы напоминаете мне одну мою старую знакомую. Мы учились вместе в Ледорубе и были неплохими друзьями.
– Как ее зовут? – без особого интереса спросила я.
– У нее было длинное имя, но все звали ее Лета.
Я чуть с седла не сверзнулась. Обернулась, неверяще воззрившись на своего собеседника, но так и не узнала.
– Как вас зовут?
– Карл. А вы?..
– Привет. Давно не виделись, друг.
Бывший однокашник сначала насупился, а потом выхватил из сумерек подозрительно знакомые, ничуть не изменившиеся за прошедшее время черты, и стиснул мои ребра с пылкостью отшельника, у которого закончился десятилетний обет воздержания.
– Летка, ты! Не верю… Но как ты?.. Ты ничуть не изменилась. Как?!..
– Не знаю, – «непонимающе» пожала плечами я. – Я редко вижу свою мордашку со стороны.
– Это невероятно. Значит, ты все же стала валькирией…
– Как и ты. А остальные?
– А что с ними?
– Ты их не видел?
– Нет. – Он раздосадовано покачал головой. – Жаль. Я бы их встретил…
– Я бы тоже, – солгала я. – А что у тебя в Рассветах?
– Говорят, работенка неплохая есть. Я слышал… Слушай, а может на пару это дельце провернем, а? А гонорар пополам. Давай? Дело-то на одну ночь всего…
– Что за дело-то?
– Да говорят, тварь какая-то по ночам воет. Сил уже нет. Люди-то вроде как ничего, а у коров молоко прямо внутри киснет, да и птица что-то не несется уже, а если и несет, так яйца в два раза мельче и те без желтка. Непорядок это.
– Часто воет? – уточнила я, перебирая в голове всю известную голосящую нежить.
– Каждую ночь.
Так, значит волкодлаки с вурдалаками отпадают. Гоорлумы, головная боль наша, на это не способны. Так, если еще мрон, канавщик, гарпия, могильщик… нет, могильщики не воют, эти собакообразные твари скорее тявкают и в одиночку не бродят, слишком мелкие. Есть еще кроссы, врэты и… и… Черт, слишком много!
– А какой вой?
– Не знаю. Не слышал еще.
– Это плохо. – Я задумчиво пробарабанила пальцами по колену. – Это очень плохо.
– Почему?
– Слишком много нежити воет, Карл.
– Ну и что? Мы же вдвоем.
– Эй, я еще не согласилась!
– Лет, пожалуйста. А вдруг правда что-то большое, мало ли что. У двоих шансов в два раза больше, чем у одного. Ну?
Я невольно вспомнила свое позапозапрошлое полнолуние и чем оно закончилось, вздрогнула и вздохнула. Насчет шансов он был прав.
…Лета, тебе деньги нужны?
Ну.
…А тут вдруг появляется работа. Совпадение? Скорее неизбежность.
Довольно сомнительная прерогатива, не правда ли?
…Не спорю. Дельце навряд ли на один день. Ведь сначала надо узнать, что именно, а на вторую ночь идти на охоту.
Хм-м-м-м-м…
…Да ладно, решать все равно тебе. Я просто высказала свое слово. Но шанс твой и тебе его использовать или нет.
Ясное дело. Ну что ж…
– Ладно, я так думаю, что мы можем посмотреть, что это такое, – неохотно согласилась я.
Карл просиял.
…Знаешь, похоже он просто боится оставаться один ночью на неизвестной территории типа кладбища или оврага.
Он не нежить. Ему там не место.
…В какой-то мере нам даже повезло…
Умгум…
– Только не дольше трех дней! – сразу предупредила я. – Меня ждет еще неоконченное дело в Хагаласе.
– Лет, это не от меня зависит.
– Да. Ты прав.
Оставшееся расстояние мы прокоротали в воспоминаниях о прошедшей молодости в Ледорубе. И въехали в деревню почти уже ночью. Спешились у порога придорожни. Карл предложил поискать конюшню, но я отрицательно покачала головой, напоследок показала Сэре кулак и отпустила. Стальная кобыла облаком тумана растворилась в ночи.
– Кхм… Я конечно все понимаю, но Лета… Зачем ты отпустила лошадь?!
– Она вернется, Карл. По первому зову.
Я похлопала изумленного приятеля по плечу и первая прошла в освещенный зал придорожни, встретивший меня сначала гулом голосов, а потом звенящей тишиной и нескольким десятком в среднем полутрезвых глаз. Я застряла на пороге от такого единодушия, спиной чувствуя недоуменно замершего Карла.
– Кхм, извините, – смущенно пролепетала я, резко отворачиваясь и, головой протаранив широкоплечего валькира, вышла обратно на улицу. Карл бросил непонимающий взгляд в сторону молчаливой аудитории и догнал меня, идущую по дороге прочь.
– Странно, – протянул он. – Чего это они?.. Ты здесь хоть раз была?
– Честно – ни разу.
– Значить оставить после себя «задушевные» воспоминания ты не смогла. А где-нибудь по соседству?
– Карл, я работаю тихо и оперативно. Популярность мне нужна как серебряный крест вурдалаку. – Я аж плюнула с досады.
– С чего бы это они?.. – продолжал недоумевать приятель. – Странно как-то… И встретили они тебя, как восставшего мертвеца со стрелой во лбу.
– Причем утверждающего о том, что она ему ничуть не мешает, – добила я.
– Эй, подождите!..
Мы остановились и недоуменно оглянулись.
К нам спешным бегом приближался хозяин придорожни. Человек, судя по тому, что прибесы не имеют права покидать свою вотчину – постоялый двор и несколько квадратных элеров вокруг него.
– Простите ради Отца Всевышнего, – догнав нас, сердечно попросил он, совершенно точно подтверждая мою догадку насчет его принадлежности к человеческой расе. – Мы просто… Просто обознались. Понимаете, у нас здесь призрак живет, он и воет постоянно. А мы просто увидели вас… и ваши волосы, совсем как у него… И обознались маленько… Извините пожалуйста!
Я машинально коснулась своих черных кудряшек, вольготно рассыпавшихся по плечам, и усмехнулась углом рта.
– Вы уж правда простите ради всех богов, мы нечаянно. Просто… совсем уже эта привиденистая особа нас доконала. А вы охотники, да?
Мы кивнули. Хозяин расплылся в почему-то щербатой улыбке.
– Замечательно просто! Вы молодцы, что приехали. Оставайтесь у нас покудова, у меня в заведении. А мы уж не поскупимся, исправимся. Меня, кстати, Корчем зовут.
Конфуз замяли. Второе наше появление не дало уже такого ажиотажа, наоборот, простодушные селяне всячески старались исправить свою ошибку. Корч самолично принес нам поздний ужин «за счет заведения», пьяные мужички закатили пляски на деревянном помосте у левой от входа стены, а трезвые с любопытством испрашивали последние слухи из больших вехров. Некоторые интересовались недавно произошедшим Великим Переворотом, как его называли менестрели, в Ороне, и я вполне успешно скормила им байку о храбрых вампирах, злобных нагах и целых полчищах наемников, построенную на остове некогда рассказанной Клейменсом истории. Мужички охали, эмоционально всплескивали руками и старательно переспрашивали. Я на ходу придумывала различные нюансы, эпизоды, имеющие место только в моей бурной фантазии, и смертельные битвы, где и наши, и враги почему-то выходили одинаковыми победителями.
…Эх, гибнет, гибнет во мне менестрель…
Ага. Уж кого-кого, а волкодлака-барда на трактах уж точно не хватало! Не надо. Есть у меня начальные знания – этого достаточно. Иначе я своими байками затмю даже Вельгену, сдержавшую обещание и написавшую ТАКУЮ балладу про Великий Переворот. Я слушала и тихо рыдала в рукав. Клейменсу. Однако дриаде почему-то показалось, что все ее выступления я нахально хохотала (именно так она охарактеризовала мои подрагивающие плечи), обиделась и восемь дней со мной не разговаривала.
…Только пила на брудершафт за успех своей новой песни.
Кхм… Да.
…Хорошо, что ведун тогда все же смог отлепить тебя от дриады, иначе ты и заснула бы с ней в обнимку в компании растроганной пьяной Айры и мраморного бюстика Джелара, мир его праху.
Дайте боги ему спокойно отбыть свою вечность в Ее объятьях.
…А если нет – Клейменс с удовольствием проведет над ним акт воскрешения.
Нет уж! Не дам ему еще раз это сделать! Пусть даже для меня, но не дам!
Клейменс…
Имя отозвалось в сердце теплым ветерком.
Он обещал ждать меня столько, сколько потребуется.
И я, наверное, впервые в жизни действительно поверила в его обещание.
Я согнала с лица мягкий взгляд и отрешенную улыбку, а то Карл уже начал как-то странно посматривать на меня, и принялась за ужин, наконец-то запуская изголодавшиеся зубы во что-то существенное. Чую, если бы я сейчас не поела, то ночью у кого-нибудь из селян недосчитались бы овечки или в самом крайнем случае курочки.
После ужина Корч ненавязчиво спросил, когда именно мы рассчитываем начать работу. Мы наперебой заверили, что со следующей ночи – этой нам надо выспаться, а днем хорошенько осмотреть ближайшие охотничьи угодья. Хозяин не стал настаивать, уловив логику в наших действиях. А вот где именно выспаться…
– Скажите, а у вас не найдется пара свободных комнат для нас? – поинтересовался Карл. Я начала было возникать, но валькир знаками объявил, что великодушно заплатит и за меня тоже. Но пантомима прошла впустую: в Ранние Рассветы произошел наплыв торговцев – последняя остановка перед приездом в Хагалас – и, к сожалению, все комнаты, а также конюшня при постоялом дворе и телега под навесом были заняты.
На наше счастье, одна из женщин, за ухо выводившая своего пока еще идущего своими ногами мужа, посмотрела на сникших нас и великодушно предложила переночевать на ее сеновале, заполненном по случаю начала лета недавно скошенной травой. Травой так травой, нам-то что, и мы согласились. Но селянка честно нас предупредила, что в сеновале порой что-то очень недоброжелательно рычит, и если нам не трудно, то мы могли бы посмотреть за бесплатные харчи и ночевки на все наше проживание здесь. Мы не стали кочевряжиться и все равно согласились. Женщина просияла.
Жила она с мужем недалеко, на противоположной стороне дороги и через три дома от придорожни. Сеновал у нее был большой, добросовестно заполненный почти доверху свежей зеленой травкой, еще даже не лежалой. Она, правда, не настолько мягка и пушиста, как сухое сено, однако примоститься двоим людям можно.
 Я с удовольствием растянулась на душистой траве, хрустнув казалось всеми своими многочисленными косточками. Карл задумчиво обшарил все темные углы, потыкал пальцем во влажный стог и многозначительно хмыкнул.
– Женщина вроде что-то говорила про незваного гостя на сеновале, – пробормотал он, стягивая с себя плащ и скрупулезно пристраивая его по соседству со мной. С легкой опаской присел на него, не снимая перевязи с мечом.
– Ничего. – Я беспечно махнула рукой. – Навряд ли что-нибудь крупнее кобольда. Иначе одним рычанием наша великодушная хозяйка не отделалась. И по меньшей мере нашла бы на подушке свои старательно отгрызенные пальчики. Самая мелкая же нежить труслива, хоть и старается выглядеть больше и опаснее… А вот, похоже, и наш маленький клиент.
Я довольно перекатилась на живот и бесшумно выглянула из-за стога в дальний темный угол. Зрачки сверкнули светоотражающими хрусталиками, и я лучше чем днем увидела пожаловавшую к нам тварюшку.
Нет, не кошка. Хотя размерами вряд ли ее превосходит. Но пришла она именно за мышками. Маленькими серыми амбарными мышками. А заместо этого получила двух недружелюбно оскалившихся охотников.
Длинные серебристые усики заинтересованно шевельнулись в нашу сторону, маленькие черные глазки, хитро поблескивая, задумчиво изучали нас, примерно прикидывая, кто более опасен для роскошной каштановой шубки тварюшки. Хищница взмахнула длинным лысым хвостом в полэлера длиной и трусливо сбежала обратно в прореху, не решившись выступать в открытый бой с волкодлаком и признав его полное превосходство. Я хищно усмехнулась и быстро погасила глаза.
– Что там? – заинтересованно спросил Карл, глядя на мою замершую в напряженной позе фигуру. Я откинулась спиной обратно на траву.
– Обычный амбарный цюр. Увидел меня и сбежал. Эта нежить всегда отличалась довольно покладистым нравом.
…Но для полного эффекта думаю надо с раннего утречка пометить углы, чтобы мелкая нежить больше сюда не совалась. Побоится волкодлака…
Я глубоко вздохнула и просто расслабилась. До утра ведь еще так долго…


С утра я вторым делом отправилась прямиком к хозяйке и клятвенно заверила ее, что больше на ее сеновал не покусится ни одна нежить меньше волкодлака. Женщина машинально перекрестилась, произнося «чур меня, только этой пакости нам не хватало», а потом покормила меня завтраком. Карл еще спал, нежно обняв рукав своего плаща, а я решила прогуляться по селу в поисках плотника.
По иронии судьбы, плотник Марыг оказался мертвецки пьян и лежал, раскинув руки-ноги, на пороге своего дома, отдаленно напоминая труп уже не первой свежести. Я издали почуяла стойкий запах (благо что перегара, а не тлена) и прошла дальше, уперевшись взглядом в лавку гробовщика.
…Хм, а почему бы и нет?
– Сочувствую вашему горю, госпожа, – дежурно и поэтому не особо убедительно проговорил гробовщик, едва я переступила черту, отделяющую территорию улицы и летней лавки на свежем воздухе под обширным навесом. К внешней стене жилого дома гробовщика были приложены с десяток новеньких душистых гробов. На один из них, из темного мореного дуба, с подбитыми изнутри мягким дриадским шелком стенками я невольно залюбовалась, прикидывая, не купить ли мне его. Так, на будущее. Но поближе познакомилась с ценой и отстала, посчитав, что будущее будущим, а мне для начала надо смириться с ролью жены, а уж потом, через долгие-долгие счастливые (надеюсь) годы – уже мощами.
Гробовщик окинул меня взглядом, после которого обычно просят уже писать завещание и готовить катафалк.
– Да вы, как я вижу, валькирия.
– Да. Что есть, то есть.
– Мои клиенты поспокойнее ваших. Не бегают, не суетятся… – Он так кровожадно усмехнулся, что я его сразу же зауважала. Похоже, боги не обделили гробовщика хорошим «черным» юмором. – Так кто у вас преставился?
– Вообще-то брат, но дело прошлое. Я к вам со слегка иным заказом.
Гробовщик, старательно маскирующийся в черную окладистую бороду, немного дико смотревшуюся с зализанными в низкий короткий хвостик волосами, вампир, обошел стол, на котором стояла недоделанная заготовка, тумбочку с инструментами, и заинтересованно подошел поближе.
– Вам нужен гроб? – сделав акцент на втором слове, уточнил он, беря в руки дощечку с прилепленным к ней куском пергамента и мажущий уголек.
– Нет. – Черточка в листе.
– Саркофаг?
– Нет. – Еще одна, пониже.
– М-м-м, погребальная ниша?
– Нет.
– Неужели вы хотите деревянный фамильный склеп?!
– Нет.
– …Так, госпожа, что вам от меня нужно? – недоуменно вопросил гробовщик.
– Седло.
– Что?!!
Вы когда-нибудь видели страдающего базедовой болезнью вампира? Я сейчас лицезрела нечто очень похожее.
– Седло?! Какого черта вы пришли ко мне?!!
– Потому что вы сейчас – единственный свободный плотник.
– Вот почему все считают, что гробовщик обязательно свободен? – всплеснул руками он, вопрошая словно у себя. – У него будто бы дел больше нет, как только заказы мастерить... А на всякий случай стачать пару-тройку? А на продажу?! А вдруг у меня хобби такое?!!.. Короче, – вампир резко перестал метаться вокруг стола и вернул себе деловой вид, – какое вам нужно седло?
Я неподдельно обрадовалась и в подробностях описала нужные размеры, жесткость и обивку. Гробовщик что-то тщательно просчитал, даже зарисовал небольшую модельку, и объявил, что это мне будет стоить семь с половиной «солнечных».
Заказ обещали к завтрему, существенно подгоняя меня в охоте на неизвестного рассветинского призрака. Напоследок вампир попытался мне втюхать липовый гроб («всего за два «солнечных»! замечательная работа»), но я упорно отказывалась, отмазываясь тем, что у меня есть еще дела на этой грешной земле (и нет не то что лишних, но даже нужных денег. Впрочем, я не стала этого говорить, ограничившись мыслями в адрес Ател).
Мне понравились Ранние Рассветы. Тихая, уютная и невероятно чистая деревня. Создавалось благодушное впечатление, что жители Рассветов раз в неделю собираются все вместе и устраивают генеральную уборку. Прогуливаясь мимо дома плотника, я с улыбкой заметила, что нерадивого мужика все же оттащили домой для промывания мозгов скалкой или толстностенной чугунной сковородкой. Мне стало искренне жаль беднягу, но ровно до тех пор, пока я не наткнулась на деревенское кладбище, расположенное у самой околицы.
Сейчас, утром, при ясном солнышке, ничего такого особо страшного в нем не было. Острые металлические оградки, каменные надгробные плиты, деревянные кресты. Все чисто, аккуратно, заслуживающее уважение. Благодать. Так бы и осталась. Вот прямо вот здесь.
Я в шутку начала было примериваться, где бы получше и поглубже закопаться в уютном гробу, но неуловимо тихие шаги за спиной прервали мои размышления. Ко мне тихонько подошел низенький старичок в обшарпанной одежде – видимо, смотритель кладбища – и внимательно воззрился на меня белесыми глазами. Я чуть прищурилась и поняла. Старик был слеп.
– Вот ведь какое дело, госпожа, – в упор смотря на меня, ненавязчиво произнес он. – Странное что-то бродит на моем кладбище. И я не решусь вам ответить, что именно.
– Почему?
– Великую силу сия тварь над нами, подневольными, имеет.
– Над вами?
Старичок как-то странно усмехнулся. И я только сейчас поняла, что от него ничем не пахнет. Ни землей, ни человеком. НИЧЕМ.
…Ничего себе деревенька! Призраки посередь дня шастают!
Привиденистый старичок тем временем, поддернув свое рубище на коленях, по-хозяйски пристроился на низеньком надгробии, не сводя с меня слепых глаз. Только мне почему-то казалось, что они видят, и даже получше моих.
– Что же за тварь у вас тут бродит, почтеннейший? – вежливо спросила я, опираясь спиной на каменную плиту.
– Эх, госпожа, силу она над нами имеет. Пока бродит здесь, ни слова мы про нее сказать не можем. Единственное что: и наша она, и ваша.
– Живая и мертвая?
Старик-смотритель помотал седой головой.
– И приведение, и тело имеет, – по-своему объяснил он.
– Это она по ночам воет?
– Она, родимая, она.
– Еще что-нибудь сказать про нее можете?
– Эх, госпожа, сила ее на нас давит, – снова завел старую песню смотритель. – И уйти мы из-за нее, сердешной, никак не можем, и остальную нежить тоже она притягивает криками своими.
Я в задумчивости потерла подбородок. Что за холера здесь завелась?
– И привидение, и тело… воет по ночам… силу над призраками имеет. Тьфу, гадость какая! Или же…


– Карл, я знаю!!!
Меня встретил хрип, кашель и надрывное:
– Летка, ты… чехо?!!
Я, сияя как ясно солнышко, плюхнулась рядом с ним на лавку, пододвинула к себе его тарелку с неоконченным завтраком, для проформы пару раз энергично похлопала по спине и воззрилась на красного, как перепаренный рак, приятеля абсолютно счастливым взглядом абсолютно свихнувшегося человека.
– Карл, я знаю, что за гадина здесь ошивается! Мне смотритель сказал, что…
– Какой смотритель?
– Кладбищенский.
– Лета, – как можно ласковей произнес валькир, ненавязчиво пытаясь стянуть у меня початую порцию утренней яичницы. – Местный кладбищенский смотритель мертв уже неполные полгода как.
– Я знаю. – Я сильно пришлепнула его по кисти. – Так вот, смотритель только что намеками попытался объяснить мне, что за тварь тут водится. И я поняла. Сегодня вечером будем тебя хоронить.
– Лета, ты правда рехнулась или только притворяешься? Если притворяешься, то еще есть надежда.
– Дурак, – холодно констатировала я. – Ну, если не хочешь, могу хорониться я. Но гроб заказывать мне будешь ты, как виновник сего торжества!
– Угу. Дубовый или сэкономим? Ну, там бумажный...
– А тебе какой больше нравиться?
– Мне…


На его похороны собралась вся деревня.
Черный гроб, обитый изнутри бело-голубым ситцем в цветочек (сам выбирал!), величественно плыл на широких плечах двух шкафоподобных детин в рубахах навыпуск и самыми скорбными физиономиями. Позади перешептывались и безудержно «рыдали» женщины-плакальщицы и недоуменно хлопали ресницами мелкие детишки. В их пока нетронутых логикой (особенно моей, женской) головках никак не укладывалось, зачем хоронить живого человека. Ребятишки постарше смекнули лучше, и теперь старательно импровизировали вселенскую грусть к безвременной кончине какого-то полузнакомого дядьки-проходимца. Мужики благоразумно помалкивали, переминая в руках шляпы и сдерживая хихиканье. Чую, они с моей помощью нашли замечательный, а главное неоспоримый повод опрокинуть сегодня вечерком по бутылочке-другой национального деревенского алкогольного напитка «за упокоение». Сама я, незаметно подхихикивая, плелась позади всех. Сначала я намеревалась идти, как и надо было, по соседству с гробом, но нечаянно поймала весьма пламенный взгляд покойника, обещающий мне все козни преисподней, если операция сорвется, и я благоразумно отшвартовалась в конец «кортежа».
Вот такой колоритной процессией мы торжественно внедрились в частные владения кладбищенского смотрителя. Остановившись возле заранее вырытой могилы, парни-антресоли опустили гроб с моим боевым товарищем на землю, старательно прикрыли крышкой весь тот ужас, возлежавший на голубом фоне в цветочек (хотя, сказать по правде, Карл смотрелся в своем «последнем» пристанище весьма эффектно: растрепанные волосы каштановым огнем змеились по подголовнику, присыпанное бело-зеленоватой пудрой из смеси муки и плесени лицо выражало крайнюю степень страданий, а сделанный на заказ черный саван был выше всяких похвал; после операции выпрошу подарить). Я зареклась себе не говорить валькиру, что гроб попросту спихнули в яму, причем ногами, но думаю, что он и сам превосходно все ощутил.
– Внемлите, люди, – глубоко прочувственным голосом начала я, по праву доброй знакомой взяв слово. – Сегодня мы провожаем в посл…кхм…ий путь моего доброго друга, товарища и отличного валькира…
Я выдержала эффектную паузу и продолжила:
– Если ты слышишь меня, Карл, селяне искренне надеются, что ты не воскреснешь боле…
Кажется, сквозь начинающие проклевываться смешки я засекла раздраженные поскребывания приятеля, но меня уже понесло.
– …упырьем богомерзким, ибо мне, Карл, будет очень неприятно сидеть в засаде в обществе комаров и дырявить тебя осиновым колом. Насквозь, а у меня на это сил не хватит – ты себе такую ряху отожрал…
Печальные смешки перешли в скорбный хохот.
– …в общем, покойся с миром, милый друг, мне будет тебя очень не хватать. И этого милого гробика, кстати, тоже.
Я позволила себе пустить скупую слезу и под редкие, но искренние аплодисменты отошла, отказавшись выходить на «бис».
…Ой, чую, всыпет тебе Карл за подобную напутственную речь…
Для этого его еще откопать надо.
Мужички покладисто поплевали на ладони и взялись за лопаты. Чуть присыпав ящик землей, чтобы углы не сильно вызывающе выпирали, селяне начали расходиться по своим делам. Я сделала вид, что ухожу вместе с ними, выглядывая наиболее удобные кусты.
– Удачной охоты, – успела шепнуть мне хозяйка нашего сеновала до того, как я нырнула в жесткий, но самый раскидистый куст репейника.
Солнце торопливо клонилось к горизонту, словно стараясь как можно быстрее улизнуть и не видеть близящуюся ночную сцену на рассветинском кладбище. Я присела на травяную кочку, оперлась спиной на ствол корявенькой березы и осталась ждать.
…Песенку, что ли, спеть?
…Через полчаса над головой уже наливался серебром старый месяц в компании звезд. Где-то далеко провыл волк-одиночка, а с другой стороны пробежала целая стая, потявкивая и шелестя. Я запрокинула голову, закрыла глаза и в буквальном смысле поставила ушки на макушке. Встопорщенные вихры безапелляционно прорвали остроконечные слушалки, улавливающие тонкие прослойки звуков, в такой громкой ночной тишине.
Ближе к полуночи мое внимание привлекла светлая, слабо фосфоресцирующая фигура. Я прищурилась, внимательно рассматривая ее, и на всякий случай вернула ушам человеческое состояние. Совершенно бесшумно, так, что даже я ее не засекла, фигура проплыла к могиле и неимоверно грустным взглядом больших, матово-стальных глаз без белков и зрачков уставилась на могилу Карла. Высокая девушка в богатом бело-сером платье. Волосы у нее и вправду были черными, завивающимися в кольца и остриженными чуть ниже плеч. Слишком плотная для призрака и слишком бесцветно-нереальная для человека. Кукольное, беззащитное личико ребенка выражало крайнюю скорбь, в огромных глазах жемчужинами наливались крупные слезы.
Я безапелляционно и абсолютно молча вылезла из кустов прямо у нее за спиной.
Девушка резко обернулась, вперив в меня блестящие серые глаза, и тихонько пока всхлипнула.
– Зачем он умер? – чистым высоким голосом спросила она.
Я молчала, не отрываясь следя за ней.
– Почему вы не отвечаете? Я вас спрашиваю!
Молчание.
Личико баньши исказила гневная судорога.
 – Почему ты молчишь?! Отвечай! Я желаю говорить с тобой!!!
В голосе начали проскальзывать визгливые, опасные нотки.
О баньши охотникам известно мало. Они опасны своим криком и запросто могут убить им. Теперь я знаю, что баньши имеют власть над призраками. Какие еще сюрпризы принесет мне эта среброглазая девица?
– Говори!!!
Я дернулась назад, как от сильного порыва ветра, но продолжала молчать. Заговорить с баньши было опаснее, чем зазеваться при встрече с вурдалаком. Она мастерки затевала разговоры, в десять минут выпивая вместе со словами душу.
Она разозлилась. Лицо сморщилось, мигом перестав быть красивым, тело сгорбилось и начало плавиться, как сталь, медленно принимая совершенно иные формы – серой уродливой твари, помеси богомола и пчелы. Тварь медленно выросла на полкорпуса выше меня, раздвинула жвала и угрожающе зашипела. Я быстро подобрала удивленно брякнувшую челюсть и начала потихоньку пятиться от неторопливо наступающей на меня гадины.
– Карл… – негромко позвала я. Баньши лишь затрещала крыльями на мои усилия, не пытаясь, впрочем, взлететь. Судя по пропорциям тела и крыльев, она и не умела. – Карл!
Земля заворочалась, и первое, что я увидела – это бледная рука со скрюченными пальцами, пробившая рассыпчатый дерн. Воскрешается в лучших традициях классических упырей, некрофил хренов.
– Карл!!! – Крик сорвался, затихнув на полувизге.
Решив умереть героем, я вытянула из заспинных ножен верную флиту и выставила ее вперед, готовясь первый удар принять на нее, а второй – как придется. Тварь щелкнула длинными зазубренными то ли клешнями, то ли лапами, и подняла над головой, моментально бросаясь на меня. Я пластом бросилась на землю, перекатившись у нее между ногами под брюхом, тоже почему-то защищенным хитиновым панцирем, и пролетела мимо, встав на ноги уже за ее спиной. Первое, что попалось в руку, была крышка гроба, откинутая поспешно отплевывающимся и отряхающимся от земли Карлом. Недолго думая, я откинула меч, поудобнее перехватила крышку и со всей силы, справа налево шандарахнула ею по морде поворачивающейся ко мне баньши.
Щепки так и брызнули во все стороны. Гадина оглушено замотала башкой, а я прицелилась и с другой стороны добавила ей еще и клинком, сначала летевшим лезвием к ней, чтобы отрубить голову, но звякнувшим о твердый панцирь у перехода от головы к грудной части и наподдавшим ей плашмя. Баньши мягко осела у моих ног в бессознательном состоянии.
– Он-на м-мертва? – чуть заикаясь, уточнил Карл, вылезая наконец из своей могилы.
– Было бы глупо на это рассчитывать, – хмуро отозвалась я, ногой попинывая гадину. – Просто пока без сознания. Здоровенная, сволочь. И непробиваемая, как позапрошлогодние подштанники пророка Бирюка. Черт, что же с ней делать?
– Она нечисть. Надо ее проткнуть чем-нибудь антинежитинским…
– Серебряных колов с собой не ношу и святой водой не плююсь, – взвилась я.
Карл лихорадочно порылся в карманах и вытащил на свет лунный длинную цепочку.
– Вот.
Я весьма скептически оглядела маленький серебряный крестик, красивый и изящный.
– Для такой большой нежити этого не хватит, – уверенно заявила я, с нарастающей тревогой смотря, как баньши начинает шевелиться.
…Этого даже для меня мало будет!
Вот именно. Но не говорить же это ему, правда?
– Тварь просыпается! – предупредил валькир, подхватывая свой меч и отбегая чуть в сторону. Я торопливо сграбастала обеими руками длинную рукоять флиты и вышла чуть вперед, как бы прикрывая собой валькира.
Баньши очухалась на удивление быстро. Поднялась на лапы, все еще мотая головой, и тут я сделала один из самых дурацких поступков в своей жизни.
Не раздумывая и не выпуская флиты из судорожно сжавшихся пальцев, взмахнуть которой… да что там, даже поднять которую уже не успевала!.. я свободной рукой хватанула серый короткий отросток на ее теле, сколький и мигом вылетевший из пальцем. Но, прежде чем я успела подумать «упустила!», пальцы уже сомкнулись на чем-то другом, мохнатом и упругом, а сильный рывок чуть не выдернул руку из сустава, вынудив вцепиться в добычу и второй конечностью, левой. Отброшенная флита зазвенела по твердой земле, остановившись в каком-то локте от темнеющей ямы могилы, хозяина которой я почему-то не видела.
…Если сбежал… уши надеру, когда поймаю!.. Ой, нет, если поймаю. Если вообще доживу… Мама!
Очень сомневаюсь, что мне удалось бы удержать гадину на месте, даже уперевшись пятками в землю (легче было остановить коня на полном скаку, дернув оного за хвост), но ошеломленная моей наглостью тварь остановилась сама. Резко обернулась, раздвинув смрадные жвала, и повстречалась с моим не сильно внушительным, но понятным в любой ипостаси оскалом. А, наплевать, не впервой мне воевать! Я зарычала. Хорошенько, прочувствованно, из глубины горла, тронутого трансформацией. Баньши в ответ рявкнула мне прямо в лицо.
Отросток под моими пальцами чувствительно завибрировал, и я впилась в него еще и поспешно выпущенными когтями. Тварь мой опрометчивый поступок заметила, заревела от боли и принялась лихорадочно пытаться спихнуть меня со своего бока.
Окружающее меня кладбище превратилось в сплошную серо-бело-черную полосатую материю, мелькающую перед глазами с феерической скоростью. Вскоре у нас у обеих закружилась голова, и баньши просто хлопнулась набок, пытаясь достать до меня какой-нибудь из цепких конечностей. К счастью, гибкостью змеи, чтобы извернуться и цапнуть меня (лучше сразу насмерть) она не обладала. Поэтому я быстро разжала пальцы и резво вскочила ей на спину, сжав коленями толстое мохнатое тело и вцепившись в жесткую щетину.
Сейчас баньши отчаялась достать меня своими многочисленными отростками, а просто, хищно лязгая жвалами, принялась скакать по свободному месту, сбивая кресты и разбивая в щебень каменные надгробные плиты. В итоге мы обе озверели окончательно – хрипящая, капающая слюной гадина вообще перестала разбирать дорогу, разрушая все на своем пути, а я, позабыв, в какой ипостаси нахожусь, вцепилась клыками ей сбоку в шею. Завизжав, как простая шавка, она волчком закрутилась на одном месте, а потом со всей дури боком врезалась в склеп, темно-серым сараем стоящий через два ряда от Карловой могилы. Висящий на двери гербовой щит какого-то аристократического рода сорвался вниз и ребром саданул меня по предплечьям, а тварь по шее. На этот раз мы взвыли в унисон. Я отбрыкнулась от баньши в сторону и свалилась на землю на спину.
Под рукой провернулось что-то тонкое, длинное, требовательно звякнувшее. Я машинально схватила это за оплетенную мягкой кожей рукоять и наискось полоснула по нависшей надо мной гадине, по инерции отлетая вслед за слишком сильным взмахом.
Это меня и спасло.
Хитиновый панцирь пробился с хрустом скорлупы лесного ореха, оставив широкую, в три пальца, трещину, из которой чуть погодя выпала слизистая требуха. В нос ударил тяжелый запах крови.
Тварь содрогнулась всем телом, словно от удара молнией, а потом мордой вперед завалилась в стремительно расползавшуюся темную липкую лужу, больше не дернувшись. Я с трудом заставила себя отвести от нее взгляд, машинально провела рукой по губам, стирая горькую кровь... и увидела бледного как полотно Карла, замершего мраморной статуей с неестественно выпрямленной спиной, словно оглоблю проглотивший. Стоял он близко, и я как-то не очень поверила, что он находился здесь постоянно во время моего поединка с баньши.
Вернее, остервенелой грызней двух тварей.
Я судорожно заморгала, краем сознания осознавая, что выгляжу сейчас может чуть лучше, чем поверженная тварь. В пятнах крови, потеках, размазанных по лицу, в разодранной наискось мокрой рубахе, с фосфоресцирующими глазами, длинными клыками и когтями на кончиках судорожно сжатых на рукояти флиты пальцев.
Но не менее опасно.
…Плохо. Очень плохо.
Не надо, Ател. Не надо. Я знаю…
Я облизнула губы, сплевывая розовую слюну на землю, и медленно пошла к нему. Валькир не шарахнулся от меня, как от чумной, когда я, чуть задев его плечом, прошла мимо, только не мигая проводил широко распахнутыми глазами, в которых отражалась именно такая я.
Что ж, ладно.
…Я остановилась около самой околицы. В воротах, словно поджидая меня, стоял седой как лунь кладбищенский смотритель, а мимо него неторопливо проплывали плененные жители кладбища, за чертой растворявшиеся в воздухе. Он чуть кивнул мне, приветствуя, благодаря и прощаясь одновременно, и последним вышел за околицу, облачком тумана расплывшись в ветре. Я чуть подождала, пока сомкнется трещина Края, и медленно пошла вперед по дороге, опустив голову.
У меня впереди была еще вся ночь.


– Вот спасибо, вот уважили! – улыбалась хозяйка, щедро уставляя стол всевозможными деревенскими лакомствами. – Наши мужички сегодня с утреца на кладбище сбегали. Как увидели тварь, вами убитую, так двое за запасными штанами побежали. Жуть какая! А вы, храбрецы, ночью да наедине с нею! И как вам не страшно?!
– Страшно, матушка, очень страшно, – вежливо улыбаясь, сказала я. – Особенно если в одиночку.
– Ох ты ж, страсти-то какие!.. Ну спасибо вам, воители, спасибо. Только… Не слышали ли вы ночью, во второй половине, вой чей-то, а? Не очень далече. Да такой прочувственный вой был, тоскливый, длинный. Волчица небось одинокая пела…
Я на мгновение прикрыла глаза.
– Наверное... Но больше она здесь петь не будет.
– Почему? – искренне изумилась женщина.
– Ушла она из этих мест. Еще до рассвета ушла.
– Жаль, – грустно улыбнулась хозяйка. – Так красиво пела… Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь!
Я взяла из общего блюда румяный сырник, обмакнула его в густую сметану в блюдечке и сжевала, растянув губы в самой искренней из всех поддельных улыбок.
Вкуса его я даже не почувствовала.
Когда-то Клейменс назвал меня лицедейкой. Знал бы он сейчас, как тяжело мне играть, когда напротив отрешенно переворачивал с боку на бок румяные оладьи Карл. Хозяйка, почувствовав что-то неладное, отговорилась делами и поспешно сбежала с кухни, но мы так и не заговорили. Молча отставили практически нетронутый завтрак и поодиночке вышли во двор, где нас ждала целая делегация. Во-первых, нам от всей души сказали спасибо все селяне, высыпавшие на улицы; во-вторых гробовщик самолично принес мне замечательное новенькое седло с резьбой на каждой луке и обитым мягкой кожей сиденьем и подарил мне совершенно безвозмездно; в-третьих, селяне не только выдали нам полный заработок на двоих, но и отсудили Карлу неплохого жеребчика, что несказанно меня порадовало. Карл коротко поблагодарил за коня и сразу же вспрыгнул в седло, не оборачиваясь уезжая из Ранних Рассветов. Селяне, сердечно проводив одного охотника, попрощались со мной и разбрелись по своим утренним делам.
Я прислонилась спиной к забору и закрыла глаза.
Как ты думаешь, он скажет кому-нибудь обо мне?
…Не знаю. Но мне почему-то кажется, что нет.
Почему?
…Слишком много воспоминаний осталось у него про тебя.
Ну и что?
…Воспоминания – сильная вещь…– Ател загадочно прикрыла глаза.
Я с тобой соглашусь, но я тебя не понимаю.
…А ты сама могла бы, будь Карл нежитью, сказать об этом кому-нибудь?
Нет. Мне это не надо.
…Вот именно.
Но я-то сама нежить, а он человек.
…Приравняй к своей специальности воспоминания…
Я вздохнула и чуть дернула уголками губ.
Ладно, я поняла твою точку зрения.
Отойдя к околице с новым седлом наперевес, я продолжительно свистнула. Потрепала Сэру по мохнатой холке и опустила седло ей на спину. Кригана сначала скептически посмотрела на него, но скидывать не стала. Неужели ей понравилось? Хорошо бы, иначе я разорюсь на седлах.
Затянув подпругу на пятую, оптимальную дырочку, я медленно залезла в седло. Сэры вопросительно покосилась на меня и без всяких понуканий повернула в сторону ворот.