Орденоносцы

Подведение итогов предвоенной пятилетки на строительстве Храмской
 ГЭС в Закавказье совпало с завершением досрочной проходки 8-ми километрового  напорного тоннеля, поэтому к высшей из трёх выделенных по этому случаю Правительственных наград - ордену Ленина решено было представить именно передового проходчика, стахановца Артёма Григоряна.
Следующим по статусу орденом Трудового Красного знамени был удостоен главный инженер стройки Арон Маркович Гиндин, а Начальнику строительства Вахтангу Лаврентьевичу Чанкотадзе достался наиболее скромный  в  иерархии кремлёвских отличий  орден Знак почёта.
В те времена нечастые правительственные награды  было принято вручать из рук в руки лично Председателем Верховного Совета СССР М.И. Калининым, поэтому как только газеты опубликовали соответствующий Указ, на стройке со дня на день стали ждать вызова награждённых в Москву.
Секретарь парткома строительства товарищ  Айвазов, на которого легла вся организационная сторона вопроса, и  от участия в которой по соображениям скромности представленные к наградам руководители самоустранились, сбился с ног, не успевая разрешать всё новые и новые проблемы по этой части.
 Догадаться откуда они в очередной раз  могут, возникнуть было, невозможно, и партийный руководитель  больше всего опасался того, что нечто очень важное может всплыть в последний момент, когда времени на его разрешение уже не будет.
Стройка была в ста километрах от Тбилиси, где располагались руководящие партийные органы республики, которые товарищ Айвазов постоянно навещал, чтобы пользоваться в незнакомом ему деле  советами более опытных товарищей, и хотя в экспериментальном двухместном «газике» с открытым верхом, который был в его распоряжении, он неустанно сновал по этому маршруту, то чего он больше всего  боялся,  всё же случилось. 
Началось с разговора о креплении ордена. До войны ордена не подвешивались на ленточных колодках, как это делается теперь, а крепились сквозным винтом к одежде, и  Арон Маркович Гиндин задал товарищу Айвазову вполне уместный вопрос: если, мол,  полученную награду принято тут же в Кремле одевать, то, как быть с отверстием под винт? Надо ли его приготовить заранее, или следует прихватить с собой в кремль нужные инструменты?
Этот немаловажный  вопрос,  к счастью, быстро разрешился.
В ЦК партии без труда нашли орденоносца, который успокоил озабоченных новичков, объяснив, что в Георгиевском зале Кремля, где происходит церемония награждения, в уголочке за маленьким столиком сидит мастер, подойдя к которому можно с его помощью  быстро и аккуратно прикрепить награду к любой одежде. Но если за гардероб интеллигентной части награждённых можно было поручиться, то вполне  резонно  встал вопрос: а в чём, собственно,  собирается ехать в Кремль кавалер ордена Ленина проходчик Артём Григорян, которого  до сих пор на стройке видели только  в неизменно выпущенной одной и той же замызганной блузе?
Похолодев от дурного предчувствия, товарищ Айвазов  бросился в свой «газик» и ринулся на стройку, где был занят своим ежедневным  делом горнорабочего ничего не подозревающий о заботах партийного секретаря, представленный к ордену Ленина передовой проходчик Артём Григорян. Ему ещё только  предстояло вжиться в новое положение, которое обязывало его к  большему, чем то, к чему он привык в своей повседневной жизни.
Судьба  вознесла деревенского паренька к высотам высшей Правительственной награды страны совершенно случайно и без особых с его стороны усилий. В глухой высокогорной армянской деревеньке Ташбаш на берегу бурной реки Храми он рос младшим в многодетной семье и ничем особым от своих братьев и ровесников не отличался. Разве что своей необъяснимой упитанностью.
Как ни странно, но ни скудная еда, ни горные пастушьи  тропы, по которым он кочевал с барантой, ни другие сельскохозяйственные работы, среди которых не было лёгких по определению,  на удивление селян не в состоянии были укатать его неизвестно за счёт чего раздающиеся телеса, вес которых к 20-ти годам перевалил у паренька за сотню килограмм.
При этом избыточная масса собственного тела Артёму не только не мешала, а скорее  наоборот жаждала нагрузок, и было удивительно, с какой хваткой этот единственный в небогатой  деревне толстяк справлялся с любым физически нелёгким делом, за которое брался. Это давало повод народу не только считать в порядке вещей то, что  в колхозе его в первую очередь привлекали к  тяжёлым земляным работам, но  ещё и  подтрунивать:
- Ничего, мол, пусть потрудится. Спустит вес. А то ишь, сколько наел лишнего.
Однако беспримерное трудолюбие внешность  Артёма не видоизменяло и тело его, несмотря на тяжёлые нагрузки, продолжало  раздаваться вширь, и становилось со временем  ещё более  гладким и бесформенным.
В 30-е годы захудалая деревушка Ташбаш была неожиданно избрана местом возведения временной карликовой гидростанции для энергообеспечения развернувшегося Храм ГЭСстроя  и  Артём, не знакомый до этого с твёрдым рабочим заработком, одним из первых завербовался на её строительство в бригаду землекопов.
Всякий знакомый с особенностями кавказского грунта знает, что понятие «копать землю» здесь скорее похоже на «долбить скалу» и неудивительно, что Артём, подрядившись на земляные работы, чаще орудовал киркой, чем лопатой.
Здесь на стройке он впервые познакомился с отбойным молотком и очень быстро научился обращению с этим замечательным механизмом, который казалось,  был придуман специально для него, поскольку в работе был тем  эффективнее, чем больше была масса тела работающего с ним землекопа.
Живые деньги, которые в отличие от условных колхозных трудодней, Артём теперь исправно  получал два раза в месяц, начали приносить в родительскую семью непривычный достаток. А молодого трудолюбивого рабочего, с началом  строительства основного объёкта – напорного  8-ми километрового тоннеля - одним из первых зачислили в бригаду его проходчиков.
Работали под землёй в три смены встречными бригадами, стартовавшими из трёх вспомогательных шахт. Проходчикам платили сдельно и маркшейдеры не поспевали за Григоряном и его товарищами, постоянно опережающими график, корректировать трассу проходки. 
С началом стахановского движения в стране Артём без всякой инициативы со своей стороны стал, кроме высоких заработков пользоваться ещё и почётом. В члены партии его по причине малограмотности пока не вовлекали, но в коллективе часто ставили в пример как достойного семьянина, поскольку ко времени представления к высокой награде он слыл человеком непьющим и растил с молодой женой уже двоих детей.

Обеспокоенный гардеробом Григоряна товарищ  Айвазов отозвал его со смены и потребовал показать  свою выходную одежду. Жена Артёма в барачной комнате, где они проживали с детьми, не без гордости продемонстрировала секретарю парткома тщательно отстиранную и отутюженную «чистую» рубаху, которую тот одевал по воскресеньям и в которой собирался ехать в Москву за наградой. Глянув на это «одеяние», товарищ  Айвазов с трудом втиснул Артёма в свой малогабаритный автомобильчик и объездил с ним в поисках готовой одежды все промтоварные магазины района, а затем и города. Его усилия были совершенно напрасны. Как он и опасался, ни один готовый  костюм напялить на необъятного Артёма было невозможно.
Пришлось при содействии Секретариата ЦК партии обратиться к услугам специального ателье при Совете Министров республики, которому оттуда  предписали выполнить заказ на индпошив в самом срочном порядке.
Пожилой закройщик много лет обшивающий членов правительства долго с безнадёжными вздохами обмерял ленточным сантиметром необъятные Артемовы телеса и сокрушался по поводу назначения совершенно нереального срока готовности.
Из наличия костюмных материалов на складе он выбрал для знатного проходчика  тёмно-синий габардиновый отрез, предупредил о необходимости  двух обязательных примерках и по своей инициативе дописал в заказ две белые сорочки столь же нестандартных размеров, а так же два комплекта платков и галстуков. 
Под личным контролем товарища Айвазова все поставленные условия были соблюдены в срок, но всё же к отъезду награждённых в Москву костюм для Григоряна был готов только отчасти, и одного из мастеров пришлось  подсадить к нему в «международный» вагон, чтобы в пути до станции Самтредия он пришил к пиджаку недостающие  пуговицы и обметал петли.

Спустя две недели приветствовать первых орденоносцев, возвращавшихся с полученными в Кремле наградами, было решено в воскресный день и в два этапа: сначала   рабочей делегацией   на полпути к стройке при въезде в Санамерскую долину, затем в сопровождении этой делегации  на общем митинге  трудового коллектива.
 День выдался солнечный и тёплый. Делегация прибыла к месту встречи на трёх грузовиках с плакатами и буфетом. Настроение было приподнятое.  Повязанные светлыми косынками молодки в ожидании героев дня заводили под гармонь озорные частушки и плясали фокстрот на модный в народе мотив: «…девочка Надя, чего тебе надо?». Парни, не особо охочие до танцев, угощали девок из газетных кульков начинёнными повидлом  карамельными  «подушечками»  и лимонадом.
Кортеж со стороны города прибыл в составе  трёх легковых автомобилей. В порядке старшинства полученных наград первой ехала машина Айвазова с Артёмом Григоряном на борту. Именитого проходчика узнали не сразу, поскольку в цивильном костюме и белой сорочке под галстуком Артёма  никто сроду не видел, но орден Ленина сияющий на лацкане его пиджака не оставлял сомнений и товарищи, чуть помешкав, устроили ему бурную овацию.
Из служебной «Эмки» главного инженера (М-1) вышли так же тепло встреченные народом  Арон Маркович Гиндин и Вахтанг Лаврентьевич Чанкотадзе. Третья самая вместительная служебная машина начальника строительства  (ЗИС-101) была предоставлена в распоряжение жён и детей награждённых.
Изготовить лесенку не догадались и на импровизированную трибуну – борт грузовика - с помощью Айвазова из награждённых вскарабкался только пожалованный орденом Трудового Красного знамени главный инженер строительства  А.М. Гиндин, который в ответ на приветствие секретаря парткома и произнёс официальную  речь. Двое других, чья комплекция не позволяла им подняться на высокий грузовик, выслушали приветствия и поздравления в свой адрес, стоя на подножке его кабины.
Возвращались встречавшие в кузовах своих грузовиков под собственные песни, пропустив вперёд легковые машины с орденоносцами.
Возле Управления строительством их ждала затянутая кумачом более благоустроенная трибуна, население посёлка и речи, прибывших на встречу руководителей района, после чего вновь заиграли гармошки, и народ разбрёлся по прилегающим лужайкам, уставленным лотками с кипящими самоварами, вазами с начинёнными повидлом слипшимися «подушечками»  и разложеной по тарелкам  нехитрой домашней выпечкой.
Ликующей по праздничному поводу безмятежной  публике было невдомёк, что радуется она своим успехам в последний раз, перед тем как без малого через  месяц всех снова соберут на общий митинг, но уже без всяких угощений, и те же руководители, с той же трибуны объявят им, что строительство ГЭС по причине нежданной войны с коварной  Германией на время военных действий консервируется, а народ подлежит всеобщей мобилизации.
В армию Артёма по причине чересчур нестандартной комплекции не взяли. В пройденном напорном тоннеле, где перед консервацией завершались только отделочные работы, делать ему было нечего. Его старшие братья были уже  на фронте. Старики, женщины и дети кормились в деревне с приусадебных  хозяйств  и Артём, чтобы поддержать их  семьи и родителей вернулся в село.
Работоспособных мужчин в деревне практически не осталось  и, несмотря на то, что Артёма никто ни в чём не упрекал, было, ему молодому и здоровому  среди жён и матерей фронтовиков не по себе.
Каждый день ранним утром он покрывал расстояние в несколько километров до  строительного посёлка, чтобы поспеть в здание клуба, где в качестве доверенного лица  парткома  его заведующий отворял на четверть часа ящик с радиоприёмником Т-6, настроенным на московскую станцию им. Коминтерна и позволял собравшимся жителям послушать свежую сводку Совинформбюро о положении на фронтах.
В одно из таких утренних посещений клуба он неожиданно встретил там своего приятеля-соперника из смежной бригады, проходчика Зябкина, также не подлежащего призыву,  который, однако,  был в военной гимнастёрке с сержантскими треугольниками в петлицах и с красовавшимся на груди боевым орденом Красной звезды.
Артём узнал от него, что по инициативе командования Закавказского фронта за Северокавказской линией обороны, где происходили активные боевые действия, полным ходом строились инженерные укрепления, которые были предназначены для того, чтобы  в нужный момент, заблокировать перевалы и сделать невозможным продвижение вражеских войск по Военно-грузинской дороге в Закавказье.
Работы, под руководством войсковых сапёров  выполнялись  ополченцами из числа, по разным причинам  не призванных в армию,  специалистов ХрамГЭСстроя.
Тактический замысел обороны был прост. Несколько участков знаменитой горной дороги, ограниченных отвесными скалами и пропастью,  благодаря чему они  не имели перспективы объезда, превращались в ловушку для танковых колонн. Как только они её занимали, из хорошо замаскированных  точек огнём заранее пристреленных орудий подбивался первый и последний танки колонны, которые парализовали её движение и обрекали  всю колонну на неминуемое уничтожение.

Зябкин объяснил ему, что прибыл на стройку с поручением забрать со склада остатки  аммоналовых трубок, в качестве взрывчатки, которой  они минируют теснины горной трассы на случай необходимости их обрушения, и что шпуры под заряды долбят проходчики, имевшие опыт работы с отбойными молотками, а заряды закладывают военные.
- А орден у тебя за что? – ревниво спросил Артём.
- Да так, - уклончиво ответил тот, - участвовал в подготовке успешной боевой операции.
Артём, не находивший последнее время места себе в деревне понял, что судьба свела его с Зябкиным не случайно, и объявил, что не позже, чем через час поступает в его полное распоряжение.

Глава сапёрного ополчения гидростроителей секретарь парткома Айвазов не стал перечить желанию  знатного проходчика, и распорядился о зачислении его в отряд.
Как и перед памятными проводами Артёма за орденом в Москву для  него и на этот раз пришлось искать нестандартное  обмундирование.
Пилотку и сапоги богатырю, в конце концов, кое-как подобрали. А форменные петлицы пришлось нашить прямо  на воротник его пресловутой рабочей блузы, на подпоясывание которой, чтобы охватить нужный объём, ушло два казенных ремня притороченных друг к другу.
Осваиваться с работой практически не потребовалось. Новизна свелась к тому, что на привычный  Артёму отбойный  молоток был заменён пневматическим перфоратором с узким и длиинным долотом, после проходки, которого оставался, не требующий отвала глубокий шпур, куда сапёрами закладывалась и уплотнялась взрывчатка.
Неожиданно подвижной и продуктивный для своей комплекции Артём вскоре заслужил  восхищение военных, и они всерьёз предлагали зачислить его в кадровый состав Красной Армии, обещая сержантские треугольники младшего командира.
- Для чего мне ваши треугольники, если у вас нет  для меня даже  подходящей рубашки, - полушутя отговаривался Артём, - сперва  пошейте мне настоящую гимнастёрку, тогда поговорим. И может быть, договоримся.
Как-то намечая новый объект для «ловушки» Айвазов с командиром сапёрного батальона обсуждали целесообразность подрыва громадного нависшего над дорогой каменного козырька издавна получившего у проезжих шоферов  прозвище:  «пронеси, Господи!».
Видимо водительские обращения до Всевышнего доходили, поскольку скала долгое время продолжала висеть над дорогой, а раздавленных ею жертв так никто, и не припоминал.
 Давай, командир, сделаем доброе дело, - предложил атеист Айвазов, которого коробила вера людей в Божье милосердие, - уберем к чертям козырёк и избавим людей от необходимости  всякий раз молить несуществующего  Бога о милости.
- Это можно, - соглашался сапёр, - однако опасно, поскольку  основание у скалы довольно хилое, и она при горных работах может обрушиться на рабочих без всякой взрывчатки.
Тем не менее, разметить точки подрывных закладок он своим людям всё-же поручил, предупредив, что разработку их без его особого распоряжения запрещает.
Артёму, слышавшему этот разговор, опасения военного сапёра были непонятны.
- Откуда ему – сыну российских степей знать повадки кавказских скал, - рассуждал он, - разве был повод сомневаться в том, что, простояв благополучно  десятки лет над проезжающими машинами, каменная глыба вдруг  не выдержит ковыряния какого-то перфоратора?
 Ему было неприятно оттого, что военный возражает Айвазову, которого Артём считал своим покровителем, и, слушая его спор с командиром, ему захотелось угодить опекавшему его  секретарю парткома.
Начальники жили  в Казбеги на съёмной квартире в 10-ти километрах от места работ, и когда они на автомобильчике Айвазова оба уехали на ночлег, Артём наладил в свой перфоратор свежее долото, подтянул к козырьку дюритовые шланги и запустил компрессор.
Сапёр и Айвазов только приступили за ужином к приготовленным хозяйкой хинкалям под местным осетинским пивом, когда комбату послышался отдалённый звук работающего компрессора.
- Брось, командир, тебе мерещится от переутомления, - успокаивал его Айвазов.
Комбат на время соглашался и переключался на хинкали, но стоило ему перестать жевать и прислушаться, как в вечерних звуках вновь становился, различим  работающий агрегат.
В конце концов, Айвазов не выдержал и, отложив еду, предложил комбату съездить на место, чтобы избавиться от наваждения. Подъезжая, они убедились не только в том, что у козырька действительно   работает компрессор, но и  в том, что под самим  козырьком кто-то орудует пневмоперфоратором.
Не подозревая о законах физики, предостерегавших от разрушения крупных сооружений  в результате  совпадения периода собственных колебаний с безобидной вибрацией, именуемое резонансом, Артём к приезду руководителей  добуривал свой  десятый шпур, и понадобилось очень настойчивое заступничество Айвазова для того, чтобы грубое нарушение воинской дисциплины и техники безопасности не обернулось для него военным трибуналом. Кончилось тем, что  Артёма всё же пощадили, а   заготовленные им шпуры, начинили взрывчаткой.

Горные ловушки, устроенные военными сапёрами  при поддержке ополчения грузинских гидростроителей сделали своё дело в закупоривании и уничтожении двух танковых колонн. На третий раз, разгадав нашу тактику, немцы выпустили  мощные боевые тягачи, которые один за другим сбросили в пропасть подбитые на дороге танки и пропустили вперёд  тяжёлое самоходное орудие  для подавления наших огневых точек,  за которым вытянули, свежую  танковую колонну, предназначенную для прорыва.
Наблюдая из амбразуры ДОТа, в которой была установлена  наша противотанковая  пушка,  Айвазов с командиром сапёрного батальона терпеливо выжидали, чтобы немецкое орудие достигло нависшего над дорогой каменного козырька и когда оно полностью под него вошло, открыли  огонь, преднамеренно демаскирующий своё местоположение. Спровоцированный этим  ответный выстрел немецкого орудия, как и следовало, ожидать, вызвал детонацию заложенной под  козырьком взрывчатки.
Огромная каменная глыба, со страшным грохотом обрушившись на дорогу,  погребла под собой незадачливую «самоходку» и создала на пути танков завал,  который, под огнём нашей артиллерии было невозможно ни обойти, ни разобрать. Немецкие танки, мешая друг другу в попытке развернуться и отступить, были, так же как и их предшественники  полностью уничтожены.
После победного завершения Сталинградской операции Северо-Кавказский фронт был преобразован в Крымский.  Северный Кавказ от немецкой оккупации  освобождён, а  к Закавказской нефти  немецкие войска так и не прорвались.

Осенью 1947 года на общем митинге по случаю пуска первой очереди Храмского гидрокаскада, в числе прочих мероприятий было предусмотрено вручение ополченцам ХрамГЭСстроя медалей «За оборону Кавказа».
Когда очередь дошла до Артёма Григоряна, военком района, вручавший награды объявил, что ему, помимо медали поручено вручить знатному проходчику полученный  для него по линии военкомата  боевой орден, к которому он  был представлен ещё в военное время. 
Артем, принимая награду  улыбаясь, погладил  блестящую красную эмаль пятиконечной звезды и, встретившись глазами с сидящим в президиуме Айвазовым, произнёс  непонятную для военкома фразу: «такой же, как у Зябкина!».

Москва. 2008