С точки зрения женщины

Первое, с чего я начала – пошла искать работу. Такую, на которой никто из моих или общих знакомых не мог ожидать меня найти. Или случайно столкнуться. Но которая, в то же время, дала бы мне достаточно средств к существованию – хотя бы на первое время.

И я ее нашла! Фирма, конечно, была довольно подозрительной, в смысле, производила впечатление нечистоплотности в делах и в проведении своих операций, но я-то не собиралась в ней надолго задерживаться. И проверять ее работу тоже не собиралась. Мое дело было искать кредиты под ее операции и находить их. И обосновывать реальность их возврата. Остальное меня не касалось.

Владелец фирмы, худощавый молодой человек, несколько развязный в движениях и манерах спросил про мои рекомендации и опыт работы. Я, естественно, ничего вразумительного не сказала, поскольку моей целью именно и было – исчезнуть с горизонта, чтобы никто из тех людей, от которых я хотела бы скрыться, не знал, как меня найти. Все-таки пятимилионный город дает такую возможность.

Впрочем, то ли владельцу фирмы было глубоко наплевать на мои рекомендации, как, впрочем, и на саму фирму – не знаю, чем он на самом деле занимался, и к какой сфере относились его действительные интересы – или, как говорится, профессионализм не скроешь, чему мне больше хотелось бы верить, но он принял меня на работу безо всяких рекомендаций. Как говорится, под честное слово.

Да и какая разница, в конце концов, почему он меня принял?! Главное, что я нашла работу, которая давала мне определенную свободу в передвижениях, средства к существованию и возможность без следа раствориться в том же городе, в котором жила.

Потом мне надо было найти, где жить. И я пошла к Ибрагиму.

Ибрагим был интересным человеком. К тому же он был богатым человеком. Даже очень богатым. Но интересным человеком его делало не это. Ибрагим страстно увлекался антиквариатом. Ему принадлежал самый большой антикварный салон нашего города, и еще он вел торговлю с антикварами других стран. И во всем этом разбирался. На этом мы с ним и сошлись.

Что касается меня, то я, кажется, родилась с любовью к старым и очень старым вещам, от которых исходил запах истрии, которые имели свой характер, и которые, если к ним прислушаться, могли рассказать о многом – конечно, если вы оказывались в состоянии их услышать. Я это могла. Плюс к этому, знание атрибутов материальной культуры, особенно в части, имеющей отношение к Азии, передала мне моя бабушка, которая сама была оттуда родом и страстно увлекалась его историей и культурой.

Это же направление было истиной любовью Ибрагима, его страстным увлечением и смыслом жизни. Все остальное существовало для него постольку-поскольку.

Единственное, чего этому человеку не хватало, так это возможности поговорить с другим человеком, настолько же увлеченным этой темой, и настолько же хорошо разбирающимся в ней. И еще, чтобы этот человек был независимым, то-есть, чтобы он мог высказать свое суждение спокойно, не обращая внимания на то, понравится оно Ибрагиму или нет.

Именно таким человеком была я. У меня никогда не было много денег – или достаточно много денег, чтобы покупать предметы, которые меня действительно интересовали. В этом смысле я была совершенно независимым человеком «со стороны» – мне было совершенно безразлично, как отреагирует Ибрагим на мои слова. А вот знания у меня были. И интерес был. А еще у меня было чутье – именно то неопределяемое чувство, которое давало мне возможность безошибочно находить действительно ценную вещь в общей куче старых, зачастую очень красивых, но все-таки просто старых вещей.

Когда-то давно, проходя мимо, я заглянула в салон Ибрагима, как иногда заходила в другие салоны, на выставки и просто в магазины – не покупать, просто посмотреть на что-нибудь красивое. Чтобы отвлечься от своих мыслей, работы, забот или огорчений. Других посетителей в тот момент в салоне не было, и мы с Ибрагимом неожиданно разговорились. С этого и началась наша «дружба», если так можно назвать наши отношения.

Я иногда заходила в его салон, и, если там не было в тот момент других посетителей, мы разговаривали. Ибрагим показывал мне свои последние приобретения и давал подержать в руках те вещи, которые были у него уже давно, в том числе самые ценные, из его личной коллекции, которые он не показывал никому, и к которым уж тем более не позволял никому прикоснуться. Никому, кроме меня. За это я платила ему откровенностью – тем, что честно высказывала свое мнение о его приобретениях.

Ошибался он редко, но все-таки иногда ошибался. Я не ошибалась никогда – чутье срабатывало. И дело было даже не в том, что у меня были соответствующие знания, которые позволяли бы обосновать мне свое мнение – нет! Просто когда вещь была настоящей, она начинала петь в моих руках, я имею в виду, когда я к ней прикасалась. А обоснование находилось уже позднее, когда Ибрагим, уже самостоятельно, производил расследование истории предмета. В этом я уже никогда не участвовала.

Как-то пару раз я углядела вещи невероятной красоты и ценности среди того хлама, которые Ибрагим регулярно закупал в лавках старьевщиков Востока, куда он ездил по своим делам, и которые, затем, в том же виде он привозил сюда, к нам, в надежде, что здесь их удастся продать хотя бы ради их экзотики, чтобы пусть даже отчасти возместить свои расходы на поездку. Все-таки прежде всего Ибрагим был купцом, а ездить ему приходилось часто. К тому же, на Востоке жила значительная часть его многочисленной родни.

Как-то Ибрагим спросил меня, как мне удается никогда не ошибаться? Я попыталась объяснить ему и стала описывать, что чувствую, когда в мои руки попадает настоящая вещь.

Ибрагим искоса взглянул на меня и спросил, не пробовала ли я когда-либо ЛСД. Я спросила – почему? Он ответил, что то, что я рассказываю, больше всего напоминает восприятие людей, находящихся под воздействием этого препарата. Я наркотиками не пользовалась никогда в жизни. А Ибрагим?.. Больше на эту тему мы с ним не разговаривали.

Не стоит думать, что мы с Ибрагимом встречались часто, регулярно или что у нас с ним были какие-либо иные отношения. Нет! Кроме этого увлечения нас с ним ничего не связывало. У него была своя жизнь, у меня – своя, и фактически, никто не знал и даже не догадывался не только о нашей «дружбе», но даже о том, что мы с ним вообще знакомы. Именно поэтому я к нему и пошла.

Антикварный салон Ибрагима располагался в старом доме в центре города. Дом, естественно, принадлежал ему же. С противоположной стороны дома размещалась гостиница, занимавшая все верхние этажи здания, в том числе и над антикварным салоном. В подвальном этаже здания был расположен ресторан, числившийся среди лучших в городе. Стоит ли упоминать, что и гостиница и ресторан тоже принадлежали Ибрагиму?

Я пришла к нему и спросила, есть ли у него место, где я могла бы какое-то время пожить, не обременяя его своим присутствием и не привлекая к себе внимания. Ибрагим посмотрел на меня несколько удивленно, но, качнув головой, сказал, что да, есть. Впрочем, наверняка он уже давно навел справки и узнал про меня все, что вообще можно было про меня узнать.

Ибрагим выделил мне комнату на последнем этаже дома, над гостиницей, прямо под крышей. Других посещаемых помещений на этом этаже не было. Впрочем, и эту комнату посещали не слишком часто – судя по слою пыли, которая там лежала.

Комната была большой, но практически пустой. Сверху ее освещали два окна, которые выходили прямо на крышу, под дальней стенкой стояла кровать, параллельно ей – обеденный стол, который в случае необходимости мог выполнять роль еще и письменного, потому что был достаточно большим. Еще в комнате была пара стульев – да вот, в общем, и все. Шкафа, вешалок и всего остального там не было. Зато был примыкающий к комнате туалет с душем, свет, несколько розеток и ключ, который позволял запереть дверь, чтобы туда никто не входил. Давая его мне, Ибрагим так и сказал, что никто, кроме меня, туда не войдет, а он отвечает за свои слова. Вот там я и стала жить.

Вроде, все должно было быть спокойно, но... Произошло невероятное. Я встретила человека, которого когда-то любила, а, может быть, продолжаю любить и теперь. Я пишу «может быть», потому что и сама не уверена в этом, как и вообще в моем отношении к нему.

Когда много лет назад мы с ним познакомились, он мне понравился и показался интересным – не больше. Но вот когда мы впервые поцеловались, у меня был шок. Неожиданно у меня возникло ощущение, которое никогда больше не покидало меня после этого – ощущение, что я полностью принадлежу ему – вместе со всей своей жизнью, переживаниями, тревогами, радостями и печалями. Подобное же ощущение возникло и у него в отношении меня – но только в первой его части, то-есть, что я ему полностью принадлежу.

Когда через какое-то время мы стали с ним близки, это ощущение принадлежности стало еще сильнее – у нас обоих. Кроме того, было странное чувство узнавания. В самый первый раз, когда мы впервые были вместе – я имею в виду, в постели– ни для него, ни для меня не было ощущения ничего нового друг в друге, не было ощущения новизны. Мы как будто сто лет были вместе, и лишь из-за долгой разлуки забыли об этом.

Ощущение было настолько поразительным, что мы на какой-то момент отпрянули друг от друга и недоуменно заглянули друг другу в глаза – но... ничего особенного там не увидели. И больше об этом не говорили. Интересно, что однажды, когда мы спали вместе, я внезапно увидела нас вместе в совершенно другой обстановке. Похоже, мы находились где-то в Индии, в его дворце, и я была его женой...

Было ли это действительно воспоминанием о той прошлой жизни, когда мы и в самом деле жили в Индии и были женаты, или просто мне приснилась подходящая к случаю ситуация, я, честно говоря, не знаю. Индусы верят, что люди женятся один раз и сохраняют брак во время всех своих реинкарнаций. Сейчас модно говорить о реинкарнациях, но я не очень склонна верить во все это. Тем не менее, никогда больше ни до, ни после него ничего подобного я не чувствовала.

Как бы то ни было, даже если мы и в самом деле жили когда-то в Индии и были женаты, в этой реинкарнации у нас не сложилось. Не поженились мы. Ко времени нашей встречи он был уже несколько лет женат и, хотя не слишком сильно любил свою жену, расставаться он с ней никак не собирался. Значение имел кто-то из ее родственников, отец, что ли, и весь брак был заключен исключительно ради того, чтобы заручиться его благосклонностью. Ну а то, что молодая девушка оказалась еще и привлекательной, было только хорошо.

Так что все наши отношения, несмотря на те чувства, которые я испытывала по отношению к нему, и ощущения, которые он испытывал по отношению ко мне, ничего не могли изменить, и ничего не изменили. Он просто считал меня своей собственностью, и отчасти именно так это и было.

Наш разрыв стоил мне очень дорого – в отношении сил, чувств и эмоций, и немало удивил его. Для меня тогда как будто весь мир стал черным, и так продолжалось почти год... Для него...

Мы как-то встретились на улице. Он очень обрадовался, улыбнулся, поздоровался и пригласил меня выпить с ним чашечку кофе в ближайшей кофейне – я отказалась. Поговорили, просто стоя посреди улицы. Он пригласил меня как-нибудь приехать к нему в оффис – за время нашей разлуки он открыл новую фирму, и ему нужны были специалисты моего профиля и квалификации – во всяком случае, он так сказал. Я взяла его телефон, который он написал мне на листке, вырванном из своего блокнота, прекрасно зная, что никуда не поеду и никогда не позвоню. Он, кажется, этого не знал...

Прощаясь, я прикоснулась губами к его губам. То же самое дикое ощущение принадлежности друг другу снова резануло нас обоих. Но теперь к нему примешивалось ощущение боли и разлуки...

И вот мы встретились снова, и на этот раз у меня уже не было возможности избежать общения с ним. Я пряталась от совершенно другого человека, и убегать от них обоих оказалось для меня невозможным. Все-таки пятимиллионный город – это не очень много...

Он увидел меня, когда зашел в салон Ибрагима посмотреть, не появились ли у того новые образцы холодного оружия, которым он увлекался. Оружием он увлекался и раньше, а вот теперь, оказывается, у него уже стало хватать на него денег.

Когда он зашел в салон, он увидел меня – в кабинете Ибрагима. Сейф Ибрагима был раскрыт, сам он стоял рядом, одновременно поглядывая на дверь салона, а у меня в руках лежал самурайский клинок. Клинок был редчайшим, выкованным самим императором Готобой, но об этом, кроме меня с Ибрагимом, не знал никто.

Да и не в этом дело! Просто было ясно – я не просто так нахожусь в личном помещении владельца антикварного салона, и меч у меня в руках – не обычная железка. В конечном итоге, ведь с моим любимым – или бывшим любимым – мы были вместе не так уж и мало, и он отлично знал все мои увлечения и особенности восприятия и мышления. Так что увидев меня, он, нимало не смущаясь, с дружелюбной улыбкой прошел прямо в кабинет, чмокнул меня в щеку и протянул руку Ибрагиму.

Я онемела. Черт бы побрал мою способность теряться в самый неподходящий момент!!! Я растерялась и не нашла, что сказать и как прореагировать, а Ибрагим, взглянув на меня и на него, наверняка подумал, что нас связывают (или разделяют) непростые отношения, знать о которых он не желает. Он взял у меня из рук клинок, кивнул нам на дверь из кабинета, аккуратно запаковал его и уложил его в сейф. Потом вышел из кабинета, заперев туда дверь, и сказал:

– Ну, молодой человек, а что вам показать? – прекрасно понимая, что ничего никому показывать не надо. Как, впрочем, и объяснять. И так все было написано у меня на лице. Но об этом он как раз ничего знать не хотел.

Мой бывший (или просто) любимый улыбнулся, взял меня под локоть и вывел на улицу.

– Ты у него снимаешь комнату? – спросил он.

Проклятье! Не зря же мы с ним так долго были вместе! Никто не знал меня так, как знал он. И никто не имел надо мной такой власти. Сама не знаю, как это получилось, но я кивнула.

Он снова улыбнулся, чмокнул меня в щечку, сказал: «Ну, я пошел, как нибудь загляну,» – и пошел дальше по своим делам. А я так и осталась стоять посреди улицы, не зная, как поступить, чего ожидать, и что дальше делать.

Искать другую квартиру? Но где?.. У Ибрагима я жила бесплатно, к тому же была уверена, что никто меня грабить не будет, и что незванных гостей ждать не придется. А если я попробую снимать квартиру у незнакомых людей, кто даст мне гарантию, что ничего плохого со мной не произойдет? Тем более, что стоить это будет кучу денег, которые придется заплатить вперед, и которых у меня просто нет.

Пока я в растерянности стояла посреди улицы, произошла другая неприятность, о чем я тогда даже не подозревала. Слишком велик был шок – и после всего пережитого до того, и после встречи с «любимым».

Как я уже говорила, антикварный салон Ибрагима был расположен в центре, в угловом доме на перекрестке двух больших улиц. По одной из них ходил троллейбус. Вот из окна проезжающего мимо троллейбуса и увидела меня Томочка, подруга моей подруги, милейшая женщина, имевшая только один недостаток – она была чрезмерно отзывчива. Наверняка услышав от Валентины, что я пропала неизвестно где – я ведь никому не сказала, где исчезла, и по городу передвигалась исключительно на машинах – и вдруг увидев меня, стоящей посреди улицы, Томочка, ни минуты не сомневаясь, забыла все о своих делах и на следующей же остановке вышла из троллейбуса, чтобы прийти мне на помощь – наверное же она мне нужна!

Троллейбусная остановка находилась сразу за перекрестком, поэтому я увидела Томочку только тогда, когда она подошла ко мне, заглянула в глаза, поздоровалась и спросила:

– Как ты, дружочек? – Такая у нее была манера разговора...

Помощь в тот момент мне действительно была необходима. Мне действительно совершенно необходимо было выговорится, причем именно такому человеку, как Томочка – тактичному, дружелюбному, ненавязчивому, который выслушает с пониманием и искренним сочувствием.

Я привела ее к себе и стала рассказывать.

Нет, я не стала вводить ее в курс всех подробностей своей семейной жизни. Такие подробности никому никогда не нужны и не интересны. Я рассказывала Томочке про то, что у меня действительно болело – но не все. В частности, про бывшего «любимого», снова возникшего сегодня, к тому же так неожиданно, на моем пути, я ничего говорить не стала. Зачем? Все равно уже ясно, что и отсюда мне придется исчезать, причем чем быстрее, тем лучше. А вот убегала я от мужа, и это уже было серьезно...

Томочка спросила меня:

– А что твой муж, какой он человек? – и снова заглянула мне в глаза.

Я неуверенно ответила:

– Ну, наверное, в общем он неплохой человек. Только понимаешь, в чем дело... Я просто больше не могу с ним.

Мой муж был значительно старше меня, не на пятнадцать-двадцать лет, но значительно, скажем так. Он был высоким представительным мужчиной, все у него было в порядке, и дома у нас все было в порядке, и меня он любил, но только...

Когда он за мной ухаживал, да и намного позже, когда мы уже были женаты, мне казалось, что я его тоже люблю – спокойной, ровной любовью. Как говорят, такой любовью, которая не сжигает, а греет семейный очаг. Но со временем.я начала понимать, что чего-то в наших ровных доброжелательных отношениях мне не хватает. Может быть, дело было именно в том чувстве принадлежности, которое я, на свою беду, узнала, когда встретила своего «любимого»?

С «любимым» я нашла в себе силы расстаться, хотя и разбила себе сердце в кровь. Рассталась, потому что поняла, что не хочу и не могу позволить себе дольше жить такой жизнью – я ведь все-таки женщина! Я, женщина, личность, а не нечто, составляющее физиологическое дополнение к мужчине. С мужем было сложнее.

Он слишком по-доброму относился ко мне. Я к нему, впрочем, тоже. У каждого из нас была своя работа, и здесь тоже все было в порядке, а вот когда я приходила домой... Внезапно меня начало раздражать в нем абсолютно все – его запах, манеры, привычки...

Я не могла больше есть с ним за одним столом и спать в одной комнате. Ну, насчет спать все решилось достаточно просто. Он любил спать с открытым окном, а я не переносила холодный воздух. Но все остальное... И главное, при наших, в общем-то очень хороших отношениях... Ну, не могла я ему сказать – я хочу уйти от тебя и никогда больше тебя не видеть. Не заслужил он этого! Но и оставаться с ним я тоже не могла... Я решила просто уйти, чтобы разобраться в себе самой, никого не видеть, ни с кем не разговаривать, и просто подождать, к чему же я приду, когда останусь одна? Что мне действительно надо?.. А потом уже и поговорим.

Одно я уже знала совершенно точно – с моим бывшым любимым ничего общего я иметь не хочу. Ни видеть его, ни встречаться с ним, ни разговаривать. Никогда и ни при каких обстоятельствах. А дальше...

Мы тихонько посидели с Томочкой, поговорили, попрощались, и она ушла. А я осталась. В тот вечер я долго не спала.смотрела через окно на небо, вслушивалась в себя, вспоминала... и так и не пришла ни к какому решению, кроме того, что надо думать, куда ехать дальше.

Утром была работа, потом был еще один день... Потом мне удалось договориться на действительно большой кредит для фирмы, в которой я работала, и по этому поводу шеф меня даже поздравил и «пригрозил» на днях выдать приличную премию. Я обрадовалась – эти деньги как раз позволили бы мне уехать туда, куда я хотела, чтобы попробовать начать новую жизнь. Радостная я пришла домой, а через пару минут в мою дверь постучали. Это был мой муж.

Как потом извиняющимся голосом сказала Томочка, заглядывая мне в глаза, она просто не могла не сказать ему, что встретила меня, и что я жива и здорова, что просто мне надо немного побыть одной и подумать – потому что он так за меня беспокоился!.. Ну, а потом он уговорил ее сказать, где я живу, «чтобы просто своими глазами посмотреть, что у нее все в порядке, и что она ни в чем не нуждается». Да, Томочка не умеет лгать, это я знала...

Я впустила его в комнату – а что еще я могла сделать? Ведь не детский сад, взрослые, серьезные люди... Мы сидели, молчали...

– Что произошло? В чем дело?..
– Ничего... – Я смотрела в сторону, оглушенная, полностью опустошенная и раздавленная.
– Что-то случилось? – Он взял меня за руку и попытался заглянуть в глаза.
– Нет... – Я смотрела в сторону. Сил не было ни разговаривать, ни объяснять что-либо. Да и желания такого не было тоже.

Так мы просидели долго, пока не начало темнеть. Потом он вздохнул, поднялся, сказал: «Ну ладно, я зайду», и ушел. Все-таки это был человек, который любил и понимал меня, человек, за которого я вышла замуж. Пусть даже теперь в наших отношениях что-то и изменилось с тех пор.

Через день – я оставалась жить здесь только до тех пор, пока не получу обещанную начальником премию, о чем я уже предупредила Ибрагима, и что должно было произойти на следующий день – я пришла домой и начала укладывать свои вещи, котовясь к отъезду. Внезапно дверь без стука распахнулась. В комнату вошел мой бывший любимый.

Я похолодела. Вот уж кого я никак не ждала и никак не хотела видеть.

– Привет, так вот как ты устроилась?.. Большая комната, – сказал он и вошел.

У меня опустились руки. Я прекрасно знала, что мне будет невероятно трудно выгнать его из своей комнаты – под любым предлогом он будет демонстрировать свою дружелюбность, упорно не замечая моего нежелания общаться с ним. Пусть даже я скажу, что должна немедленно уходить, что начался пожар или землетрясение, он вот так же будет стоять возле стола, перебирая лежащие на нем диски или какие-то другие мелочи, время от времени искоса поглядывая на меня с улыбкой, как бы говоря: «Ну мы-то с тобой знаем, что все это просто отговорки, потому что ты ничего в жизни так не хочешь, как быть со мной».

Я этого не хотела никак. Единственное, о чем я в тот момент могла думать, так это только о том, какая я дура, что не заперла дверь, какой он подлец, и что же он сказал Ибрагиму, чтобы заставить того рассказать, где я живу, и как все-таки сделать так, чтобы он ушел. А мой бывший любимый между тем стал рассказывать, как у него дела, как идет бизнес, где он был прошлым летом и тому подобные мелочи, которые – по идее – должны были создать впечатление сопричастности и втянуть меня в разговор.

Я в разговор не втягивалась, но это уже не имело значения. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел мой муж.

Я понимаю, как выглядела для него картина, которую он застал. По пустой комнате разбросаны вещи, которые были аккуратно сложены, когда он был здесь пару дней назад. Я стою возле разворошенной кровати, а рядом со столом стоит молодой, улыбающийся, явно довольный жизнью мужчина, который чувствует себя здесь, как дома, и мы с ним, очевидно мило беседуем. И все это после того, как я с ним сидела и молчала, совершенно потерянная два дня назад!

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, в какое бешенство он пришел. Но мой муж постарался скрыть обуревавшие его чувства, поскольку был человеком хорошо воспитанным, и проявление подобных чувств считал проявлением слабости, чего не позволял себе никогда. И все же что-то, конечно, изменилось в его лице.

Мой бывший любимый все так же искоса взглянул на него, улыбнулся чуть шире, снова взглянул на меня, улыбнулся еще шире, сказал: «Ну ладно, я пошел. Пока!» – и ушел.

Он явно расчитывал, что после скандала, который очевидно назревал, у меня не будет иного выхода, как только вернуться к нему, что его как раз больше всего и устраивало. Насколько я знала – мне рассказывали наши общие знакомые, пока я не запретила им о нем вообще что-либо говорить, он менял одну подругу за другой, но постоянно после меня у него никого не было. Кроме жены, разумеется. Но расставаться с ней, как я уже говорила, он не собирался. Впрочем, это уже меня не касалось. Все это было в прошлом.

Я никогда не видела моего мужа настолько разъяренным, как в тот момент, как мы с ним остались наедине. Он мгновенно побелел, губы и руки его задрожали. Он сделал несколько шагов по направлению ко мне и, плохо артикулируя звуки, потому что губы его не слушались, внезапно охрипшим голосом, запинаясь, сказал:

– И это ты с ним?.. Из-за него?.. А мне... А я...

Кажется, я понимала, о чем он думал в тот момент – о том, как он жалел и щадил меня и мои чувства, когда был здесь прошлый раз, о том, как деликатно и нежно обращался со мной, когда мы жили вместе, каким тактичным и доброжелательным всегда был дома. Он действительно никогда не повысил на меня голос, и всегда старался помочь и поддержать меня – именно поэтому я и выбрала его, когда согласилась выйти за него замуж. Именно этим тактом и доброжелательностью и привлек он меня к себе, а теперь...

Он шел на меня, и внезапно бешенство вспыхнуло в его глазах. Он швырнул меня на кровать и навалился на меня всем телом. Он был большим и тяжелым, и я задыхалась. По-прежнему дрожащими, но уже от бешенства, руками он стал расстегивать ширинку. При этом ему пришлось чуть-чуть сдвинуться, и это меня спасло. Я изогнулась и сумела выскользнуть из-под него.

Я бросилась бежать вниз по лестнице прямо босиком, как была. Мой муж, заревев – по-другому не скажешь – бросился за мной. Ему пришлось задержаться лишь на мгновение, пока он справился сремнем и со своими штанами. Хоть и в таком состоянии, но он сообразил, что ему не дадут меня поймать и, скорее всего, задержат, появись он в погоне за мной в таком виде на улице.

Этого мгновения мне оказалось достаточно, чтобы оторваться от него – он не догнал меня на лестнице, я выскочила на улицу раньше него! Я бросилась бежать вниз по улице, но не успела сделать и десяти шагов, как он тоже выбежал из дверей.

– Ты никуда не денешься! Ты все равно будешь со мной, я догоню тебя! – крикнул он, и я поняла, что так оно и будет – в конце концов, я ведь его жена, и следов от побоев на мне не было.

Я метнулась, чтобы перебежать на другую сторону улицы, но сверху шел грузовик.

– Стой, дура! – услышала я звеняший ненавистью голос мужа.

Нетушки, решила я и, не оборачиваясь и не раздумывая шагнула на дорогу. Единственное, что я видела – это белые глаза моего мужа и медленно приближающийся ко мне капот грузовика. Время остановилось, и все звуки исчезли. Воцарилась тишина...

Я пришла в себя в больнице. Я лежала на кровати под одеялом в белом пододеяльнике. Я была закрыта под горло, и помню, меня очень удивил этот белый пододеяльник. Почему, впрочем?.. Рядом с кроватью сидел мой муж.

Увидев, что я открыла глаза – а может быть, просто пришла в себя – он нашел под одеялом мою руку, сжал ее, улыбнулся и сказал:

– Ну вот, теперь ты от меня никуда больше не убежишь, – не знаю, чего больше было в его улыбке, радости от того, что я живая или от того, что я с ним? И добавил – Тебе отрезали ноги выше колен.

Я в ужасе постаралась приподняться. Ног я не чувствовала. Чего мне стоило приподнять голову, чтобы посмотреть на себя и увидеть, что у меня все на месте, я просто не могу передать, как и охвативших меня в тот момент чувств.

В глазах моего мужа смешались смех, любовь и ненависть – причем я не знаю, чего было больше – когда он сказал:

– Ну что, уже и пошутить нельзя? – и засмеялся.

А я смотрела в его глаза и видела, как в них разгорается бешенство – то самое, от которого я тогда убегала...

И я подумала – ну нет, такого уже не будет. Не возьмете меня, я все равно уйду. Я – женщина!