В ожидании весны

Дворнику Григорьичу за хорошую работу по очистке льда подарили настольные батареечные часы. На участке у Григорьича меньше всего падали люди. Это, по правде говоря, происходило не оттого, что он был сознательнее иных, а потому, что от нечего делать, все свое время, и в будни, и в выходные, отдавал Григорьич очистке улиц ото льда, а уж если он чем занимался, то делал это, как следует. У него лед буквально таял под руками. И вот за такую хорошую работу ему начальник и вручил на общем собрании эти самые часы, и сказал, что если бы все трудились, как Григорьич, то зимой вообще бы не было льда. Григорьич про себя усмехнулся, это дело невыполнимое, работать в будни и праздники никто не будет, а потом у других и безо льда жизнь насыщена интересными событиями.
А часы Григорьичу были по душе, тем более, что будильник, который у него был, давно сломался. А эти часы заводить не надо. Сунул батарейку, поставил на стол, тикают они, тикают, и никаких проблем. Присмотрелся к ним Григорьич, попривык, и вскоре как-то и не замечал их.
Подарок-то был по итогам сезона, и Григорьич ждал, что вскоре лед сам по себе начнет таять, ведь на дворе середина марта, и вскоре нужно будет переключаться на другие работы. Для разнообразия это было хорошо.
Но после общего собрания, так порадовавшего Григорьича, что-то стало происходить странное. С каждым днем лед все становился крепче и крепче, и воевать с ним стало все труднее и труднее. Григорьевич вначале не роптал, мало ли, какие у природы бывают чудеса, но вскоре забеспокоился. Морозы становились сильнее, и снег стал выпадать обильнее. Казалось, зима пошла по новому кругу.
Минуло полмесяца, и весной уже и пахнуть не стало, а ведь почти она пришла. Что поразительнее всего, никто, кроме Григорьича, не удивлялся. Как будто так и надо. Начинает он возмущаться подобным положением среди коллег-дворников, а те хохочут:
- Ты, что, ополоумел, Григорьич, лед надоело колотить? Тебе, что, зря часы-то подарили? Давай, давай, соответствуй подарку!
Время шло, и втянулся потихоньку Григорьич в работу, уж не удивляется тому, что месяц за месяцем идет, а весны-то, как не бывало, так и нет. Но вскоре стал он замечать, что снег стал пышнее, легче, а вскоре и вообще пропал, а на улицах кругом грязюка. Что за чудо такое? А еще на земле горы опавших листьев, и если их не сжигать, то они заполоняют весь участок. Но удивительно-то не это, сжигать листья приходилось и весной. Диво в другом. На черных сучьях деревьев стали ни с того, ни с сего появляться эти листья и желтые, и рыжие, и красные. И если вначале они были сухие, то постепенно, со временем, становились мягче, а потом и вообще позеленели.
Это привело Григорьича в ужас. Как дворнику, ему, конечно, меньше было работы. Но, как человеку, уже пожившему на свете, это было непонятно. А когда нельзя объяснить какой-либо феномен, это тревожит. Да притом, окружающие люди совершенно не удивлялись этим чудесам. Делали круглые глаза на все охи и вздохи Григорьича и крутили у виска пальцами.
Господи, думал Григорьич, неужто я по-настоящему с ума сошел. Но больше всего его добило то обстоятельство - в парке, на его участке, на яблоне-дикарке вдруг появились яблоки. Но не так, как обычно они появляются из завязи, наливаясь соком, а неожиданно. Шел Григорьич по парку, поднял голову, а там яблоки висят, будто их кто-то специально подвесил. И вокруг яблонь все осыпано. Тут у Григорьича ум за разум зашел. Сел он на скамейку, сам про себя думает, никому говорить не буду, может быть это так и надо...
Вот ведь привыкли люди к тому, что к коммунизму никто не идет. А раньше завидовали молодым, вы, мол, счастливые, до коммунизма доживете. Но не тут-то было, в один раз прихлопнули все, и никто уж не вспоминает, и не говорит, и все плакаты поснимали насчет коммунистического будущего. Может и тут такая же петрушка.
Вот так и жил Григорьич в недоумении, пока на работе не огорошили, что будут поздравлять его с юбилеем, с шестидесятилетием. Как так, похолодело у него внутри, 60 лет ему было в прошлом году. Он ушел на пенсию, но продолжал работать, получая и пенсионные, и зарплату, этого-то никто не оспорит.
Ладно, смолчал он, выдержав новые поздравления с юбилеем. Прошел месяц, а ему пенсию перестали давать. Этак нагло говорят, а что ты хочешь, тебе еще шестидесяти нет. Вот так да, забыли, что два раза поздравляли его с юбилеем.
Совсем загрустил Григорьич, уж и не обращает внимания, что вслед за осенью идет лето, а за ним весна. Занемог мужик от такого жизненного переплета. Хотя бы вроде радоваться надо, по всему видно, молодеет и молодеет он. Но понять это не в силах.
Решил, что-то случилось в его мозгах, и нужно обратиться к врачу. Оделся он во все чистое и перед тем, как идти на прием, взглянул на часы, не опоздать бы. Что такое? Какая-то несуразность неуловимо встревожила его. Пригляделся он к циферблату, и как прострелило Григорьича сверху донизу. Секундная стрелка бежала не вперед, а назад. А за ней, естественно, и минутная, и часовая. И так было целый год. Ведь он смотрел раньше на циферблат мельком, а часы себе идут и идут, подводить не требуется.
Подбежал Григорьич к столу, вытащил из часов батарейку, остановилась стрелка, а уж потом, когда он засунул снова, она побежала вперед.
В третий раз пришлось Григорьичу пережить свой 60-летний юбилей, но хоть пенсию-то стали выдавать снова.