Ассоциативная цепочка

       День, как день; ведь решена задача:
       Все умрут.
       А.Блок

Темная ночь…
Вот только пули по степи не свистят. Возможно, это оттого, что до степи отсюда очень далеко. А может быть, все дело в том, что та война давным-давно закончилась, и оставшихся в живых совершенно не интересуют какие-то пули, пусть даже и свистевшие в свое время в пыльном ночном воздухе.
А воздух за окном действительно пыльный. Непонятно, откуда ветер принес столь-ко песка. Наверное, все из той же степи, оставшейся в далеких сороковых. Там песок все равно уже никому не нужен…
Ветер. Гудит в проводах. Для них, в сущности, ничего не изменилось за все эти годы. И все останется прежним даже через тысячу лет. Вот уж действительно, «умрешь – начнешь опять сначала…».
Улица. Фонарь, лампочка в котором перегорела, кажется, уже месяц назад. Впро-чем, никому нет до этого дела – значит, фонарь теперь навсегда останется просто огром-ной палкой, которую кто-то воткнул на время в землю, а потом по забывчивости так и ос-тавил стоять.
Однако остальные пока светят, если только это бледное мерцание можно назвать светом – и в сравнении с ним черное пятно под неисправным фонарем кажется тем самым местом (где-то же оно должно быть?), откуда раз в сутки с неизменной точностью появля-ется ночь.
У ночи есть одно неоспоримое преимущество перед днем: только она способна по-дарить чувство превосходства над теми, кто уже спит, то есть находится в небытии. Чув-ство, наверное, похожее на то, что будет ощущать последний человек на Земле, если толь-ко он достаточно умен, чтобы не тяготиться своим одиночеством.
В сущности, человек одинок всю свою жизнь, так что даже непонятно, почему всех так страшит постепенно стихающий вдали стук вагонных колес, означающий в действи-тельности только одно: поезд жизни все так же мчится вперед, принимая все новых и но-вых пассажиров, а ты по иронии судьбы остался один на заброшенной станции, и, навер-ное, уже навсегда… Так что теперь не имеет никакого значения та нелепая клятва, кото-рую ты когда-то принес в своем сердце Родине.
Жить, учиться и бороться, в общем-то, не очень получается, но каждый старается, как может. Потому что иначе придется признать, что благородный подвиг предыдущих поколений все же был напрасен.
Представления о золотом времени, которое непременно должно наступить, у всех разные. Но вряд ли найдется хоть один человек, который представлял бы его себе так, как выглядит наша сегодняшняя действительность. Интересно, все эти правозащитники во главе с Солженицыным, так активно действовавшие во времена заката Советской Импе-рии, добивались именно этой свободы? Чтоб можно было, ни кого не опасаясь, сесть за стол, достать чернил и плакать?
Плакать о потерянных годах, о несбывшихся мечтах? О том, что тебе уже …(нужное подставить)… лет, а для бессмертия ничего не сделано? Впрочем, совершенно так же все останется и через пятнадцать, и через двадцать лет.
Бессмертие недостижимо. Точно так же, как недостижима, например радуга – мож-но стремиться к бессмертию всю жизнь, совершать ради него глупые и пошлые поступки (жертвовать собой ради других, например), и не приблизиться к нему ни на полшага.
Впрочем, задача предельно проста: для того, чтобы обрести бессмертие надо всего лишь… умереть. Не обязательно прямо сейчас и прямо здесь – просто не надо бояться смерти. Самая большая свобода, которой обладает человек, это свобода выбора своей смерти – когда умереть, как и, самое главное, зачем.
Отказаться от жизни легче, чем отказаться от каких-то мелочей, ее наполняющих.
Верно это потому, что человек жертвует собой во имя какой-либо великой цели, которую, что очень важно, он ясно себе представляет. Причем, не столь существенно, ве-лика ли эта цель в действительности – главное, чтоб человек считал ее таковой.
А вот мелочи… Тут все гораздо сложнее. Для чего, например, человеку бросать ку-рить? Чтоб не умереть лет этак через тридцать? Чепуха! Еще неизвестно, от того ли он умрет – может быть, он завтра же вдруг поскользнется и попадет под трамвай.
В любом случае, до следующего полнолуния еще очень долго. Сейчас на небе нет вообще никаких признаков того, что где-то неподалеку от нашей планеты есть еще одна – поменьше.
Если бы не тусклый свет фонарей, было бы совсем темно; почему-то на небе не видно не только Луны – нет там и звезд, а ведь сейчас как никогда хочется, чтоб над кры-шей загорелась хоть одна звезда.
Значит – это кому-нибудь нужно – и чтобы ночь была темной, и чтобы пули сви-стели, и чтобы на Земле каждый день рождались и умирали люди…