Обречённый

       ОБРЕЧЁННЫЙ
Он медленно шёл ко входу и каждый шаг Его был неуверенным и неровным, как слишком рано произнесённые слова – уродливые и беспомощные выкидыши великих и прекрасных мыслей. Взгляд Его судорожно впивался в мёртвую землю под ногами, не желая касаться враждебного и бесконечного неба, следившего за Обречённым белёсыми глазами звёзд, серебряной чешуёй сверкавших на чёрной коже его расправленных крыльев. Обречённый приблизился к воротам, украшенным ржавчиной и иссохшей грязью. Он застыл перед ними на несколько мгновений, будто раздумывал (хоть думать уже было не о чем), и, против воли, постучал в них. Стук был настолько ужасен, что Обречённый в страхе отшатнулся и хотел убежать, но побоялся развернуться назад и снова застыл, точно кровь и душа в нём окаменели. А стук, между тем, не затихал, а усиливался, словно кто-то продолжал стучать во врата, ударяя с каждым разом всё сильнее и сильнее. Но вот шум резко оборвался и мгновенно провалился в зияющую пасть Тишины. И та Тишина казалась Обречённому ещё страшнее недавнего грохота. Она разлилась по истлевшим просторам Его души мучительной музыкой ожидания, чьи безмолвные звуки режут человеческий разум, как ножи, ибо заточены они Неизвестностью, но брошены уверенной и меткой рукой Предопределения! Ожидание медленно тянулось, сжимая Обречённого своими змеиными кольцами, заглядывая трепещущим раздвоенным языком в душу Его души и роняя в этот тёмный колодец капли обжигающего яда. Но вот опять раздался шум и ворота со скрежетом распахнулись перед самым лицом Обречённого, едва его не задев. Кто же вышел Ему навстречу, кто был привратником и проводником Его во Дворце? То было его Безумие! Он сразу узнал это бесконечно уродливое и омерзительное, бесформенное и бесполое, зловонное, усеянное бешено искривлёнными беззубыми ртами язв, столь ненавистное и столь знакомое чудовище, что в течении многих лет (или, быть может, в течении всей жизни?) преследовало Его, следуя за Ним неотступной тенью, наблюдая за Его печалью из снов и зеркал, отравляя своей мерзостной слизью Его новорожденные мысли! Воистину, это было оно – его Безумие. Глядя на Обречённого пустыми желтоватыми глазами, оно ухмыльнулось чёрной пропастью своей гнилой улыбки и протянуло руку с копошащимися в ней трупными червями и многоножками. И Обречённый взялся за эту руку и, умирая от отвращения, стиснул её с такой силой, что мириады червей и многоножек, извивавшихся в ней, впились в Его собственную руку и, прокусив кожу, вползли в неё. Безумие же не произнесло при этом ни слова, только из недр его пасти шелестел гноящийся смех. Оно повело Обречённого вглубь Дворца, железные стены которого покрывала коричневая ржавчина, пламеневшая огненно-рыжими пятнами. Они долго блуждали по бесчисленным проходам и коридорам, не произнося ни слова, так как всё было очевидно и без слов. Наконец они вошли в просторный зал, чью зеленоватую утробу освещал бледный и болезненный свет, источники которого были невидимы Обречённому. В центре зала стоял гигантский трон, подобный вершине скалы или небольшому дворцу. И на нём сидела Царица Судеб и Болезней. Её каменное белое лицо светилось изнутри, но глаза безысходно чернели, словно два маленьких осколка Смерти. Её гигантская туша растекалась по трону, как кусок густой грязи невероятных размеров. Во все стороны торчали длинные и бесчисленные конечности, очень отдалённо походившие на лапы паука. Её крохотную голову венчала прекрасная корона, причудливо свитая из колючей проволоки и грубых серых верёвок. А из-за трона её скалились ненасытные волчьи пасти болезней и бедствий, ждавшие дозволения наброситься на Жертву. Обречённый огляделся вокруг, но не увидел рядом Своего Безумия. И тогда он понял, что Царица Судеб и Болезней – и есть Его Безумие в новой маске.
 - Дурак!!! – прогремела Царица Судеб и Болезней, прочитав его мысли. – Не ужели Ты думаешь, что если я – только маска, то Твоё Безумие и есть сам Актёр, надевающий по своему желанию то одну, то другую маску?!! Нет! Оно также скрывает от Тебя подлинное лицо той высшей силы, которую тебе ни когда не познать и не понять, как не познать и не понять кукле своего кукловода!!!
И, после этих слов, все те болезни и беды, что едким дымом клубились у подножия трона, ринулись на Обречённого и впились в него остриями незримых клыков. Он мог лишь корчиться и проклинать То, что не имело лица и названия, скрытое за широкими спинами второстепенных палачей….