Продолжение 9 Приключения

 

 9    Теперь я стал понимать, почему Мария Кузьминична так ко мне относилась. Изголодавшись по мужчине с её фантазией,  темпераментом, и в её возрасте, когда  сексуальная  активность  женщины находится на пике  кривой,  постоянно  думая  о  мужчинах,  вдруг   появился я, молодой, свободный, и наверно не безобразный.    
      Теперь на работе я ходил, как сонная  муха,  а  однажды  утром, когда брился, я увидел на шее два кровяных засоса, что пришлось надеть галстук, и идти на работу. Я Марии сказал:
- Смотри, что, Ты, натворила.
Она, увидев, расстроилась, ругала себя, старалась  припудрить  синяки, и дала слово, что это никогда больше не будет. По  субботам она топила баню, которая была во дворе, и когда я приходил с  работы, она меня мыла и купала как маленького  ребёнка. Обнажённая Мария была безукоризненно мила, обладала  прекрасной  фигурой, красивыми ногами  правильной  бутылочной  формы,  прямыми мягкими волосами светлой шатенки,  с гладкой,  естественной кожей. По её словам, она  не  пользовалась  косметикой,  у неё была замечательная природная, деревенская красота лёгкая  летящая  походка. Издалека казалась, что движется девчонка. Иногда, вдруг на неё нападала  страсть,  и  она  начинала  меня  целовать  с верху вниз и с низу вверх, и говорила:
- Я хочу тебя съесть.
      Когда поехал в Свердловск в  командировку  на  пять  дней, она взяла тоже в школе командировку, и поехала со мной, оставив хозяйство и Юру на Диму. Она ехала вместе со мной на бензовозе по бездорожью до Невьянска,  а  потом  поездом.  Там  я  устроился  у своих ребят в общежитии, а Мария Кузьминична в  доме  учителя. Встречались вечером, ходили в кино,  театр,  или  бродил  по  платинке, заходили в столовую покушать. Когда я поехал в  командировку в Нижний Тагил, Мария снова поехала со мной,  чтобы  устроить там мой быт, так как у неё там были друзья и  хорошие  знакомые. Поселись у её подруги, в частном  доме.  В  большом  коридоре, на полу, нам стелили пуховую перину, большие  подушки,  и мы спали на свежем воздухе под ватным одеялом.
       Я всегда с уважением относился к учителям, для меня она тогда казалась старухой, я не мог её называть  по  имени.  Она  сердилась и требовала, чтобы я называл её  Мария.  Она  мне  говорила, что обратила на меня внимание, как только я появился  в  деревне потому, что сразу было видно, что я отличался от деревенских мужчин. Даже однажды мы рядом стояли в магазине,  когда  я  забежал туда, и купил бутылку водки, буханку хлеба  и  банку  килек  в томатном соусе, и ей стало меня жалко. Эти слова  сказанные  Марией удивили меня, я даже не мог предполагать, что могу кому-то нравиться в этой глухой уральской деревне.  Да ещё  кому? Завучу школы, такой авторитетной, молодой и интересной женщине.               
      Мария говорила, что её, по-видимому, все время тянуло ко мне потому, что у неё  есть  частица  еврейской  крови.  Её  бабушка, по материнской линии, у которой она  была любимой  внучкой,  была грамотной, окончила школу благородных девиц,  и занималась её воспитанием,  рассказывала, что её бабушкин дед был еврей. Был  богатый,   имел   мыловаренный  завод.  Его  предки  появились  в этих краях, в период  Екатерины. Потомки обрусели, но  были  образованные  предприимчивые и очень богатые. Во время революции, кого раскулачили и отправили на поселение, кого расстреляли. Семью бабушки не трогали, так как дедушка  был  революционер, и погиб  в  период  гражданской войны.
     Иногда на неё находило, и она начинала причитать:
- Какая я дура, тряпка, у меня нет  никакой  гордости,  самостоятельности, и дальновидности, так влюбиться. Я  знаю,  что  ты  жить со мной не будешь, зачем я тебе нужна старуха с  двумя  детьми. У меня теперь перевернулась вся жизнь, всё, что  мне  было  дорого, ушло на второй план. Я чувствую, как поглядывает  косо  на  меня Дима. И с какими глазами я первого сентября появлюсь  в  школе. Я потеряла весь авторитет у всего педагогического  состава, и  учеников. Я представляю, что теперь обо мне говорят.
Обнимая, и целуя, Мария просила:
- Поживи со мною хотя бы один год, мы будем жить одни,  Диму я отправлю к родителям первого мужа, он точная его копия, и те же манеры, старики умирают по нём, и  постоянно  просят,  чтобы  он пожил у них. Юру я отправлю к своей матери. Мы  будем   жить   с  тобой  вдвоём,  я  знаю,  что  мои  дети  тебе  не  совсем  приятны.
- Брось говорить глупости, твои дети прекрасно  воспитаны, и  никуда  их  из-за  меня  не  нужно  отправлять.
      Однажды Мария меня удивила, я пришел с работы, она накрыла на стол, а я сказал просто так:
- Выпить, хочется.
Мария вышла, я  без  неё  поужинал. Минут через пятнадцать она появляется с бутылкой водки, и говорит:
- Ты, уже покушал? А  я  уже успела сбегать в магазин.
- Мария, зачем ты это делаешь? Я сказал  просто  так,  зачем  меня балуешь? Ты, что шуток не понимаешь? - возмущался я.
- Нет дорогой, ты абсолютно прав. Мужчине после работы нужна стопка. Так было заведено в нашем роду. И отец, и дед, всегда  по- сле работы, и после бани выпивали стопку. Я всё  время  жила  без мужчин, и поэтому не  имела  в  доме  спиртного.  Теперь  обещаю исправить положение.
     Ещё больше удивила меня Мария, когда я стал отдавать ей квартирные деньги. Она наотрез  отказалась  их  брать.  Больше  того, она сказала, что у неё есть кой какие сбережения, и что нужно  узнать, какая сумма нужна, чтобы моя мама могла съездить в  Ленинград  показаться  врачам.  На  следующий  день, я  деньги  триста рублей оставил на столе и ушёл на работу. Когда я пришёл с рабо- ты,  Мария купила мне плащ, сапоги, тенниску. Когда я спросил:
- Зачем, Ты, это сделала?
Она ответила:
- Скоро наступит осень, а сапоги твои уже ели  дышат,  и  плаща  у тебя нет.
       В конце августа начался грибной сезон. Стоило перейти речку,  углубиться на сто метров в тайгу, как кругом стояли шапки белого груздя, величиной с тарелку. Такого количества грибов, я никогда больше не видел. За полчаса мы нарезали  две  большие, круглые, плетеные корзины грибов. Потом долго сидели  на  берегу  реки  и тщательно промывали каждый гриб. Мы набили деревянную,  большую бочку грибов, засолили и поставили гнёт.
      Мария окружила меня таким вниманием и заботой, что теперь я потерял всякую свободу. В МТС привезли бильярд  и  поставили в красном уголке. Я стал оставаться после работы  играть,  и  сразу получил замечание, что  поздно  стал  приходить  с  работы.  Меня забота Марии начинала раздражать, я стал злоупотреблять её любовью. Я стал приходить ещё позже. Однажды я пришел  в  десять часов вечера. Были уже сумерки, Мария сидела в  темноте  за  столом. Я видел, что она не в духах. Я  сел  напротив,  сидели,  молчали, я знал,  она  ждёт  моих  объяснений,  оправдываться  и  объяснять мне не хотелось.
Тогда Мария спросила:
- Кушать будешь.
- Да буду.
- Тогда иди и бери, все холодное, - помолчав, - нет, я сама, не могу допустить, чтобы ты ел холодное.
Мария пошла,  разожгла  примус,  подогрела  ужин,  села  и  стала говорить:
- Ну почему ты так поздно? Я места себе не нахожу, все глаза  проглядела, ещё немного и я побежала бы тебя искать, Ты же знаешь, что я волнуюсь.
Мне было жалко на неё смотреть, как она изводит себя.  Я  стал  её успокаивать:
- Мария, ты всё преувеличиваешь. Что может со  мной  случиться?  - Ты, же знаешь, началась уборочная,  много работы, ну  поиграли немного в бильярд. Если, что случится, ты узнаешь первая.
- Какая я дура, мне уже стало казаться, что,  я  тебе  надоела,  и  ты  бросил меня.
Каждая мая похвала и хорошее слово, я видел, как понимает у неё настроение.
     Я боялся сказать ей малейшее своё не  удовольствие,  она  сразу начинала ругать себя, что она такая сякая. Я никак не мог  понять, что это происходит, на внешний вид  такая  строгая,  недоступная, умная женщина, которая держит всю школу в ежовых  рукавицах, пользуется  большим авторитетом и уважением,  может  так  потерять свою гордость и унижаться. Когда мы спали, её голова  лежала на моём плече, я  начинал чувствовать, что-то мокрое.
- Ты обратно плачешь?
- Нет, я не плачу.
- Ну, как это не плачешь, когда всё кругом мокроё?
- Я знаю, Ты меня бросишь, я чувствую, это уже начинается. И  зачем я тебе нужна, я старуха против тебя с двумя детьми. Ты, такой красивый, крепкое  красивое  телосложение.  Человек  такой  хороший, добрый, честный, отзывчивый, и понятливый. С твоим характером серьёзные женщины, которые  хотят  создать  крепкую  семью будут тебя всегда ценить и любить.
      Я видел, она своим женским чутьём чувствует мои мысли. Мне не хотелось её обманывать, но мне искренне  было  жалко  её,  как она рвёт своё сердце. Знал и другое, что на  жалости  нельзя  строить отношения. Тогда  начинал её успокаивать:
- Ну, какая  ты  старуха, разница у нас  каких-то  семь  лет.  Ты,  же красавица, ты выглядишь, максимум  двадцать  пять  лет.  Многие двадцатилетние девчонки могут тебе позавидовать. Ты,  идеально сложена, у тебя благородные черты лица. И с тех  пор,  как  я  тебя узнал, таких замечательных людей, я не встречал, ты  самый  лучший  человек. И все кто тебя знает, это говорят.
После этих моих слов начиналось такое….
     Меня несло жизненным потоком, затягивало в болото. Я не мог  ухватиться за берег, каждый мой новый шаг усугублял  моё  положение. Теперь, чтобы сбежать с деревни, нужно было  подумать  о Марии. Как я могу теперь её оставить – бросить, это будет для неё смертельная травма. Между тем я злился на себя,  зачем  связался со старухой. Я решил,  что  надо  начать  предпринимать  какие-то шаги, чтобы она меня возненавидела, поздно приходить, молчать и не разговаривать, делать недовольный вид,  но  это  вызвало  бы обратную реакцию. Что же мне делать? Не  оставаться  же  ещё  на год в деревне?
       Правильно ли я поступаю, я бесчувственный человек, она  для меня готова на любую жертву, а я думаю, как от неё сбежать. Если уехать с ней, куда? Где жить, где устроиться? У меня  созрел  идеальный план. Поехать в военкомат к военкому, и попроситься, чтобы он призвал меня в армию. Этим я убью сразу двух зайцев. Уеду из деревни, и якобы не по своему желанию от Марии.
        Первого сентября, Мария встала очень рано, всё приготовила, была взволнована, и говорила, что не хочется  идти  в  школу,  что учителя и ученики будут на  неё  показывать  пальцем.  Вернулась она весёлая и довольная, что отношения к ней не изменились, что по прежнему к ней относились с уважением, и, что кому какое  дело, до её личной жизни. Я  радовался  за  неё,  видя  её  в  хорошем настроении. Я сам  переживал,  в  то  время,  могли  освободить  от должности  завуча,  за  не  достойное  поведение,  а  школа,  это  её жизнь. В деревне все, как на ладони, и любое  событие  перемалывается в каждом доме.
     Барабашкин отправил меня получить экскаватор. Втроём с трактористом и экскаваторщиком, прибывшем так же  как  и  мы,  по призыву партии на работу, отправились в Невянск на тракторе         С - 80. Экскаватор подогнали к высокой платформе, экскаваторщик завел дизель, и экскаватор  своим  ходом  съехал.  Я  подписал  все накладные о получении экскаватора. Когда его зацепили тросом к трактору, собираясь уезжать, ко мне подошла женщина,  работница железной дороги и подала подписать акт, что мы  сломали  две доски на  платформе.  Она  подвела  меня  и  показала  сломанные доски. Я не видел, когда мы сломали доски, и по своей наивности расписался в акте.
        Двое суток мы тащили экскаватор. Своим ходом он делал  два – три километра в час. Если тащил  его  трактор,  то  была  проблема: экскаватор гусеницами наезжал на трос  и  рвал  его,  моросил мелкий дождь, и на глинистых участках дороги, экскаватор скользил в кювет, как по маслу. В одном месте  экскаватор  почти  перевернулся, ели двойной  тягой  выкарабкался  из  кювета.  Экскаваторщик ругался и проклинал тот день, когда он согласился своим ходом гнать экскаватор на  такое  расстояние  по  бездорожью.  Он боялся, что ходовая часть развалится по дороге.
- Порядочные люди везут на трейлерах, - ругался экскаваторщик.
Тащить начинали, как  только  начинало  светать,  кончали,  когда совсем становилось  темно.  Тракторист  вёл  трактор,  экскаваторщик сидел в кабине экскаватора на тормозах, я в тракторе, и  смотрел назад на экскаватор,  следил  за  тросом,  постоянно  бегал  то отцеплял, то зацеплял, и предупреждал  тракториста. Ночевали  в попутных деревнях. Измучились, за два дня от напряженной дороги. Все мокрые, грязные, уставшие, притащил экскаватор, целехонький и невредимый, и поставили во дворе МТС. 
      Мария Кузьминична, хотя уже было темно, истопила баню, помыла меня, как  маленького ребёнка, дала чистое бельё.  Как  приятно  было,  после  нескольких  трудных  дней  и  ночей,  лежать  в  чистоте  и  тепле. 
        Через неделю пришёл счет с железной дороги, на  ремонт  вагона на полторы тысячи рублей. Барабашкин вызвал меня  и  стал ругать, зачем я подписывал акт:
- Таких придурков, как ты с роду не видел. Будем  учить  гундосов. Вот два месяца зарплату получать не будешь, следующий раз начнешь соображать.
И на бумагах с  жел. дороги, написал резолюцию:
- Оплатить, за счёт Минькина.
Я выскочил из кабинета как ошпаренный, меня  душила  злоба,  я получил «благодарность» за  хорошо  проделанную   работу.   Всё, больше работать я здесь не буду. Нужно, как  можно   быстрее   валить отсюда, куда глаза глядят.  Дома  Мария  успокаивала   меня:
 - Ничего страшного  нет – проживём  и  без  твоей  зарплаты.

  10 Продолжение   УХОЖУ  В   АРМИЮ.   http://www.proza.ru/2008/01/23/403
                .