Зов крови

       

       ...Подкрадывается время, когда начинаешь понимать, что всё происходящее вокруг бренно и близок тот миг, когда придётся задуматься о вечном. Мысли эти здесь в эмиграции приходят, с одной стороны, чаще, а с другой – своевременно. Нет, я не утверждаю, что в Союзе все были глупей и беззаботны. Просто там мы не успевали об этом как следует озаботиться, потому что живут на нашей неисторической родине в среднем лет эдак на двадцать меньше, чем в Штатах. Как раз на те двадцать лет, когда и одолевают подобные мысли. Не успевала такая грустная забота придти индивидууму в голову, как тут же приезжал ненавязчивый похоронный сервис и его (индивидуума) отвозили уже на ПМП (постоянное место пребывания) в еврейском (или в каком другом) квартале интернационального кладбища. Медь духового оркестра (труба, баритон, бас, барабан), традиционные венки, ленты, последние напутствия:
       -«Он был... Будет нехватать... Спи спокойно!»
И всё!. Всё предсказуемо и просто, как жирная точка в конце предложения.
       Совсем другое дело здесь на «загнивающем» уже которое десятилетие Западе. Похоронная индустрия, как и весь потребительский рынок, предлагает отягощенному зрелыми годами потребителю широчайший выбор, где разместиться и как проводить грядущие тысячелетия после своего ухода в мир иной.
Дух захватывает от перспективы получить последний приют с видом на морскую гладь, или на берёзовую рощу, или на горный склон... Стоит это немалых денег, но чем не пожертвуешь для собственной страховки на такой продолжительный срок....

       ... Адель и Дима в Штатах тридцать лет.. Здесь они прожили молодые годы и часть им отпущенных Б-гом зрелых лет. Руководствуясь означенными выше соображениями, лет шесть тому они выкупили места для погребения на довольно престижном еврейском кладбище. Выкупили с запасом на пару мест ( сказалось совковое отношение к дефициту).
Сёма – кузен Адели младше её лет на десять – приехал в Америку недавно. Сёмке под шестьдесят и задумываться о вечности по американским меркам ему рановато. Но у него свои обстоятельства. В своё время Семён в нарушение родительского запрета женился на девушке христианского происхождения. Интернациональная семья счастливо прожила жизнь, но на склоне лет у Сёмы взыграл зов крови. Тому способствовала и тёща, проживавшая с молодыми и не испытывавшая к зятю особо тёплых чувств.

       В одной из откровенных бесед с любимой кузиной Семён, осведомлённый о приобретённой ею «недвижимости» на кладбище, а также и о том, что за прошедшие годы стоимость «койко-места» на упомянутом погосте возросла на порядок, грустно вещает:
       -- Да, всё изменилось в моём мироощущении за последнее время. Я понял что нет ничего дороже родовых корней и привязанностей. Многое я сделал не так, как следовало делать; о многом сейчас раскаиваюсь...
Здесь, в Америке, у меня, Аделька, нет никого ближе и дороже тебя. Когда придёт моё время, хочу лежать рядом с тобою...
       Внимавший со смиренным сочувствием беседу кузенов, муж Адели Дима, услышав последние Сёмины слова, резко оживился:
       -- Послушай, Сёмчик, в чём проблема? Если это так для тебя важно – ложись рядом с сестричкой. Места всем хватит... - при этом он указал гостеприимным жестом в сторону их шикарной супружеской кровати “king size”.