Похороны потухших грез. На поворотах мышления

Я ненавидела своего босса и те обязанности, которые он погрузил на меня. В праздничное агентство я попала по стечению обстоятельств. Мне были нужны деньги, и требовалось забыть свое прошлое, которое с завидным упрямством лезло в голову и врезалось в воспаленную память. Я никому и никогда не рассказывала о том, что было. Да и кому может быть интересен весь этот водоворот событий.
Бесконечные звонки и переговоры задолбали меня по полной программе. От ярких костюмов рябило в глазах, местных актеров я не могла терпеть. Как бы то ни было, но все это стало частью моей безумной работы.
В праздничном агентстве жизнь не сахарная, ибо мы живем в условиях жесткой конкуренции – в нашем городе действует ни один десяток аналогичных агентств, и каждое готово захапать себе побольше клиентов. Когда я пришла сюда работать, то вообразила, что мне нравятся обязанности менеджера. Ха! Одно дело – читать истории про бизнес-вумен в глянцевых журналах, и совсем другое – работать в условиях современного бизнеса.
Проработав ровно неделю, я также поняла, что ненавижу студентов театрального вуза. Если бы вы посмотрели, сколько тупости и нелепого ханжества исходит от этих созданий, претендующих на роль голливудских звезд, то испытали бы те же самые чувства.
— София, зайдите ко мне немедленно, — с этих слов обычно начинается мой рабочий день. Данная фраза всего лишь означает, что дел особых нет, и босс пребывает в отличном настроении. Его настроение начинает портиться только к обеду, когда приходится просматривать рейтинги праздничных агентств в Интернете. Вначале меня шокировали контрасты его эмоционального состояния, но со временем я привыкла ко всему.
Мой рабочий день всегда проходил в безумной суматохе, не было ни минуты, чтобы даже подумать о каких-то мелочах. Кошмары начинались только вечером, когда я оставалась наедине со своими мыслями. Если бы я вела дневник, то там бы появилось много слезливых записей, которые выглядели бы примерно так: “От чего так больно в этот вечер? От того, что мы никогда больше не увидимся с тобой или оттого, что я потеряла тебя навсегда? О, мое драгоценное прошлое, я буду любить тебя всегда, словно живого человека, ибо ты дороже мне всего на свете. Пока ты было настоящим, я не ценила тебя и часто думала, каким будет мое будущее. Я представляла свое будущее ярким, красивым, безоблачным… Стоит ли говорить о том, каким оно оказалось гадким и мрачным? Прошлое, пожалуйста, вернись хоть на секунду. Я люблю тебя и часто вспоминаю, лелею каждый миг. По вечерам я плачу. Слезы бегут горькими струями по щекам и не могут остановиться. Мое прошлое… Я любила и буду любить тебя!” Поскольку дневник я не вела, к психологу не ходила, то приходилось справляться самостоятельно. Временами хотелось, чтобы кто-нибудь обнял и сказал: “Не плачь, сейчас я сделаю так, что все проблемы исчезнут и не будут тревожить тебя”. Но я быстро отгоняла эту фантастическую меланхолию. Ритм моей жизни не позволял расслабиться в таких масштабах! По правде сказать, я не настолько крутая особа, какой хочу казаться. Да и деньги раньше не были моей самоцелью. Ну как? Становится интересно? Так вот ни по образованию, ни по призванию я — не менеджер, а выпускница богословского факультета. Ты спросишь: как такое могло случиться? В нашем мире удивляться нечему. Если тебе интересно, то могу рассказать кое-что из минувших лет. Сейчас только закрою глаза, чтобы во всех красках представить некоторые эпизоды…

***
— Что ты сделала, скотина? — мать как обычно заорала на меня. Других слов она, как будто не могла найти. Но это был мой выбор, сделанный во имя Творца.
— Я поступила на богословский факультет, потому что я хочу познать Его волю и послужить Ему, — сказала я, отчетливо понимая, что выслушаю огромную порцию оскорблений. В тот момент я была уверена, что делаю все правильно, и нет ничего более достойного и важного в жизни, чем изучение богословия. Я сделала самый безумный и отчаянный шаг, который определил все последующие события. Дело в том, что я не дооценила того, что живу в светском государстве, где никому нет дела до религии. И потом… Ладно, не буду забегать вперед. Расскажу обо всем по порядку.
Разругавшись с матерью, я отчетливо осознала свое одиночество. Одиночество всегда было моим постоянным спутником. Человек, жаждущий познать Творца, и не могущий соединиться с Ним, будет постоянно испытывать одиночество. Одиночество, словно яд, разъедает душу часами. Временами не хочется жить. Но приходится.
Наевшись разнообразных сладостей до желудочной боли, я попыталась уснуть. Сон не приходил, а вот нехорошие мысли витали, словно стая летучих мышей. Я не могла забыть своего любимого мальчика. Мы так нехорошо расстались. В сердцах я назвала его «сектантом» и с пафосом заявила, что присоединяюсь к ортодоксальной церкви. В то жалкое мгновение я считала себя умной, правильной и всеведущей. Ха! Я попросту растоптала свою любовь, даже не попыталась спасти его и одним махом перечеркнула свою прежнюю жизнь. В этих порывах и заключалась вся моя жизнь. Раз – и все по-новому. Впоследствии я неоднократно жалела о своих словах и о несвойственном моей натуре малодушии. От воспоминаний слезы текли по щекам. Потом маленькая радость на мгновение закралась в мое истерзанное сердце. Я же поступила на богословский факультет! Я буду изучать много интересных предметов: от истории Церкви до философии. Жаль, что в этот вечер некому порадоваться за меня. Потом радость сменилась сильной печалью. Мы с ним расстались, он не хочет меня видеть и он будет поклоняться Идолу.

***
Да-да. Так невесело и мерзко началась история с поступлением на “святой” факультет. Но малолетнюю идеалистку не заставишь думать по-другому! Зато теперь, когда меня пытаются настроить на возвышенное, я не только не в состоянии подняться на облака, но и других спускаю на грешную землю.
Вчера какие-то кадры из местной богемы обвиняли меня в черствости и неумении понять высокие материи, я им прямо сказала:
— О высоких материях будем думать тогда, когда кошелек затрещит по швам от капусты.
Они оскорбились до глубины души и даже хотели жаловаться моему боссу. Правда, в последний момент передумали. Мой босс – законченный прагматик, а разговоры о высоком не вызывают в нем никаких чувств. Короче, в этих обстоятельствах он бы встал на мою сторону.
Сейчас ты хочешь сказать - прагматиком никогда не поздно стать, а вот превратиться в романтическую натуру не каждому под силу. Я и не собиралась спорить с тобой, ведь мы не на богословском диспуте и даже не на семинаре.

***
— София, вы готовы к семинару?
— Да, — выдохнула я. Это был мой первый семинар на богословском факультете. Я волновалась, что не смогу ответить достойно, что буду выглядеть хуже остальных студентов. Я говорила все, что долго и кропотливо учила накануне. Богословие казалось мне жизнью, чудесной стихией, где уставшая душа способна обрести покой и познать смысл жизни.
— Достаточно. Кто может продолжить?
Семинар закончился. На душе было светло и радостно.
— Ну, как? Я хорошо отвечала? — я подошла к своим одногруппницам.
— Да, это было что-то. Рядом с тобой чувствуешь себя идиотом. Где ты этому научилась?
— Я поняла это не разумом, а духом.
Они странно посмотрели на меня. То, что в ортодоксальной церкви принято говорить по-другому, я поняла позже. Но разве бывшая сектантка могла понять сразу все тонкости новой жизни?
На большой перемене я погрузилась в чтение философской литературы. Мне хотелось прочесть сразу все труды, заданные на дом. От нетерпения и излишней рассеянности я только измучилась.
— Привет. Как тебя зовут? — ко мне подошел самый отвратительный парень с факультета.
— София, — буркнула я и всем своим видом дала понять, чтобы он немедленно уходил. Слава Богу, этот персонаж никак не повлиял на дальнейшие события моей жизни, поэтому своей грубости мне не приходится стыдиться и по сей день. Конечно, он скривился и, кажется, назвал заносчивой ханжой. А, может, и по-другому? Сейчас это уже не имеет никакого значения. Через пару минут я заметила свою одногруппницу Веру.
— Ты давно ходишь в ортодоксальную церковь? — наивно поинтересовалась я.
— Я не хожу ни в какую церковь.
— Зачем же тогда поступала на богословский факультет?
— Открылся новый факультет – мне стало интересно, вот и все.
По правде сказать, я была немного разочарована. Мне казалось, что все учащиеся этого факультета готовы гореть для Бога так же, как я. Я наивно полагала, что все студенты любят молиться и с упоением готовы читать богословские трактаты.
— По мне, так этот факультет — полный отстой. Столько всякой фигни задают читать, так бы и выкинула весь этот ворох печатных листов. А тебя чего сюда понесло?
— Я всегда хотела учиться на богословском факультете и работать в Церкви.
— Ты из ортодоксальной Церкви?
— Я долгое время ходила в модернистскую церковь, но теперь решила стать частью ортодоксальной.
— Я так и поняла, что ортодоксом ты не можешь быть. Говоришь не так, как они, пользуешься косметикой и ходишь в штанах. Я тебе прямо скажу: психику здесь ломают по-конкретному. Всех студентов хотят обратить в свою веру.
— А разве ортодоксальная церковь – это плохо?
— Я не говорила, что это плохо.
После этого разговора мне больше не захотелось общаться с Верой. У всех есть свобода выбора. А если не причастен к вере – на богословском факультете делать нечего. Да! Я всегда жила и буду жить по максимуму! Я — настоящая идеалистка и считала, что жизнь нам дана на то, чтобы могли реализоваться в заданном направлении.
После занятий я накупила булочек с сахарной присыпкой и поспешила в библиотеку. Желание приготовиться к семинарам жгло сильнее огня. Богословие занимало весь мой разум. Пробегая мимо стадиона, я заметила двух студенток с нашего факультета. Они о чем-то оживленно болтали и курили сигареты. Наличие сигарет в их руках пронзило меня до боли. Будь это студентки с какого-то другого факультета, я отнеслась бы к увиденному совершенно спокойно.

***
Эх, если бы хоть один человек из той жизни увидел меня с сигаретой, то чокнулся бы. Когда начались перемены, я первым делом схватилась за сигареты. Или яд в легких, или расстроенные нервы? Дикий выбор, но выбирать пришлось. Кажется, англичане говорят, что из двух зол не выбирают никакую. Но мне по жизни приходится выбирать между плохим и очень плохим. Промежуточных звеньев, как правило, нет. Только не обвиняй меня в пессимизме! Я тебе сразу скажу, что никогда не понимала оптимистов. Как можно радоваться чему-то, когда мир рушится на глазах и тебя вот-вот засыпет пеплом? По-моему, в природе оптимистов есть что-то ненормальное. Наш офис-менеджер Алиска, как подорванная, радуется всяким мелочам и даже тогда, когда все из рук вон плохо. Я уже начинаю опасаться за ее психическое здоровье, ибо все это напоминает предсмертный истеричный смех.
— Соня, ну чего ты такая грустная? У нас все хорошо. Птички поют, солнышко светит.
— Ага, а если мы не выполним бизнес - план, то зарплату вдвое урежут.
Ну и как объяснить этой дуре, что у человека должен быть критический взгляд на все жизненные обстоятельства? Иногда так хочется вправить ей мозги, но на тренингах по деловому этикету учили быть терпимее к недостаткам своих коллег. Но, боюсь, что однажды драгоценного терпения может не хватить, и тогда огненная лава моего гнева выльется на голову Алиски и ей подобных. Стоп! Где-то я уже слышала о терпении…

***
Несмотря на немалые разочарования, я продолжала любить богословие и свой факультет. В мои планы входило реализоваться по диплому и сделать что-нибудь значительное для Творца. На протяжении всех лет учебы посторонние люди спрашивали меня: «Зачем ты поступила на богословский факультет? Вроде бы неглупая девушка»… Я со всей прямотой и горячностью заявляла, что это самый лучший выбор, сделанный мной, и по-другому я поступить просто не могла. Кто-то говорил, что во всем виноват мой максимализм и на этом пути неизбежны разочарования. Но я верила только себе, а не чужим мнениям. В те дни во мне жила несокрушимая уверенность, подкрепленная успехами в учебе. А успехи были немаленькие! Я выступала на самых престижных богословских конференциях, где мои исследования слушали профессора и даже задавали нехитрые вопросы. Впоследствии я подкрепляла свои выступления разными картинками, схемами и видеозаписями. Признаться честно, в такие моменты в моем сердце начинали зреть зерна гордости. Но они быстро истлевали, когда я слушала выступления профессоров богословия. Я была счастлива, что могу узнавать столько интересных вещей… На тот момент я была слабо знакома с догматикой ортодоксальной Церкви, поэтому с упоением слушала анализ неизвестных мне догматов.
Поглощенная наукой, я совершенно запустила свою внешность. Мне даже казалось, что внешняя красота — совершенно не нужный атрибут для студентки богословского факультета. На протяжении всего срока обучения я не додумалась заглянуть ни в один журнал мод, раз в несколько месяцев наведывалась к косметологу и нисколько не заботилась о красоте и изяществе своего тела. Про косметику я тоже напрочь забыла, только иногда покупала себе какой-нибудь тюбик туши. Однажды нам сказали посещать занятия исключительно в юбках. Я сшила в ателье на заказ длинную черную юбку, которую надевала вместе с однотонной кофтой. В общем, на факультете я появлялась исключительно в этом одеянии. Иногда посторонние люди спрашивали меня: «Почему ты одеваешься так траурно? У тебя что-то случилось?». Я как обычно отвечала со всей горячностью, что хочу соответствовать представлениям о добродетели не только в делах, но и в одежде. Потом я с еще большей уверенностью заявляла, что скромность в одежде тоже является проповедью Творца. Все эти порывистые и горячие речи вызывали недоумение у окружающих. Мой мир был для меня естественным, а для них противоестественным и чуждым. Если же кто-то пытался поспорить о том, что молодая девушка не должна так жить и думать. Я с нетерпением возражала и приводила тысячу цитат из богословских текстов и тут же принималась доказывать пользу богословского образования. Наверное, мои речи шокировали окружающих в еще большей степени, чем поступки.
Среди студентов богословского факультета я выглядела тоже необычно. Почему? Каждое мое слово было не пустым звуком ради оценки, а неотъемлемой частью моей жизнью. Я горела, я благоговела и жила во имя получения этих знаний. «Да ты уже помешалась на учебе. Зачем ты выставляешь всех идиотами? Ты все учишь, а мы потом стремно выглядим на твоем фоне», — день изо дня повторяли мои одногруппники. Но для меня их выпады не имели значения. Шипение змей периодически преследует нас, когда мы упорно идем к своей цели. Когда же целью становится познание Творца, то отрицательные моменты становятся незначительными и, вообще, перестают играть какую-либо роль.
Я никогда не забуду первое занятие, которое провел священнослужитель ортодоксальной Церкви. Я была поражена всем, что он говорил. После его лекций все проповеди служителей модернистской церкви показались зачатками мифологического сознания. Я задавала вопросы, которые долго время жгли меня. Было интересно все: от догматики ортодоксальной Церкви до священнодействий. Я без устали сыпала вопросами, потому что мне было нужно восполнить все пробелы своей религиозной неграмотности, от которых так долго приходилось страдать. Не знаю, чему удивлялся тогда наш новый преподаватель – моему горячему интересу или тому, как много мне неизвестно. В любом случае в его глазах читалось неподдельное удивление. А за моей спиной как всегда шипели!
После того занятия я на всех парах понеслась в библиотеку, ведь у меня накопилась масса идей для подготовки к семинару. В библиотеке я к своему ужасу опять столкнулась с самым отвратительным парнем с факультета. Признаться честно, я все время забывала его имя.
— Привет, Соня.
— Привет.
— Ты вчера так четко отвечала про нетрадиционные культы. Откуда ты столько всего знаешь?
— Книги читаю. Попробуй сам и тоже будешь знать столько же.
Взяв нужные учебники, я поспешила избавиться от нежеланного общества. Нужно сказать, что неприятные личности с завидной регулярностью появлялись на моем горизонте и начинали нахвалить очевидные вещи. Каждый раз меня это сильно раздражало и злило. В таких ситуациях не всегда удавалось держать себя в руках. И, вообще, смирению не так просто научиться! Несмотря на то, что я часто слушала на проповедях в ортодоксальной Церкви о смирении, у меня не получалось воспитать в себе эту добродетель. На пути к духовному совершенству появлялось множество других подводных камней. Ортодоксальная Церковь отличалась от модернистской, как огонь отличается от воды. Поэтому я долго время плакала и мучилась от тоски по прежнему укладу жизни, но разумом понимала, что невозможно вернуться к прежним нормам. Идеи модернистской церкви должны умереть для меня раз и навсегда. Но как говориться, легко начертить план, но совсем не легко претворить его в жизнь. Я продолжала молиться о том, чтобы мне открылась Истина. Пересохшим ртом я повторяла тексты молитв, которые не находили отклика в моем сердце. Да, это были всего лишь тексты, которые упорно не желали превращаться в живые слова. Но я продолжала стараться, ведь я шла к познанию своего Творца. Мне хотелось по-настоящему молиться Ему и послужить всей своей жизнью. Представить свою жизнь без Церкви я не могла. Священнослужителей ортодоксальной Церкви я продолжала слушать, открыв рот, - они говорили много нового и в то же время уже такого родного и близкого. Во время их проповедей я часто вспоминала отрывки лекций и богословских трактатов. Это грело мою душу и вселяло надежду на то, что мои молитвы скоро станут живыми и я буду ощущать присутствие Творца.

***
Брр! Снова вспомнила вчерашний день. Ко мне пришли две актрисульки с претензией на Оскар.
— Нас не устраивают эти платья!
— Почему?
— Они полнят.
— Какая разница? Вам выступать в них каких-то пять минут. Можно подумать, вы в главной роли…
— Да что вы себе позволяете? Мы уже два раза выступали на сцене главного театра. В отличие от вас мы знаем толк в костюмах.
Такие сцены повторялись с завидной регулярностью. Актерская богема из театрального вуза регулярно забывала, что представления смотрятся хорошо только на сцене, в реальной жизни это не актуально. Самое интересное, большинство местных актрисулек считает себя центром вселенной и более того, полагает, что весь мир должен склониться перед их талантом. Если бы не профессиональная этика, театральные куклы узнали бы о себе много нового.
Работая в агентстве, я задала себе еще один вопрос: почему девочки-подростки так рьяно мечтают стать актрисами? Ответ как всегда лежал на поверхности. Цветы, поклонники и слава – чудесный комплект! Только где будем брать успешных режиссеров и спонсоров? Даже на качественную праздничную постановку устраивается жесткий кастинг, про навороченный фильм и говорить не стоит. Пока я находилась за пределами мира шоу-бизнеса, все здесь казалось загадочным и волнующим. Но пришлось познакомиться с этой кухней и понять, что здесь все грязно и противно.
Алиска со своим умишком и радужной палитрой эмоций вполне могла быть стать успешной актрисой. Тем более, местным режиссерам она пришлась по душе. Была очередная презентация шедевра местного “великого” автора, так вот Алиска, а не книга, оказалась там в центре внимания. Мы уже морально приготовились к поиску нового офис-менеджера, но нет - наша звезда никуда не собиралась уходить.
— Я слишком умна, чтобы посвятить себя карьере в шоу-бизнесе, — с гордо поднятой головой заявила она перед камерами местного телевидения. Да, звезда дает достойный ответ. А, впрочем, я завидовала ей. Нет, предметом моей зависти стало отнюдь не внимание к ее персоне, а умение владеть своей судьбой. Я этому не могла научиться последние несколько лет.

***
Утро выдалось мрачным, на душе тоже было мрачно. Я подошла к зеркалу. Просто захотелось посмотреть на себя внимательно и заглянуть в свои глаза. Мне не нравилось свое отражение. Впрочем, оно не нравилось мне никогда. Свою внешность я называла редкостным несовершенством. Но это было до поступления на богословский факультет, ведь здесь мне четко дали понять, что наш облик – работа Творца. Я отошла от зеркала и спросила себя, чего я хочу от земной жизни. Так ли уж сильно я хочу служить Ему? И как бы складывался мой путь, если бы я избрала другой факультет? И тут мне стало по-настоящему страшно. Ответ нарисовался сам – я бы осталась в модернистской церкви во веки веков. Я нашла в себе силы и призналась себе еще в нескольких вещах… Чем больше я получала знаний, тем больше появлялось вопросов, и все сильнее нарастало ощущение того, что я не знаю Творца. И где-то в глубине души начинало шевелиться чувство одиночества. Одиночество было и раньше. Но тут стало происходить что-то невообразимое. Оно, как черная туча, закрывало небосвод моей души.
Я забралась под одеяло. Мне хотелось крепко зажмуриться и исчезнуть. Этот день стал точкой отсчета. Именно с этого дня мое одиночество увеличивалось в размерах. Но тогда оно не тяготило меня так сильно. Мягкая трель телефона заставила меня подняться снова.
— Куда отправимся сегодня? — спросила Вика.
— Давай пойдем в театр. Там будет классный спектакль.
Вика — моя лучшая подруга. Мы с ней были знакомы еще со школы. Она как активная сторонница светской жизни вытаскивала меня на всякие мероприятия, которые приносили эстетическое наслаждение. Иногда идеи для совместных походов подкидывала я. Несмотря на специфику своего образования, светская жизнь продолжала меня интересовать. В этот раз мы пошли на модный спектакль под экзотическим названием «Шнурки в тирамису». Кому и зачем понадобилось затолкать шнурки в итальянское пирожное, было непонятно.
— Слушай, а может это такая аллегория?
— Не знаю, Викуся. Посмотрим спектакль и поймем.
— А чего ты такая загруженная в последнее время?
— Размышляю второй день о смысле земного бытия. И, кажется, начинаю ощущать одиночество.
— Хочешь, я тебя с классным парнем познакомлю?
— Зачем? Мне сейчас не до этого. В ближайшие месяцы я буду переживать за свои исследования по сравнительному анализу догматики.
— Ну, ты загнула, небожительница! Я и слов-то таких не знаю. Как говорится, пожалей нас простых менеджеров. Ты точно не хочешь познакомиться с классным парнем?
— Ладно, знакомь. Только скажи сначала, на сколько классный парень.
— Не парься, он должен тебе понравиться.
Перед началом спектакля мы погуляли в парке. Вика смолила сигареты одну за одной. По ее словам, сигареты успокаивают нервы. Она рассказывала мне столько всякой чуши про клубы, домашние вечеринки и выставки художников-абстракционистов, что к середине ее рассказа я унеслась мыслями в свой мир.
Во время спектакля я не могла сосредоточиться на развитии событий. Я боялась своего будущего. Это было странное ощущение, липкое и противное, оно охватывало мою душу. Я начинала ненавидеть себя за недоверие Творцу.
— Супер! Мне нравится сюжет. А тебе? — спросила Вика.
— Да, неплохо.
Вика была поглощена спектаклем, а мне было одиноко и пусто. Может, во мне стала просыпаться давно уснувшая интуиция? В ортодоксальной Церкви при наборе таких ощущений мне советовали совершать молитвы. Но в тот момент мне не хотелось молиться. Мне всего лишь хотелось знать свое будущее. Глядя на сцену, я восхищалась игрой актеров и легкостью в их жестах и движениях. Изнутри на меня давило что-то тяжелое, а там было красивое и непринужденное мастерство. Зрители аплодировали. А я, словно онемела, - мир превратился для меня в мертвую декорацию.
После спектакля мы забрели в какое-то кафе, где подавали пирожные и горячий кофе. Я, как в тумане, слушала восторги Вики по поводу спектакля.
— Короче, он сейчас приедет, — донеслось до моего слуха.
— Кто он?
— Сонюшка, я же тебе говорила. В антракте я позвонила Даниилу, и он обещал приехать именно в это кафе, чтобы познакомиться с тобой.
— Даниил? Ты не говорила мне про него.
— Даниил и есть тот классный парень, с которым должна познакомиться.
— Мне уже начинать радоваться?
— Перестань так скептически ко всему относиться. Он, конечно, не ходит в ортодоксальную Церковь, не учится на богословском факультете. Но зато он многого добился в жизни. У него уже есть своя фирма, в отличие от нас ездит на отличной иномарке и живет в элитном доме.
— А дом расположен в новом коттеджном поселке!
— Нет, у него хорошая квартира в жилом комплексе.
— Мне начинать аплодировать? Квартира – иномарка – деньги — отличный набор. А в душе что? Сборники счетов и коды к банковским картам? Вика, по-твоему, значимость человека определяется этим? Ты думаешь, я смогу общаться с человеком, который помешан на материальных благах? Если так, то ты плохо меня знаешь. Я никогда не хотела бы общаться с людьми, которые ни разу в жизни не задумывались о духовном. А если твой Даниил страдает без девушки, пусть поищет кого-нибудь другого, потому что мне нужен верующий человек.
— Соня, перестань, пожалуйста. Ты его даже не видела! А вот и он.
Даниил не произвел на меня никакого впечатления. Мне не хотелось с ним общаться. Я в основном молчала и скупо отвечала на вопросы. Когда я ходила в модернистскую церковь и познакомилась со своим любимым мальчиком, то была готова говорить без умолку обо всем на свете. Мы вместе читали священные тексты, обсуждали духовную литературу. Одним словом, воспоминания о тех минутах были для меня, как лечащий бальзам. Но я не только рассталась с той церковью, но и уничтожила любовь резкими словами. Контролировать слова я, пожалуй, не научусь никогда.
Когда бессмысленное вежливое общение в кафе закончилось, я была счастлива.
— Я всех подвезу, — Даниил вежливо улыбнулся.
— Отлично, — Вику, похоже, грела мысль о том, что сейчас она поедет на шикарной иномарке.
— Извините, но у меня другие планы на вечер. Меня не нужно подвозить.
— Соня, а куда ты пойдешь? Уже темно.
— Софочка, уже действительно темно…
— Я сказала, у меня свои планы, — я оборвала Даниила. Терпеть не могу, когда меня называют «Софочка». Может, кто-то из показной вежливости терпит неприятное общество, но я никогда не принадлежала к таким людям. Вечер был безнадежно испорчен. Я побрела на автобусную остановку и, устроившись у окна, погрузилась в свои мысли. Мне совсем не нравилось, что Вика вмешивается в мою жизнь. Это была уже вторая или третья ее попытка познакомить с каким-нибудь экономистом, который успешно продвинулся в бизнесе. И каждый раз приходилось ей объяснять, что мне интересно общаться с верующими людьми. И соответственно мой парень тоже должен быть верующим. После занудного разговора с Даниилом я решила более жестко объяснить Вике, что не стоит вводить меня в круг в своих друзей. Я часто вспоминала модернистскую церковь и душевные разговоры между членами общины. Конечно, мне было грустно, что уже нет и не будет в моей жизни той милой атмосферы. Когда приходится выбирать между человеческим фактором и Истиной, выбор нужно делать в пользу Истины. Этому меня научили на факультете. Только вот познание Истины не всегда приносит радость. В ортодоксальной Церкви временами было так тяжело, что не хотелось идти на служения, не хотелось молиться. Ортодоксальная Церковь по части догматики была честна и откровенна – в этом смысле и было очень тяжело. Или попросту говоря, неграмотная девочка была не совсем готова к восприятию великой Истины.

***
И я об этом. Жесткие критерии нам всем мешают жить, они душат до последнего издыхания. Но я не могла жить проще, мне нужно было все усложнить до неимоверных искажений. При этом я считала, что живу полноценной правильной жизнью. Конечно, я стала воспринимать мир по-другому. Отношения с людьми строятся на более свободных волнах. Когда мой бойфрэнд узнал, по каким принципам я жила и думала, он удивлялся. Но еще больше он удивился, когда увидел на фотографии ненакрашенное существо в черной одежде.
— Сонюшка, неужели это ты?
— Что тебя удивляет?
— Усталость и разочарование в глазах. Если бы мы встретились тогда, я бы вряд ли мог заинтересовать тебя.
— Или наоборот. Ты бы меня просто не заметил.
— Расскажи мне, чему учат на богословском факультете.
— Поверь мне, тебя бы все предметы вогнали в ступор, а потом навели скуку. Рационалисту не понять трансцендентное.
— Не пугай меня своими терминами. Ты у меня такая умная!

***
— София, вы сегодня хорошо потрудились. За семинар я ставлю отличную оценку. И маленькое напоминание всем: экзамен не за горами – начинайте учить билеты, — преподаватель снисходительно улыбнулась, глядя на нас.
А у меня внутри все задрожало – экзамен по еретическим учениям приводил меня в ужас. Богословские завихрения еретиков напоминали глупую сказку, которую трудно запомнить.
— Ой, девчонки, я так боюсь экзамена. Я же ничего не смогу выучить.
— Да ты всегда так говоришь, а потом у тебя ответ лучше всех получается, — пробурчала Вера. Временами мне казалось, что она терпеть меня не может. Я отогнала от себя ненужные мысли. Под недобрыми взглядами одногруппниц я поспешила удалиться в библиотеку. В это время там было относительно спокойно. Когда атмосфера начинает наколяться, лучше найти укромный уголок и переждать там недружественную жару. С другой стороны, богословский факультет — не есть Церковь, поэтому рассчитывать на хорошие отношения здесь не приходилось. Пока я шла по университетским коридорам, запищал мобильник.
— Сонечка, привет. Как у тебя дела?
— Викуся, все замечательно.
— Ты вчера так стремительно ушла. Неужели Даниил тебе совсем не понравился?
— Совсем не понравился. Вик, прошу тебя – больше никогда не знакомь меня со своими друзьями. Хорошо?
— Ладно. Только если вы случайно столкнетесь у меня на вечеринке, не делай вид, что вы не знакомы.
— Викуся, в случае встречи я поздороваюсь с твоим Даниилом. Я уже рядом с библиотекой, поэтому отсоединяюсь. Пока.
Листая книги, я заметила двух ярко накрашенных девчонок в коротких юбках. В модернистской церкви я тоже могла позволить себе такой внешний вид, но с приходом в ортодоксальный мир все резко изменилось. Я не осуждала этих девчонок – они всего лишь стали напоминанием о том, что было. Яркое и ослепительное прошлое в его блестках и мишуре исчезло, а на смену ему пришло красивое и серьезное настоящее, где не было ни тени фальши. В ортодоксальном мире я собиралась остаться навсегда. Они несколько минут с интересом смотрели на меня.
— Девушка, можно спросить: а вы с какого факультета?
— С богословского.
— У вас принято одеваться во все черное?
— Нет, это мой личный выбор. Есть вещи, которые не совсем понятны светским людям, — сказала я с пафосом, как будто официально повенчалась с небесами. Они ничего не ответили, потому что были далеки от моего мира, а богословие их не интересовало ни под каким углом. С ними-то все ясно – они такие же, как Вика, - смешливые, несерьезные, думающие лишь о земной форме бытия. Осуждать их за это не стоило, ведь когда-нибудь и они задумаются о Творце. Но мне было непонятно, почему на нашем факультете мало кто задумывался о Нем, в основном все пренебрежительно говорили о получаемых знаниях, хотя и преклонялись перед образом ортодоксальной Церкви. Иногда даже складывалось впечатление, что Творец и Его Церковь независимы друг от друга. Такое положение вещей меня временами настораживало. Ортодоксальной Церковью восхищались все студенты без исключения, а вот о Творце почти никогда не говорили. Всего лишь один раз была попытка разрушить светлый образ ортодоксальной Церкви. В нашей группе был один нервный студент (совсем забыла его имя). Он постоянно спорил со всеми преподавателями по части догматики и церковного этикета. Его постоянные дебаты раздражали меня.
— О чем вы говорите? Я работал у одного служителя при культовом здании. Там отношения гораздо хуже, чем в любой светской организации. Все друг друга ненавидят, готовы при любой возможности подставить друг друга.
— Интересно, в чем выражалась эта ненависть – в непонимании вашей тонкой натуры? — иронично спросила преподаватель.
Далее последовал россказни о том, что все служители и сотрудники помешаны на деньгах, постоянно ссорятся из-за “золотого тельца”… Отдельные байки коснулись того, что в культовых зданиях действует система унижений и оскорблений. Я не поверила ни одному слову. Я слишком любила Церковь, чтобы обращать внимание на какую-либо критику. Если бы на месте этого невротика оказался кто-то другой, то я немедленно вступила бы в спор.

***
Время — быстротечная штука. До окончания факультета оставался год. И тут я впервые стала задумываться о возможности работать по диплому. Ощущение одиночества и тоски набирало свои обороты. Были моменты, когда я начинала жалеть, что решила посвятить себя богословию. Я отгоняла противные мысли, но они с завидной настойчивостью возвращались обратно.
— Я тебя предупреждала, что по этому диплому трудно найти работу, — все чаще упрекала меня мать. А я молчала, глотая слезы. Я не знала, что мне делать. В один из периодов таких переживаний мне позвонила Вика. Она плакала.
— Приезжай ко мне, пожалуйста.
— Что у тебя случилось?
— Приезжай, потом все объясню.
Я застала Вику, поглощенную страданиями. Когда она немного успокоилась, то стала сбивчиво говорить:
— Даниил уезжает.
Не понимала и не понимаю чужих переживаний. Увлечение – не любовь. Было и нет. Но Викуся плакала навзрыд. Даниил уезжал в Израиль насовсем. Я была и сама непротив уехать в Таль-Авив, но меня там никто не ждал, поэтому приходилось жить в далеко нерайских условиях с жестким климатом. Глядя на Викусю, я не понимала еще больше, зачем она так усиленно пыталась сосватать Даниила всем своим подругам. Все оказалось слишком просто – она хотела доказать себе, что ничего не чувствует к нему. Какой милый абсурдный шаг! На такие выходки даже я не была способна! Мне было жаль ее, и одновременно неловко, ведь я не привыкла соприкасаться с чужими страданиями. Свои же страдания я доверяла только Творцу. Он — единственный, кто мог исцелить мои раны и подарить покой. Я бы, конечно, могла посоветовать Викусе обратиться с молитвой к Творцу, но она всегда была светским созданием, не верящим ни в кого и ни во что. Я пыталась произносить какие-то бессмысленные слова утешения, без конца повторяла, что все будет замечательно. Но разве успокоишь человека, одержимого любовной лихорадкой?
Когда я не знала Истины, у меня тоже случались кратковременные увлечения. И, по-моему, я тоже переживала, когда все заканчивалось раньше времени. Но бессмыслицы остались в прошлом, и на смену всему пришло правильное понимание Жизни.
Мне хотелось помочь Вике справиться с внутренней болью, но я не знала, что ей посоветовать. Мы слишком по-разному смотрели на мир, а таблеток от душевных переживаний еще никто не придумал. Я предпочла остаться немым слушателем ее рассказа о внутреннем аде. Ад периодически появляется в душе каждого из нас. Вопрос в том, кому мы можем рассказать об этих адских мучениях и давящих пытках. Я прекрасно понимала, что если Виктория не выговориться, она будет долго мучиться, заливая боль вином или водкой. Я продолжала слушать. Каждое ее слово не находило отклика в моем сердце. Это были просто слова о том, что мне совершенно непонятно.
Я провела рукой по ее волосам и сказала:
— Все проходит и это пройдет.

***
Я так чувствую, что из нас двоих уже кто-то устал? Хорошо, я представлю тебе финал истории. Или уже все стало ясно?

***
Когда спрашивали, почему я не стала работать по диплому, приходилось загадочно отмалчиваться или пускать в ход обтекаемые фразы. На самом деле случилось то, что должно было случиться.
От соприкосновения с грубой реальностью поменялось мое мышление. То, что виделось смыслом Жизни, оказалось миражом, ускользнувшим и растворившимся среди руин земного бытия.
Холодные взгляды и безучастное выражение лиц, разговоры о “золотом тельце”, ненависть, переливающаяся через край, — это были черты Истинного Облика Ортодоксальной Церкви. Я угасала от боли и ужаса. Я не была готова открыть новую Истину, мне хотелось кричать и плакать. Иллюзии были разрушены. Им было отдано слишком много времени и сил. Ради них я добровольно лишила себя многих вещей, скрашивающих земное бытие. После разрушения иллюзий я тихо причитала: “Где ты, Творец?“ Но у меня не получалось произнести ни одного молитвенного слова.
— Почему ты не хочешь работать в культовом здании? Куда ты пойдешь теперь со своим бесполезным образованием?
— Мама, ты просто не можешь себе представить, как тяжело видеть грязь там, где ее не должно быть. И самое ужасное… Я больше не чувствую присутствия Творца…

***
Если бы я вела личный дневник, то наверняка бы оставила следующую запись: “Мое дивное прошлое! Вот бы на миг вернуть хоть один сладкий момент! Прожить его заново, вкусив все краски и очарование… Почему же наступают поворотные моменты, которые рушат все? А потом надо строить Жизнь заново. Были райские сады с дворцами, и вдруг на их месте черное пепелище.” Но я не веду дневник, поэтому просто скажу. Жаль, что все получилось так, а не иначе. Или другого пути просто не было?