Небожительница

НЕБОЖИТЕЛЬНИЦА

       ... А в первом ряду, там, где предполагались почетные гости, сидела ее портниха. "Она права, - думала портниха, - чайная роза - это ее цвет. Но почему, спрашивается, она не отгладила лацканы? Опять я окажусь виноватой, а у меня, между прочим, лацканы были без сучка, без задоринки. И все-таки зря она так увлекается рюшками и оборочками - прямо скажем, не девочка уже. На следующем выступлении попробуем английский костюм или хотя бы..." Взрыв аплодисментов прервал ее мысли, и она, встрепенувшись, тоже захлопала: восхитительно! прелестно!
       Поэтесса сдержанно поклонилась, но глаза ее сияли.
       - А сейчас я вам прочту короткое эссе о быстротечности жизни, о мимолетности счастья, о том, что на этой земле мы, увы, всего лишь гости. Могу вам признаться, что написала это я сегодня утром, так что вы будете первыми, с кем я поделюсь самыми сокровенными своими мыслями. Я дарю вам свою душу!
       Зал благодарно и восхищенно замер.
       "Нет, виски ей в следующий раз нужно сделать пышнее, - думал парикмахер, глядя на нее под углом в шестьдесят градусов. В таком ракурсе он никогда раньше ее не видел и сейчас понял свою оплошность. - А вот серебристые пряди с сиреневым отливом, действительно, ей к лицу, но сиреневый оттенок нужно чуть усилить."
       "Неужели сиреневый оттенок опять в моде? - удивлялась машинистка, печатавшая всё сегодняшнее утро в спешном порядке ее очередную белиберду, но на этот раз в прозе. - Ведь уже было, что прийти куда-нибудь не сиреневой считалось просто неприличным. И прошло-то года три, не больше. Неужели опять? Надо будет спросить у Изабеллы Альфредовны."
       "Интересно, как сегодня сыграло ЦСКА, - думал муж, хмуро глядя на сидящую впереди лысину, заботливо прикрытую редкими набриолиненными прядями. - Вся надежда только на Третьяка и Касатонова. Надо же, такой матч пропустить!"
       "И этот старый гриб приперся! - нервничал любовник, ни на минуту не упуская из поля зрения ее мужа, уныло сидящего в четвертом ряду. - А ведь обещала, что его не будет! Зря шампанское покупал!"
       Две пэтэушницы в одинаковых белых блузках, списывающие из всех газет и журналов стихи про любовь, с открытыми ртами смотрели на небожительницу, на ее прическу и костюм, толкая друг друга локтями, когда та делала милую гримаску или брала в свои божественные ручки стакан воды.
       В последнем ряду у стенки сидел бледный юноша с длинными волосами. Он нарочно сел в самый дальний угол, чтобы никто не мешал ему думать о Ней. Наконец, он видел ее не по телевизору и не в темноте возле подъезда, где иногда ему удавалось ее подкараулить. Господи, как же она хороша! За такую женщину, он, не задумываясь, мог отдать всё, что у него есть в жизни. Да что там - что есть в жизни! Саму жизнь! Какой сочный, чуть хрипловатый голос! А глаза! И эти загадочные темные тени под глазами!
       "Что-то не нравятся мне эти мешки под глазами, - думал врач, сидящий в первом ряду. - Надо, чтобы она сдала анализы. По-моему, в этом году мы еще не проверялись".
       Снова грянули аплодисменты. Пэтэушница с цветами побежала к сцене, обгоняя других пэтэушниц и даже студенток, тоже бегущих с букетами по другим проходам.
       Объявили перерыв. В буфете было не протолкнуться. В очереди говорили только о виновнице торжества. Мнения разделились: публика со стороны была в восхищении, братья же по цеху криво усмехались и отпускали какие-то странные, не всем понятные шуточки.
       Две милые дамы невнятного возраста неожиданно столкнулись в фойе и бросились обниматься.
       - Я не сомневалась, что вас встречу!
       - Ну, еще бы! Как можно такое пропустить! Какие прелестные стихи! Какая экспрессия!
       - Что вы, милочка! Она же читала прозу! Стихи будут во втором отделении!
       Дали третий звонок.