Ловушка

Был жаркий полдень. Курт сидел в тени большого дерева, привалившись спиной к его прохладной коре. Он страшно устал. Последние пять лет он беспрерывно путешествовал, попадая из одной авантюры в другую. Но сейчас на него снизошло умиротворение. Он никуда больше не спешил. Он успел... Уже неделю на окрестных полях убирали рожь и пшеницу, и сегодня должны были закончить... Он успел ко дню сбора урожая 396 года к городку под названием Сакрел...
Все началось шесть лет назад. Тогда Курта только начали называть воином. Это была одна из первых его битв, и тогда они, северные племена, атаковали монастырь. Они почти сразу ворвались во внутренний двор. Там их в одиночестве встретил старый монах. Он стоял в строгих черных одеждах посреди двора и ждал:
 - Зачем вы пришли, блудные чада? И кто среди вас старший?
Чувствуя назревающую потеху, старшие вытолкнули вперед Курта. Он был самым младшим в дружине, и даже еще не носил меч и шит, только заткнутый за пояс кинжал. Но монах, казалось бы, не заметил издевки, а только медленно и представительно (будто у князя) спросил:
 - Ты знаешь, когда умрешь, доблестный воин?
 - Когда на то будет воля Одина или Тора! – сразу же выкрикнул Курт под одобрительный рев дружины. Старик, не шевельнувшись и глядя в его глаза, огласил:
 - В 396 году, в храме города Сакрела, на рассвете в день после праздника сбора урожая, и от этого самого кинжала... – он показал на кинжал, заткнутый за пояс юноши – и по собственной воле... – он не успел закончить, над головой Курта свистнула стрела, и попала монаху в глаз. И тут же из-за арки монастыря выбежал мальчик, ровесник Курта, и, нагнувшись над телом монаха, заплакал. А потом, подняв голову и указав на Курта, пронзительно крикнул:
 - Ты! – в той резне из монахов выжил только этот мальчик...
То, что слова погибшего не просто пустая фраза, а действительно пророчество Курт понял на следующий день. Странно, но он воспринял это абсолютно спокойно, и даже понимание того, что по правде на небесах правит не Один и Тор, а этот новый Бог, он принял как должное. И сразу же он начал думать, как ему быть. Что сделать, чтобы пророчество не сбылось. И, наконец, он придумал ловушку... Ловушку для Бога...
Еще год он оставался в дружине, пока не услышал про храм... Потом он почти пять лет искал этот храм, и тот секрет, который он хранил, собирая по крупицам слухи о нем. Это было древнее здание, и там он нашел двоих. Учителя и ученика. Они хранили пророчества Возрождения. В них было сказано, что должно свершить человечество для того, чтобы возродиться из пепла греховности. Он вызнал эти пророчества, а потом убил обоих. В этом и заключалась Ловушка. Эти пророчества должны были храниться долгое время в храме, а потом стать известны человечеству. Чтобы оно помогло Богу сделать новый мир, где нет места злу. И сейчас во всем мире только он знал эти пророчества. А значит, пока он никому о них не рассказал, Бог не допустит его смерти. И вот еще год спустя он отдыхал под деревом вблизи Сакрела...
 - Ты голоден? – вопрос заставил его врасплох, и Курт даже вздрогнул, потянувшись к кинжалу... тому самому. Но, открыв глаза, он увидел худенькую девушку стоявшую над ним. Полдень уже миновал, и вечер стремительно надвигался.
 - Ч-что?
 - Ты... хочешь... есть? – повторила она раздельно, медленно и четко, наверное, только сейчас заметив, что Курт одет как северянин.
 - Нет, я прекрасно тебя понял, просто не ожидал...
Она улыбнулась, взгляд ее сразу же посветлел... но тут же затуманился от боли. Она закашлялась, причем от этого у нее на губах выступила кровь, и начала падать. Курт тут же подхватил ее и посадил на свое место, а сам присел рядом с ней. Откашлявшись, она оттерла губы платком, на котором уже было несколько кровавых разводов.
 - Все... все хорошо... – но взгляд ее был отсутствующий, и Курт понял, что боль ее еще не отпустила.
 - Просто, приболела...
Но было ясно, что эта болезнь не обычная, и Курт ее об этом спросил. Девушка сначала отвела глаза, но потом посмотрела прямо на Курта и неожиданно рассказала свою историю...
Ее назвали Митрой. Семья ее была небогата, но когда она внезапно заболела, ее отец не поскупился на лекаря из города. Но диагноз того был неутешительным. Он сказал, что девушка больна очень сильно, и излечить ее не сможет никто. Осталось только ждать чуда и молить Бога. Так Митра впервые вошла в храм. И вот, она уже два года терзалась болезнью, которая пожирает ее изнутри и болью выжигает все внутренности...
Курт молча выслушал, и неожиданно для себя рассказал о своей боли... душевной. О том, как он убивал со своей дружиной, а потом совесть жестоко терзала его, и что теперь для него есть только одна цель: спокойная жизнь без войны и сражений...
Когда он закончил свою историю (умолчав о пророчествах Возрождения), был уже вечер. На площади города уже собирались люди, которые шумно праздновали день сбора урожая. Они пошли по тропе к городу, когда Митра вдруг серьезно сказала:
 - Я знаю, тебе надо исповедоваться.
 - Исповедоваться?
 - Да... – очередной приступ болезни остановил ее на полуслове, и Курт едва успел поддержать слабеющую девушку. И сразу же он понял, что она умирает, каждый день, очень медленно и очень мучительно. Умирает, но продолжает жить... А он... он только борется за существование, но не живет. Все эти сумасшедшие пять лет он не жил...
 - Исповедоваться...
 - Да, Курт, это тут, в храме... – эти слова прозвучали в его мозгу как большой колокол, набат, сразу напомнив о пророчестве старого монаха. И тут же пришло решение:
 - Слушай! Слушай внимательно, Митра! – в его глазах горел лихорадочный огонь, и он начал рассказывать ей. Умолчав о самой ловушке, он рассказал, как нашел храм, как вызнал пророчества... и сами пророчества. Услышав их раз, забыть, было уже не возможно, и поэтому он сразу после этого сказал:
 - А... а теперь я должен... исповедоваться...
И резко повернувшись, он сделал несколько шагов к городу. Но потом, остановившись, добавил:
 - Прощай, Митра... – и снова пошел вперед. А Митра вернулась к дереву, где они сидели...
Всю ночь он, как умел, молился в храме о Митре. А перед рассветом... В залу храма вошел монах. Проходя мимо Курта, он посмотрел на него и, побледнев, остановился. Потом набрал в грудь воздух и крикнул:
 - Ты! - и тут Курт узнал его. Это был тот мальчик, что плакал над мертвым стариком. Тем временем монах выхватил из-за пояса Курта заветный кинжал, и ударил северянина в грудь. Клинок, задев сердце, вонзился в легкое. Курт почувствовал, как кровь хлынула через рот, и смог только прохрипеть:
 - Каюсь...
Лучи восходящего солнца ударили Митре в лицо, и она проснулась сидя под деревом. Привычной уже боли при пробуждении она не почувствовала, и она прошептала, глядя на светлеющие небеса, и обращаясь неизвестно к кому:
 - Спасибо...