тссс

[мои 16 лет. можно судить. строго.]




Цепи натянуты слишком туго. Иногда бывает холодно так, что нечем дышать. Хотя, я-то могу, если постараюсь, но толку от моих вздохов чуть: в легкие попадает лишь мною же прокуренный воздух.
Время – самое безумное явление жизни. Его нельзя убить. Наверное, оно уже умерло, вместе с…кем?
Мое имя каплями переливается во всех зеркалах. Pure perfection. Это сойдет за вступление?
Mein geliebter всегда говорил мне, что пустота – величайшая проблема каждого. Вопрос в том, как скоро мы достигнем того момента, когда сумеем превратить ее в смертельный яд.
Он мне сказал это в первый день нашего знакомства, там, на покошенной скамейке из полусгнившей древесины.
Вы когда-нибудь влюблялись в губы?
Представьте их: сухие и белые от холода, снежинки падают на упругую кожу и с треском разбиваются, как фарфор, или хрусталь, а черные перчатки убирают осколки, и линии, линии красным чертят кровавые потеки…У меня, порой, слишком сильно разыгрывается воображение.
Обрывками фразы о книгах и пустяках. Пропахшие сыростью подвалы. Столы. Дурман и пьяный блеск волос. Дым от счастья. Ветер, холод, постель, его пальцы, душ, балкон, его пальцы и ногти, будто много раз подпиленные столь аккуратно.
Тише!
Неужели вы не видите?
Я
падаю
вниз.

Падать легко. Чушь. В такие моменты мир – вверх ногами, и лететь вниз все равно, что карабкаться по скользким отвесным скалам.
А стрелки часов в его доме всегда идут задом наперед. Стрелки идут против часовой стрелки.
Почему так?
- Как бы то ни было, правда в зеркале.
Защити меня. Защити меня от этих часов.
- Prot;g; moi. Мне тоже нужна помощь.

Я могу двигаться в пространстве с абсолютной легкостью. Сейчас я сижу рядом с вами. Поднимите глаза, разве не улавливаете вы красноватый цвет моих волос?
Я терпеть не могу ждать. Но удушье мелкими глотками превращает меня в удава. Секунды – кролики. Множатся и прячутся, с глазами цвета моих прядей, дохнут стаями, только родившись.
Он всегда курил черные сигареты.
- Ты знаешь, мне нравиться мысль, что молекулы дыма остаются во мне. Когда надеешься на лучшее, всегда стоит делать себе хуже. У меня болят легкие.

Все дома, по сути, держатся на нитях. Нет никакой надежды, что в один день они не сожрут тебя окончательно, привязав платиновыми цепями к батареям.
Нам нужно бежать куда-то, вперед, назад, не важно, мы можем быть замкнутыми в круге, и тешить себя надеждами о спиралях.

Я – Бог.
- Тсссс… Ты только не говори никому, иначе тебя могут распять, как и того…
Самозванца?
- Никогда. Безумца. Величайшего безумца.

Я никогда не был в лабиринтах, потому что нахожусь в них каждый день. Когда что-либо входит в привычку, оно перестает быть вообще.
- Стоит чаще прислушиваться к мнению общества. Оно указывает нам на недостатки, которые стоило бы развивать.
Мне кажется, порой, что у него проблемы с алкоголем. Но вы бы смогли удержаться от соблазна увидеть бокал в чешуйчатых пальцах?
Я никогда не спрашивал, любит ли он. Он ответил бы правду.
За правду стоит ненавидеть больше. Я всегда восхищался людьми, которые умеют ненавидеть. Это искусство столь тонко и изящно, что неопытному легко запутаться в собственной паутине. Она, конечно, не будет сплетена столь плотно, чтобы возможно было застрять в ней, но щекотливое чувство омерзения будет еще долго мантией волочиться за спиной по залам.
Мне нравятся мозаики одного цвета. Нет ни доли смысла собирать их.

Ветрено. Он часто кутается в свой длинный матерчатый плащ. Говорит, что сшил его сам. Не верьте.
В тот первый день он шел по улице в своих дурацких теплых сапогах. На их подошве в насмешку над ледниковым холодом выгравированы цветочки. Цветы на снегу. Глупо.
По его следам не стоит ходить - они неразборчивы и чересчур запутаны.
Но знаки и видения – повсюду. Я предпочитаю делать не_ правильный выбор.
 
[Не]счастье.
Губы, руки, сплетенные жизни. Кофе. Больно. Ему или мне?
Неважно.

Ты первый.
За вечер.
Пока.

А он был прав. Черт. Истина в вине.

Это приходит внезапно. Даже без холода нечем дышать. И взамен воздуха надо отдать что-то. Слова.
Как иглами в кожу, крови немного и ран не заметно.

Mein lieber Lump, ты можешь наконец назвать точное число своих смертей??

Часами слушать гудки в телефонной трубке. Это лучше, чем голоса. А еще лучше, запереться в шкафу, как будто это – гроб, и ждать, пока тишина не станет невыносимой.
Mental masturbation.
Жаль, что придумал не я.

Когда скорость становиться невыносимой, кажется, что ты стоишь на одном месте. Я не могу понять, что_двигается_я_или_оно?
А он всегда смотрит слишком вкрадчиво.
Я мертвый камень. Я хочу быть мертвым камнем, чтобы давило ощущение собственной тяжести.
Я [не ] хочу вниз.
Тсссс… Теперь я. Усталость заставляет лезть на крыши. Мы все придумываем трагедии. Закрыть глаза…Блюет от бессмертия.
Вы видели?? Вы видели это??
Да.
Нет.
- Завтра никогда не наступит.
Завтра было тысячу лет назад.

Он никогда не заговорит первым. Странная привычка заставляет чувствовать себя навязчивым.
Last for ages. Дожди никогда не проходят. Нет, бывает еще снег. Много снега.
Наша жизнь – воспоминания и надежды. Воспоминания бессмысленны. Надежды пусты. Пустота и бессмысленность – наша жизнь.
- Бери выше, mon amour, я не вижу смысла и в смерти тоже.

Ночи – сиамские близнецы, сросшиеся днями.
Он хирург, разделяет их и убивает.
Неудачно?
Да.
Нет.
- Ты не можешь винить меня, я ведь не прошу тебя быть рядом.

Я слышу твой голос, ты молишь. Но слабость [?] не дает сказать.

Я ничто.
- А я тогда?

Вода, такая же холодная, как небо, льется из розетки. Бьет током.
Я знаю, он заполнит мои пробелы.
- Какой же ты Бог, если надеешься на других?
Так разве Он надеялся лишь на себя?
А может, причислив номера людям, мы подарим им большую индивидуальность?

Мне нужно [за]кончить.

Он полулежит на кресле, ноги перекинуты через мягкую ручку, левая кисть безжизненно свисает и _мои_ пальцы его руки аккуратно шевелятся.
[Листья на ветру].
Света нет.
Фары редко проезжающих машин сквозь ветки деревьев бросают на стену лучевые картинки. Быстро можно уловить немой фильм.
Шепот.
Наша любовь кислотно-зеленая. Романтика попрощалась, улетев на первом же рейсе. Наверное, самолет разбился.
Что за глупец назвал жизнь дорогой? Это – лестницы. Вверх-вниз. Запутанно, наигранно, больно. Мне стоит подняться на лифте. Но один я боюсь. Я смертельно боюсь лифтов. Поедем вместе?
В тишине можно услышать хрупкое дыхание. Подойти к креслу и упасть на колени; к черту нежность, вгрызться зубами в запястья.
Ты жив?
- Я болен.
У меня исчезли галлюцинации.
- Ты хотел забыть их.
Теперь у меня нет даже страха.
- Ты боишься пустоты?
Я ничего не боюсь. И знаешь, как чертовски это пугает?..
- Gift.
В каком смысле?
- В том, который ближе тебе.
Пойти на кухню и зажечь свет. Там – ничего. Металлическая посуда всегда пустая, в желтое раковинное озеро капает вода. Какое-то насекомое погибло на плите. Аминь.
Стоит включить газ, согреть руки. Пар идет изо рта, словно вокруг призраки. Палец к губам. Слышите? Они действительно тут.
Они – выше нас. Красота человеческого тела омерзительна.
Постоянный голод вошел в привычку. Не стоит никого винить.
Признаться во всем просто. Ich habe mich verlaufen. И не я один.
Шаги за моей спиной.
Ты хочешь чего-нибудь?
- Я хочу выйти.
Пойдем…
- Не так. Я хочу выйти…совсем.
Я не позволю.
- Я знаю. Почему?
Gift. В обоих случаях отравляет.

Город изгрызен стальными червями. Мы их повелители и внутренности. Дом трясется, и ложка в стакане «бздынь-бздынь» ожила…Аккуратней! Можно убить стакан. Нужно?
Напряжение, три-четыре, зажми мне рот, это не истерика, нет, нет…просто стакан…умер.
Резцы в губы. Не больно.
Я вне времени и пространства. Кружиться все белое, обои от стен отходят с кровью. Кричи, кричи, кричи. И плачь за меня, плачь, я просто не_
умею плакать…
Не люблю. Я тоже нет. Или?

В подвалах становиться душно. Я слышу рокот червей, старые станции, ржавый металл, его помада, тошнота, запах крови, кресты из труб, причитания скрипки, я жгу письма и барабаню по стеклам. Жаль, что воду из глаз перекрыли.

Кто-нибудь умеет плести терновые венцы?..
Ответьте!
Нет…
Тише…
Я просто падаю
вниз.
Под землей ведь тоже должно быть солнце.