Спину холодил металл стенки киоска. Но, опиравшейся на неё, Вовка не замечал этого, как и не замечал, ни грохота проходящих составов, ни запаха креозота, ни гула людской толпы, снующих в «броуновском движении» по перрону людей. И только морось начавшегося осеннего дождика и усиливающего её холод, ветерка, вывели его из задумчивости. Он оглянулся вокруг. До сих пор ему продолжало казаться, что все окружающее – огромное здание железнодорожного вокзала, сидящие вокруг него на вещмешках, с бритыми головами, пьяные и горланящие под бренчание гитары призывники, поддатый сержант – все это, происходит с кем-то другим, до боли знакомым человеком, но не с ним. Если бы, хоть кто-то, еще два месяца назад сказал ему, что он, вот так будет сидеть на перроне Новосибирского вокзала, у киоска, мокрый, бритый, в ожидании поезда, который на два года должен увезти его куда-то под Бийск, он просто бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но реальность упорно продолжала возвращать его память к событиям начала сентября.
За спиной громко хлопнула огромная старинная дверь родного мединститута. В фойе было прохладно и сумеречно. Студент пятого курса лечфака Владимир Перов быстро, перепрыгивая через ступеньку, поднимался на второй этаж деканата, будто пытался наверстать дни, которые он уже успел пропустить, вовремя не вернувшись из Крыма. А ведь было третье сентября и все нормальные студенты, уже несколько дней собирали корнеплоды, грузили зерно и занимались прочими сельхозработами в отдаленных районах области. И эта диспозиция не сулила ему ничего хорошего на предстоящей встречи с деканом. Тем более, что после того, как Вовка зимой, при всем курсе, демонстративно, не смотря на то, что декан закрыв собой выход из аудитории, заявив, что из неё не выйдет ни один студент, пока не поставит себе прививку от гриппа, отказался её ставить, встреча со студенческим начальникам не сулила ничего хорошего. Перов заглянул в дверь, там сидела молоденькая девушка в несуразных очках и что-то писала.
- Можно, - осторожно поинтересовавшись, спросил он.
Девочка подняла глаза и посмотрела куда-то сквозь него.
- Вам чего?
- Да мне бы декан нужен, я с пятого курса, я тут опоздал слегка , - замямлил Перов.
- Все ясно, ну проходите, он у себя, - с предупреждением в голосе сказала очкастая.
Он пересек огромный кабинет и чуть приостановился у здоровой, столетней двери. Потянув за огромную, медную ручку, с трудом открыл её. Сидящий за столом декан поднял голову.
- Так-так, это у нас что? Это у нас прогульщик Перов! – после некоторой паузы обозначил ситуацию декан, запомнивший Вовкину фамилию сразу и навсегда после из их зимнего «столкновения».
- Ну и где же мы были? Тогда, как весь курс давно уже находится на сельхозработах, выполняя и перевыполняя?...
Декан всегда был мужиком с юмором, но злить его лишний раз не стоило. Однако сегодня, судя по всему, настроение у него было хорошее. А это уже не плохо.
- Понимаете, Сергей Викторович, так получилось, не от меня зависело, в общем, с билетами, когда я их заранее купил…
Далее последовал довольно, сумбурный набор слов и фраз, иногда не связанных с собой по смыслу, но цель озвучивания которого была проста и понятна: пощадите, не я такой, жизнь такая. Но сегодня, судя по всему, на небе весела звезда, счастливая для Вовки. И лениво выслушав эту говорильню минуты три, Сергей Викторович, оборвав Перова на полуслове, он произнес:
- Это все лирика, дорогой. И ты прекрасно знаешь, что в свете последних решений нашей партии, за такие фортели, выгоняют с работы и кандидатов наук, а уж студента Перова выгнать, так это раз плюнуть, тем более, после того, как ты себя зарекомендовал! И молчи лучше, мне твои россказни не нужны, ты опоздал на учебу и это факт.
Вовка замер. Все, что говорил декан, было опасно и реально, но тот что-то недоговаривал, а что стало ясно через минуту.
- Но тебе, повезло, дорогой. Потому, что буквально с утра мне позвонили из политеха и попросили им в отряд медика, а у меня сейчас все студенты в районах. Так, что поздравляю. Завтра ты едешь с политехническим институтам в качестве медика в Бакчарский район. Сейчас идешь к старшей сестре госпитальной терапии, я ей позвоню, получаешь ящик для оказания экстренной помощи, плюс, перевязочных и йода побольше возьми. После езжай в политех, в деканат ФТФ, найдешь там Егорова, он тебе все дальше объяснит.
- Сергей Викторович, я ведь только сегодня с самолета…
- Не понял? Ты еще здесь? Из института вылететь захотел?! – заорал декан, вставая из-за стола.
Перов понял, надо линять. Он выскочил из кабинета декана, как ошпаренный, чуть не сбив пытавшуюся в этот момент зайти «очкастую» с кучей каких-то папок, бережно прижатых к груди.
- Ненормальный, - пискнула она ему в след.
Перов шел по, пропахшим за сто лет карболкой, подвальным коридорам главного корпуса в сторону госпиталки. Мысль о том, что ему завтра уже надо ехать на север, с какими-то неизвестными политехами в этот комариный заповедник – душу не согревала. Но выбора-то не было. Да и во всем можно найти свои плюсы. Во-первых – новые люди, конечно девушки, мальчики-то при несвоевременном установлении нормального контакта, чужаку и морду набить могут, во-вторых в северных районах не был, а только слышал о них, а ведь через год распределение, надо как-то определяться с будущим местом работы. Хотя «северные районы» - сильно сказано, ну каких-то четыреста километров на север, вот если бы в Каргасок, там говорят и рыба и заработки офигенные!
Утро Перов встретил на речном вокзале, обдуваемый сырым, с кусками рассасывающегося тумана, ветром с Томи. Вчерашний день разъяснил все. Отряд политехов уже три дня как был на месте, и добираться на «Заре» ему пройдется одному. Глядя, как «Заря» начинает разворот к причалу, Вовка торопливо переложил два, заранее купленных блока «ТУ-134», в алюминиевый медицинский чемодан с огромным красным крестом на боку – места в рюкзаке уже не было. После этого начал спускаться вниз по лестнице, пристраиваясь в конец очереди на посадку. В голову лезли разные мысли, в числе которых мысль о том, что у него есть поллитра спирта, который ему выдали с угрозой, что «по приезду отчитаешься за каждый грамм», была единственной, которая не портила настроение окончательно. Начинать пить прямо сейчас он конечно не собирался. Да и не все купленное пиво было выпито.
Болели ягодицы и спина – все-таки сидения могли бы делать и помягче. Если бы не периодическая необходимость посещения гальюна после выпитых четырех бутылок пива, можно было бы считать, что двенадцатичасовой путь по Оби прошел неплохо. Плохо было другое. Высадили на берегу, уже впотьмах. Районный центр находится в десяти километрах от берега. Автобусы уже не ходят. А с собой этот тяжеленный медицинский ящик и рюкзак. Пешком не дойти.
На берегу стояла толпа приехавших, которые, постепенно как-то рассосались, кто уехал на подъехавших за ними машинах, кто, почему-то на лодках. Осталось несколько человек. Вдруг из темноты, сверкая фарами выехал грузовик. Выскочившие из кузова мужики, вытащили какой-то ящик и понесли его на пристань. «Надо что-то делать» - подумал Вовка и подошел к шоферу.
- Здорово, мужик. Ты не в райцентр случайно сейчас едешь?
- Туда.
- Не подбросишь меня?
- Залазь, если в кузове не боишься ехать.
- Договорились.
Пока Перов засовывал свои шмотки, так же договорившись с водителем, в кузов залез какой-то мужик лет тридцати. Через несколько минут, вернулись уже без ящика оба пассажира и грузовик, трясясь и подпрыгивая на кочках, помчался прочь от реки. Дорога была проселочная и вообще, судя по тому, как Вовка с мужиком летали по кузову, дорогой-то и не была. Через минут двадцать они въехали в райцентр. Деревня спала. Местами горели слабенькие фонари, отбрасывая с заборов и деревьев черные тени. По договоренности водитель тормознул у местной гостиницы. Дав водителю десятку, Перов со своим барахлом и каким-то не очень хорошим чувством подошел к двухэтажному деревянному бараку. Неудивительно, но дверь была уже закрыта. Время первый час. Мужик, который с ним ехал, тоже топтался рядом.
- Блин, они чего там? Спят, сволочи, что ли? – возмущался мужик.
- Сейчас разбудим, - Вовка начал долбить по двери сильнее.
Через минут пять, лязгнул замок и в просвет выглянула заспанная, толстомордая тетка лет пятидесяти.
- Ну, чего надо, мест нет.
- Как нет? Два этажа туристов, что ли! – возмутился Перов.
- Не фига себе, и чем нам делать? – зашумел мужик.
- А я откуда знаю? – ответила тетка, - у нас второй этаж на ремонте!
С этими словами дверь перед Перовым и мужиком с грохотом захлопнулась. Оба они, матерясь, сели на перекошенную, вкопанную рядом лавочку.
- Я как чувствовал, что так примерно все и закончиться, - выдавил из себя Вовка и полез за сигаретами.
- Ну, чё, парень, теперь мы с тобой товарищи по несчастью, давай, знакомиться, что ли, - затягиваясь предложил мужик, - меня зовут Серега, а тебя?
- Меня Володя.
- Чего будем делать, Вован?, - надо где-то ночевать. Тебе вообще куда, далеко?
- Да я к студентам, в Тигу какую-то.
- Это далеко, еще километров шестьдесят, а мне рядом, в бригаду, но все равно добраться можно только утром.
Они помолчали куря. Вокруг была глубокая ночь. Где-то тявкали собаки. Деревня спала. Ночной холод постепенно проникал под одежду. Становилось зябко.
- Что-то холодает, блин – произнес мужик, - ты Вовка как насчет согреться?
- В смысле побегать – с иронией вымолвил, подавляя дрожь от холода Перов.
- Да нет, у меня тут бутылочка в заначке есть, и сала кусок. Давай крякнем, да надо потом, что-то с ночлегом решать.
Разложив на лавочке какой-то кусок тряпки, Серега делово достал слегка початую бутылку водки, кусок сала, и небольшую горбушку хлеба. Пошел процесс знакомства. Через полчаса чувство холода улетучилось. Водка согрела не только тело, но и душу. Появилась умеренная сытость, и даже како-то комфорт. Пустая улица, болтающийся над гостиничным крыльцом фонарь, и даже забор палисадника – стали почти родными. Разговор шел спокойно, окурки постепенно начали равномерно покрывать пространство возле лавочки.
- А я, сам то из Молдавии, мы здесь шабашим, - продолжал Серега, - коровники разные строим, дома ремонтируем, вот в соседнем совхозе предложили на свинарнике крышу отремонтировать, там бригада меня ждет, а я тут в Томск по делам ездил, да вот за сегодня добраться не успел. А ты чего в Тиге забыл-то?
- Да я студент, у нас сельхозработы, вот медиком туда в отряд еду.
- Медик, это здорово. Я то же хотел врачом стать, да не получилось, вот по стране мотаюсь. Деньги зарабатываю. Меня дома, в Кишиневе невеста ждет. Как снег ляжет, поеду домой, свадьбу играть будем.
- А у меня родня в Кишиневе, братья.
-Да те что! Земляк что ли?
- Да нет, они из России туда переехали, я к ним иногда отдыхать езжу, и море там рядом и фрукты всякие.
Они болтали уже в захлеб, перебивая друг друга, вспоминая южный отдых и молдавские прелести. И не заметили, как откуда-то из темноты к ним вышел какой-то дед и, остановившись метрах в пяти от них, опершись на палочку, слушал их не перебивая. В какой-то момент, когда они оба, устав от обмена воспоминаниями, затянулись сигаретами, дед сказал:
- Здорово, ребятишки, я смотрю вы, тут уставши сидите.
- Здорово, дед, - бодро подхватил Сергей, - присаживайся, чего стоишь? Выпить хочешь?
- А чё с добрыми людьми не посидеть, да коль ещё и угостить предлагают? Дед доковылял до лавки и сел на краешек. Крякнув, выпил полстакана водки не поморщившись.
- Дед, а дед, - перехватил инициативу Серега, ты же местный? – нас видишь в гостиницу не пустили, ты как насчет того, что бы мы у тебя переночевали? А?
- Так ить, подумать надо, - подумав, ответил дед.
- Мы и заплатить можем, правда, Вов? Ты не пугайся, мы нормальные ребята, Вовка вон, врач будущий, я строитель. Пошли к тебе, мы и бутылочку прихватим.
- Да у меня и самого бутылочка есть, - ответил дед.
- Ладно, пошли, я тут недалече живу.
Быстро свернув «столик», забрав свои вещи – Перов с рюкзаком и медицинским ящиком, мужик со своим вещмешком, они поковыляли за неспешно перебирающим ногами, дедом. Поплутав минут пятнадцать, несколько раз сматерившись при попадании в невидимые в темноте ямы, они добрались до, какой-то, стоящей на окраине, перекосившейся, хибары. Вовка шел последним, иногда останавливаясь, ставя на землю ящик и расправляя затекшие пальцы. Один раз, в какой-то момент ему показалось, что за ними кто-то идет. Он остановился и прислушался. Показавшийся звук отдаленных шагов тут же прекратился. «Мерещится» - мелькнула мысль, однако желание вытянуть ноги было слишком сильно, а действие хмеля уже достаточным, что бы он стоя в темноте начал производить анализ своих ощущений, и он прибавив шагу, поспешил на звук, уже открывающейся где-то впереди, калитки.
Дед жил, мягко выражаясь более чем скромно. Старый пятистенок, когда-то выглядел, видимо, солидно. Но сгнивший с годами низ сруба, рассыпавшаяся местами завалинка, перекошенное крыльцо, некрашеные наличники – все это, говорило о том, что дом, как и его хозяин, уже не планировали жить долго, и демонстрировали всем приближение конца своего жизненного пути.
Дома дед достал из печи черный чугунок, заполненный наполовину вареной картошкой, крынку молока и начатый каравай хлеба.
- Ну, дед, мы твои должники, и где нам свои шмотки разместить, - Сереге явно не терпелось продолжить согреваться.
- А там, вон, за занавеской, там диванчик стоит, там и спать будите.
- На одной кровати, что ли? – заметил Вовка, явно не желающий спать на одном диване с мужиком.
- А че вам, тут у меня не хоромы, на другой кровати я сам сплю.
- Да ладно, дед, нет вопросов, - ответил Серега, подмаргивая Перову глазом, мол «ты чего, еще ерепенишся?, и так на птичьих правах».
- Дед, вот тебе денег, - Сергей, как-то быстро, почти наугад достал из своего рюкзака пачку десяток, и почти не считая, протянул их деду.
- Ты тут, что-то про сугрев говорил, давай с нами за наш, как говориться, счет.
- Так сынки, есть, оно конечно. Сейчас принесу, - с этими словами, дед ушел куда-то в сени.
Сергей, метнулся, сначала к окну, прислушиваясь, посмотрел в темноту, потом, за занавеску, внимательно пошарив взглядом по углам.
- Ты чего потерял, - спросил Петров.
- Ты знаешь, мне, когда шли, показалось, что за нами, кто-то идет. Тебе не показалось? – неожиданно трезвым голосом спросил Вовку Сергей.
Вовке, конечно, то же показалось, но он, не понимая обеспокоенности товарища по ночлегу и не желая расспрашивать его о причинах, что бы ни усиливать его подозрения, ответил:
- Да нет. А чего ты суетишься, боишься чего?
- Да ты понимаешь, что-то мне эта деревня не очень нравится, - серьезным голосом ответил Серега, ты понимаешь, на берегу, там два каких-то жлоба, они за мной долго наблюдали, подозрительные типы, какие-то.
- Да кому мы на хрен нужны? Или ты кому-то на хвост наступил?
- Мне чужие хвосты не нужны, но уродов везде хватает. Ты, Вов, имей в виду, если чего, за рюкзачком моим присмотришь, я тебе доверяю, ты парень вроде нормальный, я его за диван этот спрячу.
Сергей взял свой рюкзак, подошел к дивану, заглянул за него и удовлетворившись увиденным, бросил рюкзак за него. Рюкзаку упал с каким-то, подозрительно тяжелым звуком.
- У тебя там что, кирпичи что ли? – с усмешкой спросил Перов.
- Да нет, просто шмотки, ладно, давай пожрем, да завтра рано вставать, мне еще свою бригаду разыскать надо…
- Ну вот, пробуйте, сам гнал, - с мутной, дореволюционной четвертью подмышкой и скрепя половицами, зашел дед.
- Это дело, - садясь на лавку перед столом уже улыбаясь, прокомментировал Серега.
- Дед, давай знакомиться, меня Сергей зовут, а его Вова.
- А я Митрофанычь, меня тут все так зовут и вы так зовите.
Сели за стол. Серега «банковал». Его шутки, поговорки и прибаутки заставляли всех улыбаться, наливать и выпивать. «Однако, если мы даже треть этого выпьем, - подумал Вовка, глядя на бутыль, стоявшую на столе, мы утром точно никуда не уедем». В голове было хорошо и мутно, усталость, накопившаяся за день ушла, сытость от картошки и хлеба заполнила желудок. Вспомнилось лазурное мере, шелест волн, запотевшая бутылка пива и щебечущие на соседнем лежаке, девчонки. Засиженная мухами, тусклая лампочка, весящая над столом, удалялась все дальше и дальше.
- Э, брат, да ты уже готов!, давай-ка мы тебя спать отправим.
Сквозь дрему хмеля, Перов почувствовал, как крепкие руки приподняли его за подмышки с лавки, и поддерживая довели до дивана. Провал, темнота, и только шелест лазурных волн, сопровождал его во сне.
Сон Вовки Перова был глубоким. И, казалось бы, ничто в этом мире не может нарушить его. Так бы оно наверняка и было бы. Но на все про все у судьбы есть свой взгляд, свое решение. Чуть проснувшись, слыша приглушенный разговор Сереги с Митрофанычем, Вовка подтянул на себя подушку, повернулся и слегка удивляясь, что уже слышит свой собственный храп, опять заснул.
В какой-то момент, ему показалось, что этот шум падающей мебели, крики, мат – продолжение сна. Он бы так и думал дальше, сопя за занавеской. Но вдруг раздался грохот, который буквально подбросил его. Он вскочил, пытаясь сесть на край дивана, но пьяная голова не слушалась, его качнуло и он, потеряв равновесие, упал спиной на спинку дивана. Продолжая пытаться встать, Вовка напряг спину, однако вместо придания своему телу состояния равновесия, достиг обратного результата – он перевалился за диван и начал падать на спрятанный там рюкзак.
- Вы что же делаете, суки? – раздался крик Сергея, - вы за что деда…- его слова потонули в грохоте выстрела. За занавеской на деревянный пол упало что-то тяжелое, в этот же момент тело Перова достигло пола. Запахло порохом. Раздались тяжелые шаги подкованных сапог.
- Быстро иди на улицу, смотри в оба, мало ли кто услышал! Вот же гнида, ведь хотели без шума, - раздался скрипучий, прокуренный голос.
- Да чего ждать то, ищи деньги быстрее, ноги делать надо!
- Ты чего, ****ина, не понял – на шухер быстро!
Топая и скрепя полом, какой-то человек, почти бегом выбежал в сени, хлопнула дверь. Тишина. Вовка был уже почти трезв, только казалось голова кружиться. Все было не реальным и страшным. «Что делать? Что делать?» - пульсировало в голове. Он сжался в комок. Если бы он смог, то он бы спрятался, забравшись в щель между половицами. Шаги приближались. Послышался звук отдернутой занавески. Оставшийся в доме, сделал еще несколько шагов и остановился у дивана. Вовка вжался в пол, он видел в щель под диваном, как сапоги остановились. Человек задумался немного, потом быстро подошел к старому платяному шкафу у дивана, скрипнул его створками и быстро, с ожесточением, кидая на пол вещи, начал в нем рыться. Из под дивана потянуло чем-то сладким, приторно-противным. Этот запах был очень знаком Перову, он усиливал страх до уровня животного, но что это было? «Это кровью, же прет!» - горячей, обжигающей волной пронеслось у него в мозгу. «Кажись ****ец» - догнала вторая мысль.
Мужик, перерыв шкаф, с матом хлопнул его дверцей. Потом прошел к столу, и заметив медицинский ящик, присев раскрыл его.
- Это что еще за хрень?, и где этот молдаванин его тиснул, гнида, куда он деньги засунул?! – человек пнул ящик, тот упал и из него выпадая, покатились ампулы и баночки. Человек с грохотом начал обыскивать комнату. В это время грохнула входная дверь и в комнату влетел второй:
- Рябой, шухер, там какой-то трактор едет!
- Да не ссы, может мимо!
- Этот дом последний на улице, дед ведь самогоном наверняка торговал, им больше некуда. Там в кабине минимум двое сидят.
- ****ь, да я деньги не могу найти, они где-то здесь.
- Давай потом, они сейчас все увидят, менты будут. Давай в огороде присядем, потом вернемся и еще раз посмотрим, может он вообще где-нибудь в сарае спрятал.
Где-то на улице стал слышен звук приближающегося трактора. Двое выбежали в сени, хлопнула дверь. Звук шагов растворился в темноте. Наступила тишина. И только рокот двигателя был все ближе и ближе. «Господи, неужели все!» - Вовка попытался встать, опираясь на попавший под руку рюкзак Сергея. Рука соскользнула и перевернула рюкзак. Из него на пол выпало несколько, перевязанных банковскими полосками, пачек денег. Вовка отшатнулся. Встал на четвереньки перед рюкзаком и, потянув за ослабшую вязку, заглянул в него. Под мятыми вещами в рюкзаке находилась куча денег. Он был почти полностью наполнен пачками денег. Тут же лежали какие-то расчетные ведомости. «Это ведь зарплата бригады!» - понял Вовка. Тат же пронзила мысль: «А как же дед и Серега?». Он быстро встал, перелез через диван и, взглянув в комнату, отшатнулся. За столом, сидя на лавке, головой лежа на столе, находился дед. Его голова лежала в луже крови, которая, растекаясь между тарелками и стаканами, стекала с края, капая на пол. В нескольких метрах, на полу, ни естественно вывернув руку, разбросав ноги, на половике лежал Сергей. Его потертая, брезентовая куртка со спины была пропитана кровью, а через небольшое отверстие в центре кровяного пятна, пузырясь, густо втекала кровь. Ошарашенный Вовка, на автоматизме, чуть не поскользнувшись в луже крови, подбежал к деду, и, щупая, попытался определить пульс на сонной артерии. Его не было. Он повернулся и сделав шаг, присел перед Сергеем. Тот был еще жив. Дыхание было неслышным, но грудная клетка периодически делала неравномерные, порывистые движения, пульса не было. По телу пробежала судорога, ноги вытянулись и ослабели. Перов попытался перевернуть его лицом вверх, но мокрые от крови руки скользили, срываясь с одежды.
В это время, в сенях раздались пьяные, мужские голоса и через несколько секунд в проеме двери, осекшись на полуслове от увиденного, замер мужичонка, в промасленном ватнике и с пустой трехлитровой банкой в руке.
- Ты чего застрял, - подпирал сзади второй. Но, заглянув через плечо первому, тут же заткнулся.
- Мужики, помогите, на нас напали…, - начал было Вовка, протянув в их сторону заляпанную кровью руку, но ответом ему был только грохот сапог убегавших людей. И опять тишина. Перов вскочил и выбежал на крыльцо. За забором стоял с включенными фарами, заведенный «Беларусь». И никого.
Вовка сел на крыльце, неосознанно вытянув вперед испачканные руки. Голова начла соображать. «Если я сейчас буду продолжать сидеть, то меня сейчас возьмут, если возьмут – то тюрьма, я не смогу ничего доказать». «Надо бежать!». Он спрыгнул с крыльца и уже сделал несколько шагов: «Но в рюкзаке все документы, меня махом вычислят!». Перов забежал в дом. Кровь из дырки на спине Сергея уже не бежала, лужа под ним стала еще больше, ни он, ни дед уже не подавали никаких признаков жизни. Схватив свой рюкзак, и наспех застегнув медицинский ящик, Перов, сделав шаг, уже собрался выйти. Но что-то неведомое, заставило, его остановиться и поставить вещи на пол. То неведомое, которое он потом неоднократно проклинал, что, пытаясь проанализировать, так и не смог понять, но именно оно подвело его к дивану. Он наклонился и достал рюкзак с деньгами, потом, увидев рассыпанные на полу несколько пачек денег, быстро подобрал их и кинул в рюкзак. Затем, не торопясь, как будто, при замедленной съемке, подошел к своим вещам и еще раз взглянул на мертвых. «В огороде спрятались убийцы» - эта мысль кипятком обожгла его. Схватив рюкзаки и ящик, он подбежал к окну, как можно тише открыл его, перегнувшись через подоконник, поставил вещи на землю. Оглядевшись и прислушавшись, медленно, почти по-кошачьи спустился на землю присев. «Кажется тихо». Пригнувшись, стараясь не шуметь, перелез через забор, и постепенно прибавляя шаг и периодически оглядываясь, сначала шагом, а потом почти бегом, направился в сторону ближайшего леса.
Наступившее утро, Вовка встретил, как наказание божье. И хотя он замерз, и болело плечо, которым он, полулежа, опирался на ящик, и разламывалась с похмелья голова – открывать глаза страшно не хотелось. В какой-то момент, начав просыпаться, он даже на мгновение ощутил счастливое облегчение, поверив, что все, то страшное, что крутиться у него в голове, весь ужас этой ночи – сон. Но он открыл глаза, услышал тюкающего где-то в отдалении дятла, шорох листвы над головой от пробегавших порывов ветра, увидел окружающий его лес, и мокрые от росы рюкзаки – и понял, это не сон, эта жуть на самом деле произошла с ним. Хотелось пить. Но еще больше хотелось избавиться от имеющихся у него последствий ночных событий – рюкзак с деньгами и пятнами засохшей крови на руках. Попытка оттереть руки мокрой от росы травой полным успехом не увенчалась. В складках кожи кровь плотно присохла и не оттиралась. «Ладно – мелькнула мысль, - пока буду капать, может сойдет». Углубившись в лес ещё на метров пятьдесят, найдя приметное, давно расколотое, то ли молнией, то ли ветром, покрытое мхом дерево, он присев на корточки, ножом, начал копать. Сначала расстелил телогрейку, вырезал квадратный кусок дерна, аккуратно отложив его в сторону землей вверх, затем начал копать яму, складывая землю на телогрейку. Когда яма стала глубокой и доставать землю стало трудно, положил на её дно рюкзак с деньгами, после чего засыпал, и прикрыл сверху запасенным дерном. Излишек земли отнес в телогрейке метров за сто, где на ходу, небольшими порциями, рассыпал её. Вернувшись к схрону, потоптался на нем, отошел, посмотрев за стороны. Все было хорошо, даже сейчас, кроме слегка примятой травы, ничто не указывало на сделанное.
В течении последующего времени, обойдя по околице райцентр, выйдя на дорогу в сторону Тиги, Перов поймал попутку и через три часа был в расположении отряда студентов политехнического института. Ему было сложно сдержать свое нервное напряжение, его еще подбрасывало, не покидал какой-то животный страх. Но общение с другими людьми, постепенно отодвигало плохие мысли на окраины мозга и становилось полегче.
Первым, с кем ему пришлось говорить был командир студенческого сельхозотряда, как потом выяснилось какой-то ассистент с кафедры политеха, в целом неплохой парень, высокий, белокурый, в стройотрядовской куртке.
- Ну, давай знакомиться, - начал командир, - меня зовут Виктор, нас тут сорок человек, и во второй Тиге еще двадцать. Мы тебя еще вчера ждали.
- Да я тут, поздно приехал, а попутку только утром поймал.
- Ну ладно, медик у нас здесь уже есть, девчонка с педиатрического, так что поедешь во вторую Тигу, там и народу не хватает, а на ток зерно все везут и везут, еле успевают. Сейчас иди к девчонкам, они тебя накормят, а в шесть туда пойдет «Кировец», на нем и доберешься.
По натуре стеснительный Вовка, не сразу решился подойти к кошеваркам, но проходящий мимо Виктор, запихнул его за занавеску, и со словами: «Накормить и обогреть» под девичий хохот оставил Перова. Девушки оказались общительные, а узнав, что имеют дело со студентом медицинского явно оживились, не только накормили, но и достав откуда-то бутылку портвейна – напоили. Что было кстати, развеселить – не развеселило, но голова болеть перестала. Пока его кормили и поили, удалось в целом узнать обстановку. А она была такая. Отряд работал уже неделю. В основном все парни. Три девчонки вместе с медичкой. Кормят вроде неплохо, из развлечений – песни под гитару по вечерам у костра, по пятницам-субботам дискотека в местном клубе, который был расположен практически напротив студенческого барака. Командира, девочки охарактеризовали, как зануду, но в целом парня неплохого. Во всяком случае, в дискотечные дни, на употребление студентами портвейна глаза закрывал. Местные, пока, вроде не достают, пытались знакомиться с студентками, но войдя в ограду и увидав несколько десятков студентов, как то незаметно, ретировались. Плохо было другое. Вовке предстояло работать во второй Тиге, которая, как выяснилась, по нумерации была не последняя – была еще и Тига-три. И все эти деревни, хоть и находились не так далеко, километрах в десяти-двенадцати, но с учетом осенней распутицы были недосягаемы. Это и объясняло то, что туда ходили только «Кировцы», а так как их было – по пальцам пересчитать, соответственно – редко. А потому Тиговский отряд работал и жил как хотел, видя начальство не чаще раза в неделю.
Наступил вечер. Стали возвращаться с объектов студенты. Через какое-то время появился рыча «Кировец». Вовка запихнул в его просторную кабину свои вещи, уселся на медицинский ящик и трактор пошел. Ехать было минут тридцать, но дорога была разбита полностью. Тракторист, молодой мужик, лет тридцати пяти, периодически матерился, дергая рычаги. Пока ехали, Перов заметил в двух местах, лежащие на обочине перевернутые прицепы с остатками рассыпавшегося рядом зерна.
- Во, видал, мать твою, какие тут дороги, - прокомментировал тракторист, - это еще фигня, три дня назад, после дождя, пазик с рабочими на бок лег, после этого председатель, сказал, что все перевозки только тракторами делали.
- А как народ на танцы добирается?, - поинтересовался Перов.
- А никак, пешком два часа минимум, да и вообще, там свой клуб есть, правда, народу мало ходит, да и девок почти нет. Если бы не ваши, вообще, может и не проводили бы.
Так перебрасываясь фразами, обсудив российские дороги, начальников, которые за них отвечают и вообще «битву за урожай», добрались до второй Тиги.
Деревушка оказалась выполнена в лучших традициях отечественной глухомани. Две улицы, пересекающиеся под прямым углом. «Контора», как называли здание, где должно было сидеть местное руководство отделения совхоза, детский сад с одной разновозрастной группой детей, полуразвалившийся, гигантского размера, по сравнению с окружающими зданиями, клуб и около тридцати домов. Вот, собственно, говоря и все. Правда, вдалеке, на другой стороне, граничащего с деревней поля, стоял зерноток и сушилка, на которых и работали студенты.
Контора стояла на перекрестке, в «центре» деревни. Это было единственное кирпичное здание с примыкающей к ней котельной, которая отапливала садик, клуб, саму контору, ну и, естественно, несколько домов, где жили местные начальники. Перекресток, на котором стояло «административное» здание, по странной прихоти местного «архитектора», находился почти на границе с лесом. В самой же конторе, несмотря на всю её убогость, был свет, и, что не вероятно, по местным понятиям – горячий душ. Наличие этой роскоши объяснялось соседством котельной. Душ был еще тот – конура, с перекошенной, вздутой от влаги и отваливающейся лоскутами краски, дверью, с отбитым, местами, оранжево-коричневым налетом, на когда-то белом кафеле, от воды с обилием ржавчины, и поколотой метлахской плиткой на полу. Все остальное в конторе, было либо в подобном же состоянии, либо еще хуже.
Вовка слез с, остановившегося у самой калитки, трактора. В это время к нему подошли несколько молодых ребят.
- Здорово, а ты кто?
- К вам на подмогу, медиком прислали.
- Ясненько, ну дуй к Аницифирову, это наш старшой, все тебе расскажет.
Перов взял, свои шмотки и побрел в здание. Студенты, тем временем, разгружали с трактора какие-то ящики с консервами и другими продуктами, которые им передали из штаба. Зайдя в дом, Вовка увидал достаточно просторную комнату, в которой рядами стояли кровати, а по краям – поставленные друг на друга, старые письменные столы и сломанные и сваленные в кучу стулья. Из комнаты было несколько дверей, одна из них вела в небольшую комнату, в которой, как он узнал, потом жили две девчонки, еще одна в комнату местного командира, и последняя в коридор, который заканчивался входом в котельную, из него же дверь в душ и еще одна – на улицу, так называемый «черный» ход. В комнате на кроватях лежали два студента, один читал какую-то книгу, другой, свернувшись клубком – спал.
- Всем привет, - поздоровался Перов, - я к вам надолго и с вещами, а где Анцифиров?
- Проходи, проходи сюда, - раздался голос из-за приоткрытой двери.
В меньшей комнате за столом сидел, высоченный, широкоплечий парень, который, увидав вошедшего, встал, потянул руку:
- Анцифиров, Сергей, начальник над этими обалдуями.
- Перов, Володя, студент из медицинского, прислан к вам медиком.
- То, что медик хорошо, но у нас все здоровые, а вот рабочих рук не хватает.
В течении следующего получаса происходил обычный в таких случаях разговор, что, да как, и про обстановку вообще. Из разговора Вовка понял одно – про свое отношение к медицине пока надо забыть, схалявить не получиться, и работать придется, как всем. Оставив свой, алюминиевый, медицинский ящик на шкафу у «начальника» на хранение, он добрался до выделенной ему у окна койки и обессиленный не раздеваясь завалился на неё. Перебросившись парой фраз с читающим пацаном, он как-то радостно, с неожиданно ставшей спокойной, душей, задремал. Все эмоциональное напряжение, страх, беспокойство и мандраж – вместе с первым сновидением канули куда-то в пропасть. Снилось море, волны, горячий песок, вкус пива на губах, запах вареных креветок и девчонки с которыми он познакомился на пляже.
Вечером, за ужином, состоявшим из вареных макарон и консервов с килькой в томатном соусе, он перезнакомился со всеми политехами. Компания подобралась довольно разношерстная. Было несколько ребят со второго и третьего курса, но основная масса – первокурсники, как говориться, «не нюхавшие пороха» студенческой жизни, а значит, каждый еще по-своему выпендрежник, не привыкший жить в коллективе, не привыкший сочетать свое хочу, с общим надо. Но в целом ребята неплохие. Две единственные девочки, сразу заслужили особого внимания со стороны Перова. Одну – стройненькую, чернявую, с длинными, слегка вьющимися волосами звали Света, вторую – не большего роста, с короткой стрижкой – Галя. Студентки были веселыми, отзывчивыми, без тараканов в голове, особами, с которыми, как-то сразу настроился нормальный контакт. Обе они занимались одним, а именно – поддержанием порядка в мужской, по сути, общаге, которой являлась контора, и приготовлением жратвы, что в условиях ограниченного выбора продуктов, было делом не простым.
Шли день за днем. Вовка освоился полностью, появились товарищи, и недруги, ежедневная работа за зерновом току, куда они отправлялись каждое утро и вечерние посиделки во дворе конторки, где, как правило, собиралась основная масса народу, кто-то курили, кто-то бренчал на гитаре, кто-то играл в карты. И не смотря на запрет употребления алкоголя, да и вообще его практически полный дефицит, иногда кто-нибудь, да умудрялся, по договоренности привезти вино из райцентра на попутном тракторе или купить у местных банку браги, а если повезет, то и бутылку самогона. Перов, периодически помогая, девчонкам на кухне – то воды принести, то еще чего, постепенно втерся в доверие к Свете, которая ему явно нравилась. В эти моменты он, забыв о своих проблемах, становился искрометным, веселым, задиристым, отпускал разные шутки, на грани фола, рассказывал разные истории из своего еще не большого, медицинского, опыта, иногда, конечно, привирая, от которых девушки замирали, слушая его с открытыми ртами. Тем самым, он постепенно заслужил со стороны Светы внимание и расположение, которого ему хотелось больше. Однако внимания Светы, как выяснилось, хотелось не ему одному. Как-то вечером, он вышел во двор и увидав, сидящих на лавке девчонок, привычно подошел к ним и сев рядом, начал заливать очередную байку.
- Так вот, несут его санитары по лестнице на носилках. А один возьми и спроси: а как это, мужик, ты ногу сломал-то? Мужик мнется, не хочет почему-то говорить. А потом и говорит: да вы ребята не поверите! Санитары ему – да поверим, не такое слышали, ты говори как. Ну, понимаете, говорит мужик, решил я лампочку поменять, встал на табуретку, а ведь в семейниках был, вкручиваю лампочку, а моя жена рядом проходит, видит у меня из трусов яйца весят, ну и дура, решила пошутить, тихонько подкралась, да как щелкнет пальцем по мошонке, а я не понял, думаю ****ец – током дернуло, от неожиданности грохнулся, вот ногу и сломал. Домой приду, дуре, шею сверну. А санитары его в этот момент уже почти до верхней площадки третьего этажа дотащили, как услышали, как начали ржать, ну и носилки не удержали. Мужик пока с носилками до второго этажа долетел – и вторую ногу сломал!
Света с Галей в смех. Перов довольный, собрался уже еще дальше травить, но обернулся и заметил, что рядом стоит Кирилл – студент-первокурсник с мехфака, смотрит на них троих и слушает с слишком серьезным для этой истории лицом, нервно гоняя из угла в угол рта, соломинку.
- Слышь, медик, у меня к тебе разговор есть, пошли, отойдем, - с металлом в голосе предложил он.
Девочки осеклись, у Светы лицо сразу стало серьезным.
- А тебе чего надо? Чего людям отдыхать мешаешь? – попыталась вмешаться она.
- Ну, так как? – не слыша и не отвечая её, повторил Кирилл.
- Раз есть разговор, пошли, - нехотя, предчувствуя темп и смысл грядущего, ответил Перов.
Выяснять с кем-либо отношения, а тем более драться, через несколько дней, после «вливания» в новый коллектив, ему вовсе не хотелось. Тем более что этот Кирилл, хоть и моложе его года на три, но был выше на полголовы. Выхода не было. Вовка встал и, демонстрируя всей спиной и темпом походки свое наплевательское отношение к происходящему, скрылся за углом котельной от провожающих его взглядов. Скрывшись за углом, Перов напряженно готов был к резкому развороту Кирилла с последующим ударов в лицо и поэтому начал слегка притормаживать. Визави сделал несколько шагов, повернулся и вдруг неожиданно достал пачку сигарет и закурил. Помолчали.
- Я смотрю, ты шустрый, - начал Кирилл, - видимо, по роже давно уже не получал, но ты получишь, если не перестанешь за Светкой бегать. Это я тебе гарантирую.
- За кем мне бегать или нет, я тебя спрашивать не буду, - парировал Вовка, не знаю, на что ты надеешься, но в любом случае, твоя рожа пострадает не меньше.
- Да ты, козел, не понял, ты чё тут жопу мнешь, - политех сделал резкий шаг в сторону Перова, пытаясь схватить его за ворот. Вовка отклонился и в этот момент краем глаза заметил летящий в его направлении кулак. Чем-чем, а реакцией его бог не обидел. Автоматически присев, под пролетевшим кулаком, он попытался нанести сопернику удар в живот, ну как водиться – промазал, однако в этот раз удачно, попав Кириллу в промежность. Тот крякнул, скривившись, после чего все-таки схватил Перова за одежду и они живописным кубарем, начали кататься по земле, усыпанной углем. Неизвестно, до какой бы степени загрязнения и сколько они продолжали бы кататься, если бы на территорию столкновения не влетел командир, девки и еще человек пять. С матами их растащили. Дальнейшие события происходили в комнате у Анцифирова. Где им популярно, перечисляя все возможные меры, которые к ним будут приняты от сообщения в ректорат и выговора с занесением в учетную комсомольскую карточку, до отчисления из института, хотя понятно отчислить студента из другого вуза было бы гораздо сложнее. Потом, отпустив своего политеха, Анцифиров, продолжил персонально для Перова.
- А вот от тебя, уважаемый, я этого вообще не ожидал. Ты, будущий врач, - с упором в голосе продолжал морализировать начальник, - старшекурсник, как ты мог. Плевать, что тебя спровоцировали! Плевать! Умнее надо быть, он дурак, но ты то должен быть умнее!
- А что мне оставалась?
- Нет, он спрашивает! Да что угодно! Если тут, где вас почти двадцать придурков, вы начнете делить этих сучек, я что с вами делать буду?
- Да девчонки вообще ни причем!
- Я знаю причем или не причем, я еще с ними разберусь!
Анцифирова хватило еще минут на пять, потом, неожиданно устав, он замолчал, сел на край стола, посмотрел на стоявшего у двери Вовку и тихим голосом спросил:
- Все понял!
- Так точно, мой генерал! – стараясь перевести все в шутку, слегка улыбаясь, ответил Вовка.
- Ну, я надеюсь, иди.
Поздним вечером, когда уже все ложились спать, произошло еще одно столкновение с Кириллом, которое, впрочем, закончилось мирно и без громких последствий. Перов долго мылся в душе, заодно греясь по потоками горячей воды и отстирывал замаранные углем в процессе борьбы, вещи. За это время кто-то несколько раз дергал дверь душа, пытаясь им воспользоваться. И когда распаренный Вовка в трусах и майке, с кучей мокрых вещей вышел из душа – его встретил ненавидящий взгляд, стоящего с демонстративно сложенными на груди руками, Кирилла. Перов молча прошел в общую комнату, ощущая на спине сверлящий взгляд.
Вечером перед сном, когда народ решил отужинать, произошло еще одно неприятное событие. Когда народ почти собрался за общим столом, вышла Галя и сделала заявление:
- Ребята, вы можете орать или не орать, но сегодня на ужин только чай и печенье.
- Это, что, теперь у нас на ночь шутки такие теперь!, - загомонил народ.
- Баранина, которую привезли на прошлой недели, оказалась протухшая, мы это сразу не поняли, сварили на вечер суп, но его есть нельзя, его теперь и собаки, наверно, есть не будут.
- Да вы чего, охренели вообще, мы целый день вкалываем, а вы нам печенье с чаем, да мы вообще на работу завтра не пойдем!
- Мужики, ситуация под контролем, - вступил в диспут Серега Анцифиров, - я уже созвонился с райцентром, они сказали что мясо привезут и вообще продукты подкинут, но при условии, если дорога будет проходима. А работать вы все равно будите, и вы об этом знаете, как и то, что будет если вы попробуете сорвать график сушки зерна.
- А если не проходима? И что мы жрать будем?, - возмущение нарастало.
- Ну, вы же видите, - продолжал Серега, - четвертый день подряд моросит дождь, неизвестно, будет ли в этой небесной канцелярии, хоть какой-нибудь просвет? Один из «Кировцев» на ремонте, другой на пристани, задействован в разгрузке баржи, другой транспорт до нас не пройдет, пешком же ни кто не потащит. Завтра наше руководство собирается выйти на райисполком, проблему решат.
- Пока они её решают, нам тут жрать уже нечего!
- Ничего, не похудеете!
Пошумев еще минут десять, мужики недовольно схавали две здоровенных тарелки, какого-то, воняющего машинным маслом, печенья, выпили кастрюлю приторного чая и покурив на улице, стали разбредаться по койкам. Так, уже относительно спокойно, закончился очередной, как потом оказалось, последний мирный день в жизни Перова Вовки.
Утром, уже после ставшего традиционным, завтрака из чая и печенья, покурив во дворе, народ мелкими группами потянулся по тропинке через поле, в сторону сушилки. Небеса были затянуты свинцовыми, низкими, словно желающих раздавить все под ними существующее, тучами. Ветерок был несильный, но в сочетании с непрерывно моросящим пятые сутки, дождем, казался еще более отвратительным.
Огромный ангар, обшитый, прикрепленными к каркасу листами шифера, трясся и гремел под периодически усиливающимися порывами ветра. Было холодно, сыро и неуютно. Под крышей стаями носились откормленные голуби, которые периодически садились на металлически фермы круши и добродушно гадили оттуда на всех ниже находящихся. Половину ангара занимали горы зерна, высотой метров до четырех, которые, если отгрести верхние сантиметров двадцать были уже теплые, то есть уже «горели». А если присмотреться, то с вершин некоторых куч поднимались, тут же растворяющиеся паутинки пара. И это было нехорошо. Если зерно перепреет, то местный агроном грозился, сначала отиметь Анцифирова, который вероятно затем в свою очередь пройдется по остальным, а уж потом по руководство сельхозотряда, соответственно обо всем проинформирует ректорат, ну, а последствия… Короче, надо пахать, проблемы не нужны никому.
Посидев на зерне, покурив, обсудив руководство и проблему с продуктами. Медленно и недовольно, студенты начали пододвигать транспортеры к сырым кучам. Потом разделились на группы и стали деревянным лопатами загребать зерно на ленту. Ангар наполнился гулом работающих электродвигателей, а через некоторое время появились первые машины с сырым зерном, привозимым с полей. Пошла обычная, нудная, ежедневная работа.
Примерно через час, когда работа была в разгаре, подошел Анцифиров, он всегда обычно приходил проверить, как идут дела. Во время перекура «обрадовал» всех тем, что руководство в курсе проблемы с продуктами, но пока помочь ничем не может, как и предполагалось – дорога непроходима, а тракторов до понедельника не буде. Так что, с учетом, того, что была пятница, было непонятно, чем кормить людей все это время. Затем командир подошел в Перову и отведя его в сторону, спросил:
- Слушай, тут мне по телефону сообщили, что милиция, разыскивает какого-то студента, который мог приехать в отряд около недели назад. Они не знают, кто это, у меня спрашивали, я сказал, что не знаю, у нас типа таких нет. Наши-то точно не приезжали, они уже третью неделю тут. Вот, разве, что ты?
Вовку словно обдало холодным душем. Ему показалась, что его лицо загорелось, а то может даже и пятнами пошло. Он в последнее время уже почти успокоился, все реже и реже вспоминая о произошедшим с ним, в какой-то момент ему начинало казаться, что он все это видел в каком-то кино и не имеет к этому никакого отношения. Но реальность оказалась другой. И недавнее прошлое, кажется догоняло его.
- Ты там, где-нибудь ничего не натворил?, - продолжал Сергей.
- Да нет, конечно! Когда бы я успел? Я же с парохода сразу к вам, да и вообще, я человек законопослушный и мирный, - залепетал Вовка.
- Какой ты мирный, я уже видал, - внимательно глядя, ответил Анцифиров, - но я то же думаю, что ты мог такого сделать, что бы тебя вдруг милиция начала разыскивать. Поэтому, так им и ответил. Ну, ты имей в виду, на всякий случай. Ладно, работай, - командир повернулся и направился к выходу.
Перов вернулся к ребятам и, встав к транспортеру, продолжил работать, бросая зерно на бесконечно бегущую, черную ленту. Но мысли его были не здесь, в голове проносились обрывки предположений, идей и страхов. «Чем все закончиться? Как мне не повезло. Как доказать, что я ни при чем? Кто поверит? Нет свидетелей. Зачем я взял деньги? – идиот» - одна, за одной проносились мысли в голове.
Тем временем, темп работы среди присутствующих на току, ближе к обеду, начал падать. Пока не упал до нуля. Дождь прекратился. И через щели в шифере начали пробиваться лучи забытого солнца. Кто-то из местных, притащил банку самогона и студенты, сгрудившись у остановленного транспортера, уже разливали в крышку мутную вонючую жидкость. Через час народ забыв о работе и холоде, уже травил анекдоты, лежа на расстеленных, на зерне телогрейках, кто-то просто дремал. А еще через минут пятнадцать все сгрудились у одного деревенского мужика, который притащив из дома двустволку, взялся стрелять голубей, сидящих под крышей. Ружье периодически переходило из рук в руки, так как пострелять хотелось всем. Настреляв пару десятков голубей, их положили в какое-то грязное ведро и поставили его на костер, разведенный у входа на зерноток. Вовка, не принимавший во всем происходящем никакого участия, с интересом наблюдал это со стороны, сидя на «кресле» сделанном в куче зерна. Но когда запах мясного бульона стал невыносимо притягательным для голодного желудка, он, как и все, подтянулся к костру. А там уже царило пиршество. Вареные голуби были вывалены на траву. Двое или трое самых смелых, перебрасывая, как картошку, из ладони в ладонь еще горячие тушки пытались их ощипывать. Большинство собравшихся, с любопытством, а кто-то и с брезгливостью, скептически наблюдали за происходящим, периодически обмениваясь комментариями. Ощипанная тушка птицы, своим темно-коричневым цветом и размером, подозрительно напоминала худую крысу, хотя по размеру, наверно, была даже ближе к воробью. Но вид аппетитно пожирающих мясо, постепенно подталкивал попробовать это экзотическое блюдо, остальных голодных. Таким образом, тушек на траве оставалось все меньше и меньше. Перов, стоя рядом все реже и реже иронизировал над происходящим, в какой-то момент плюнул на приличия и взял одну из птиц. Повыдергав все перья, помыл её водой, достал потроха, понюхал и, отломив ножку, единственную часть, где реально просматривалось наличие мяса, - попробовал. Мясо было жестковато, но вполне съедобно. За следующие часа три, студенты дружно выпили на компанию три литра самогона, и съели еще два ведра голубей. После чего, сытые и слегка пьяные, полулежа вокруг костра на жухлой траве, начали обсуждать предстоящие вечерние танцы в клубе. Как стало ясно, основная масса однозначно собиралась их посетить и единственная проблема, которую им перед этим нужно было решить – где взять еще пойла, так как, по общему мнению, идти туда трезвыми, было совершенно не возможно.
Солнце на небе, с разбегающимися в стороны облаками, клонясь к горизонту, приобрело багрово-оранжевый цвет. Лес по окраинам полей почернел. Похолодало. Но возвращающиеся по тропинке, гомонящие, сытые и пьяные, парни не замечали изменений в природе и обсуждали только места, где можно купить бухло, и заранее договаривались, кто будет снимать какую из местных девок, с которыми они уже познакомились в прошлую пятницу.
Перов брел в одиночестве позади всех. Ему было не до веселья. Какие танцы? Какие девки? В любой момент приедут и спросят: «А не ты ли, товарищ Перов, грохнул дедушку со строителем, позарившись на денежки?», «Не ты ли, комсомолец и будущий врач, решил стать новым Расколькниковым?». Настроение было хуже не куда.
Придя в контору и увидав на столе чай с печеньями, студенты перематерились, и дружно отказались от предложенного им «ужина». Что, впрочем, Галей и Светой было ожидаемо. Несколько парней собрали с остальных деньги и пересчитав их, метнулись в дверь. Остальные начали переодеваться, иногда поглядывая на часы. Вовка лег на кровать и закрыл глаза, спать не хотелось, идти на танцы – тем более. Однако, накопившаяся за день усталость, взяла свое – он задремал. Сквозь дрему слышал, как шумно вернулись с пойлом гонцы, как собравшиеся на рандеву выпили. Потом стукнула дверь и стало тихо. Это и разбудило окончательно. Он сер на кровати и осмотрелся. Дверь комнаты командира была закрыта на замок – он уехал до субботы, как он выразился «по делам» в райцентр, хотя все знали, что он завел там себе какую-то бабу из местной аптеки. Галя и Света собирали со стола нетронутый «ужин». Худой низкорослый пацан в очках по кличке «Боб», лежа читал какую-то книгу. «Почему Боб – подумалось Перову, зовут его Вадик, уж Боба он никак не напоминает». На другой кровати тихонько похрапывал его антипод – полноватый, шарикоподобный пацан по имени Федя, с кличкой Хомяк. Ну, с кличкой этого было все понятно. То, в каких количествах Федя поглощал печенья, которые все давно уже игнорировали за их опостылевшую вонючесть, не поддавалось никакому разумному измерению.
Вовка взял пачку сигарет и вышел на крыльцо. Уже смеркалось. В домах зажглись окна. Где-то мычала корова, иногда лениво перетявкивались собаки. Он закурил. В душе был раздрай. Одиночество похлестывало, проносящиеся в голове, мысли. «Блин, может то же надо было о всеми на танцы, - уже подумалось ему, - я тут один совсем свихнусь, так может отвлекусь немного…». Словно вторя ему, рядом подсела вышедшая Света:
- Чего скучаем, чего грустим?
- Да я не грущу, так, природой любуюсь.
- Ну, я же вижу. Ты наверно со вчерашнего расстроился. Не бери в голову. Кирюха парень не плохой, и мне он совсем не нравиться. Я ему уже говорила, что бы он за мной не бегал. Все равно у нас ничего с ним не получиться.
- Да, что-то не заметно, что бы он так же думал.
- Это он еще с абитуры ко мне привязался. Ну сходили два раза в кино и что? Я поняла, ну не в моем вкусе человек, не в моем!
- А я в твоем? – игриво в тон спросил Вовка.
Светка улыбнулась, внимательно глядя в глаза Перову и не отводя их медленно, как бы раздумывая, продолжила:
- Еще не знаю, от тебя зависит.
- Раз зависит, значит, сделаем, - ляпнул, растерявшись от такого откровенного ответа Вовка.
- Пошли, сходим в клуб, - предложила Света.
Уже через десять минут, они, меся грязь резиновыми сапогами, как сладка парочка, брели по темной дороге, ориентируясь на звуки музыки и одиноко висящий вдалеке, фонарь над крыльцом клуба.
Здоровенное крыльцо клуба, словно специально было построено с расчетом, что бы стать непреодолимым препятствием для каждого сильно пьяного, кто попробует на него взобраться. А уж как с него они спускались! Очевидно, уже не один поддатый танцор диско скатился с него кубарем, если не сломал себе шею. Фонарь над крыльцом, качаясь на ветру, освещал то кусты по сторонам от крыльца, то мужика, лежащего на земле перед первой ступенькой, который, периодически просыпаясь, пытался подняться, упирался руками в землю, но так и не преодолев силу земного притяжения, со вздохом опять падал в грязь.
Аккуратно переступив через лежащего мученика, Вовка со Светой поднялись на крыльцо. Там стояло корыто с водой, о край которого все входящие очищали, прилипшую к сапогам грязь. Судя по количеству земли в корыте – народу на танцы пришло немало. Зайдя в полумрак зала, парочка остановилась и осмотрелась. Зал был здоровый. Откуда-то с угла доносились ритмы «Бони-М». Колонки похрипывали на басах, звук иногда «плыл» - было понятно, что лентопротяг у магнитофона не первой свежести. Из освещения в заре присутствовало несколько весящих над сценой, покрашенных акварельной краской лампочек, которые, подключенные через дроссель люминесцентной лампы, мигали, изображая, то ли цветомузыку, то ли стробоскоп. Вдоль стен зала стояли ряды сколоченных между собой стульев, на которых реденько сидели, полуразвалившись, какие-то мужики в грязных керзачах, которые, похоже уже дремали от количества выпитого. В центре зала, безобразно дергаясь, движениями, напоминающими агонию подстреленного лебедя, одиноко танцевал в расстегнутом, увешанном значками кителе, пьяный дембель. Чуть по одаль, независимо от ритма, плотно прижавшись, друг к другу и покачивая бедрами, рулила «белый» танец живописная парочка: он – в телогрейке, ватных штанах и резиновых сапогах, она, дама около ста двадцати кило, в красной, гипюровой кофточке, с сиськами на полведра, то же в ватных штанах и коротеньких, зеленых резиновых сапогах с ошметками грязи. В глубине зала, парами с деревенскими девчонками сидели студенты. Тем, кому не досталось девчонок, полулежа на стульях, вытянув ноги, с засунутыми в карманы курток руками и скептически рассматривали происходящее.
Вовка внимательно осмотрел темноту зала, выискивая глазами Кирилла, в ожидании его реакции на появление со Светой. Смотрел и не мог найти. В это время к нему подошла, говорившая до этого с кем-то Света и, перекрикивая грохот музыки, прокричала на ухо:
- А наших почти нет. Они тут еще что-то пили, им показалось мало, они пешком в райцентр пошли, там то же танцы. Остальные то же собираются.
- А туда далеко?, - в ответ прокричал Перов.
- Не очень, днем, по хорошей дороге – часа полтора, но сейчас, по темноте и грязи, они часа два, а то и больше, идти будут, точно там ночевать останутся.
«То, что ночевать там останутся, это хорошо» - промелькнуло в голове у Перова, рассматривавшего, со спины подтанцовывающую фигурку Светы. Он наклонился, и что-то сказал ей на ухо. Она, выслушав, повернув слегка откинутую в его сторону, голову, дослушала его, почти глядя в глаза, после чего он, положив ей руку на плечо, вывел её на крыльцо. Уже через несколько минут, на крыльце клуба, под скрипящим, качающимся на ветру фонарем, они упоенно целовались в засос. Вдохновленный Перов, не отвлекаясь от процесса, рукой уже расстегивал её куртку. И только он запустил свою руку под неё, как в этот момент, дверь клуба с грохотом распахнулась, чудом не задев целующихся, и на крыльцо с матами и криком вылетело двое дерущихся. Пока они безуспешно пытались попасть друг другу по рожам, на крыльцо выскочили деревенские девки и с визгами, и еще чем-то, начали их растаскивать.
Обстановка явно не благоприятствовала развитию романтических отношений, а тем более действий. Перов со Светой аккуратно обойдя поле битвы, спустились с крыльца и, обнявшись побрели в сторону конторы. Мимо, подпрыгивая на ухабах, промчался с зажженными фарами, заляпанный по крышу, газик.
Перед конторой, в темноте, Вовка и Света долго целовались. Потом дошли до лавочки и сидя дообнимались до такой степени, что Светка ставшая уже вся сырая внизу, почти в беспамятстве, шепча ему, что-то на ухо, начала расстегивать Перову ремень, а он, не обращая внимания на пронизывающий, ночной, осенний ветер, начал стаскивать с неё джинсы. В кульминационно-эротический момент, из-за поворота раздался звук приближающейся машины, через кусты сладкую парочку на мгновение обдало лохмотьями, пробившегося через листву, света фар и завершилось все скрипом тормозов уже виденного раньше, грязного газика. То что, сидевшие в машине люди не видали лавочку с влюбленными – уже не могло улучшить, снесенного тормозами, настроения и Света, как очнувшаяся от забытья, как бы извиняясь, посмотрела Вовке в глаза и повернувшись спиной, начала натягивать назад болтавшиеся, где-то в районе колен, джинсы. Перов, тихонько сматерившись то же начал одеваться.
- Так ты, что не вернешься уже? – кричал сквозь работающий двигатель, куда-то в салон, вышедший из машины пассажир, - и когда ты меня забрать сможешь?, - а раньше?, - ладно, хрен с тобой, но только не забудь, а то я тут до понедельника просижу. Пассажир хлопнул дверью и машина, газанув, запрыгала по дороге в сторону выезда из деревни.
- А это, что еще за деятель к нам пожаловал?, - с напускной веселостью, выдавил из себя Перов.
- Не знаю, но не наш, точно, - застегивая куртку, ответила Света.
Тем временем, человек из машины, держа подмышкой какую-то папку, поднялся на крыльцо конторы, после чего, тщательно очистив сапоги от грязи об прибитую скобу, зашел в здание. Настроение куда-то ушло, Света посмотрела на задумавшегося Вовку с укоризной, как будто он был в чем-то виноват и со словами: «Чего мерзнуть, пошли», взяв его под руку, завела в контору.
Зайдя в комнату Вовка увидал сидевшего к нему спиной, только что зашедшего мужика, и рядом сидящих с мятыми рожами Боба и Хомяка. Суть разговора понять сразу не удалось, но судя по выражениям лиц проснувшихся, ничего хорошего им пока еще сказано не было.
- А это у нас кто? – с радостной ноткой, повернувшись к Свете и Перову спросил мужик с папочкой.
- А это у нас кто такой любопытный? – в тон ему парировал Перов.
- А это у нас следователь районной прокуратуры, Козловский, - мгновенно среагировал мужик. После чего, с добродушной улыбкой, достал из внутреннего кармана удостоверение и развернув его, показал почему-то только Перову, видимо сразу решив, что остальных это не заинтересует. И он был прав. У Вовки внутри как-то все сжалось в комок, вспотела шея и появилось такое сердцебиение, что казалось с очередным ударом сердце просто выскочит через рот.
Света, молча прошла в свою комнату, видимо, находясь в состоянии, когда да же следователи прокуратуры «по барабану».
- А вас, молодой человек, видимо Перовым Владимиром зовут, - продолжая улыбаться, обратился к Вовке следователь, - тогда я видимо к вам, присаживайтесь, нам долгий и интересный разговор предстоит.
Вовке от этих слов совсем хреново стало. Он мешком сел на рядом стоящий стул. Боб и Хомяк, расславившиеся после этих слов, уже с неподдельным интересом, продолжали наблюдать за разворачивающимися событиями. Следак, тем временем по свойски, разделся повесив куртку на спинку стула, снял кобуру для скрытого ношения со зловеще поблескивающим чернотой, «макаровым», повесил её на стул прикрыв курткой, и начал доставать и раскладывать на столе какие-то бумажки. Минут через пять начался разговор.
- Ну, начнем по порядку, фамилия, имя отчество, дата рождения, прописка, образование, - вопросы были стандартные. Заполнив лицевую часть протокола, он задумался, и растягивая слова, неожиданно спросил:
- А, что, Перов, ты что, действительно даже не догадываешься, почему я здесь оказался?
- Понятия не имею, наверное, на току что-то сперли, - начал косить под дурака Перов.
- Да нет, на току пока ничего не сперли, а вот в райцентре, в день твоего приезда, двух человек убили.
Уже начинавший дремать на кровати Боб, даже приподнялся. Хомяк же только открыл глаза.
- И что, я то, какое к этому могу иметь отношение?
- А вот мы сейчас и попробуем выяснить, какое? – продолжил следователь, - для начала вопрос – когда и во сколько вы прибыли в райцентр?
- В райцентр я приехал на «Зоре», поздно вечером, примерно часов в одиннадцать вечера, точнее не помню, - сосредоточившись, отвечал Перов.
Через минут двадцать, Вовка начал понимать, что судя по вопросам, конкретно на него, у следователя ничего не было, но под подозрением он был, кто-то его запомнил, и наверняка это была тетка из гостиницы. «Надо стараться не врать, но и на строителя с дедом не выходить» - решил для себя Перов.
- Ладно, ну а ночевал-то ты где, если в гостиницу тебя не пустили?
- Так, я в парке, на лавочке.
- Ну что ты врешь, ведь холодно, какая лавочка, и потом, а куда же твой товарищ делся?
- Да никакой он мне не товарищ, я даже не знаю, как его зовут?
- Интересно, два часа вы на лавке у гостиницы пили, а ты не знаешь, как его зовут? И куда он делся?
- Не знаю, я же пьяный был, кажется, он с каким-то дедом куда-то ушел.
- С каким дедом, куда?
- Да не помню я точно, я же говорю – пьяный был, пошел в ближайший скверик, на лавке уснул.
Так, устало, перебрасываясь вопросами и ответами, они провели часа полтора. Боб и Хомяк давно спали. Светка, выглянув из своей комнаты пару раз, просто приоткрыла дверь и читала книгу, иногда поглядывая на Вовку со следователем. В какой-то момент следователь откинувшись на спинку стула, глянул на часы и разминая от долгой писанины руку, сказал:
- Да, ну не получается у нас с тобой контакта, то ли ты меня за дурака считаешь, то ли что? И вообще, уже первый час, где все остальные ваши?
- А они в райцентр на танцы ушли, прейдут только завтра, - из комнаты ответила Светка.
- Понятно, а пожрать у вас чего есть? А то я тут у вас ночевать собираюсь, у нас с гражданином Перовым еще долгий разговор будет, - угрожающе закончил следователь.
- Найдем чего-нибудь, - Светка подошла к столу, и гремя крышками пытаясь найти в кастрюлях хоть что-то.
- Картошку тушеную с мясом будите?
- Обожаю картошечку, конечно буду, - оживился следак.
Пока Светка разогревала на плите картошку, Перов достал пачку сигарет, закурил. Прокурорский, глядя на него, то же достал папиросы и закурил.
- А ручки-то у тебя дрожат, - глядя на Перова, заметил следователь.
- Да уж не каждый день меня прокуратура допрашивает.
- Ладно, завтра утром прейдет машина, поедим в райцентр, там продолжим наш разговор, думаю, он будет более конструктивным, - с довольным видом, ввернул умное словечко следак, - а сегодня уже поздно, надо отдыхать.
Светка в это время поставила сковородку с дымящейся картошкой на стол, проложила хлеб.
- Красавица, - обратился к ней Козловский, - у тебя пары стаканчиков не будет?
- Сейчас принесу.
Следователь в это время открыл свою папочку и как фокусник извлек из неё бутылку водки.
- Ну, что на сон грядущий и за знакомство, - обращаясь к Перову, с протянутой в руке бутылкой, улыбнулся следователь, - будешь?
- Буду, - как-то равнодушно ответил Вовка.
Он подвинул стул к столу, взял в руку налитый на половину стакан и морщась, пить-то он никогда не умел, давясь осилил стакан, спешно закусив горячей картошкой. Надо отдать должное Козловскому, пока ели, по сути допроса, он ничего не спрашивал, разговор был так себе, об учебе, о родителях и да же об уборке урожая. Отказавшаяся от водки Светка, сидела рядом и моча слушала. После выпитого, в голове у Перова образовалась приятная пустота, разговор уже не напрягал, и да же рожа Козловского казалась относительно доброжелательной. Он взглянул, на последнюю разлитую по стаканам водку и со славами: «Я сейчас» - направился по коридору в туалет. Козловский, в это время заигрывавший со Светкой, вяло отреагировал: «Иди, иди, только дальше туалета уйти, даже не думай». Слегка покачиваясь, опершись на стенку за унитазом рукой, Перов мочился и думал, а точнее пытался думать. Но мысли как-то не хотели собираться, и разбегались при удобном случае, как овцы. Он сдернул, закрыл дверь и пошел назад по коридору. Но, вспомнив, что не застегнул ширинку, остановился, пытаясь закрыть заклинившую молнию. В это время грохнула входная дверь, послышался звук шагов входивших.
- Вам, мужики, чего надо? – послышался голос Козловского.
- А ты, чего, сука интересуешься? Ты сам-то кто? – ответил подозрительно знакомый, где-то ранее слышанный голос.
- Я следователь прокуратуры, я имею право спросить!
- Следователь, говоришь!
Тут же последовал звук удара, грохот падающих стульев, мат, и шум борьбы.
- Отойди, отойди, - визжал другой мужской голос, - дай я его грохну!
Светка закричала.
- Молчи, ****ина! – слова потонули в грохоте выстрела, - все стоят, где стояли! Стоять я сказал, ты сядь!
Перов прижался к стене коридора, потом медленно, на цыпочках, прошел до двери заднего входа и тихо проскользнул во двор. Было темно и сыро. Только что закончился дождь, и поднявшейся легкий ветерок шумел листвой, тут же высушивая её. Вовка на полусогнутых тихо, но быстро проскользнул в ближайший лесок, где спрятавшись за дерево, замер. Мысли неслись в голове со скоростью курьерского поезда: «ТО, что эти двое – бандиты, убившие строителя и деда, понятно. И они пришли за деньгами, которых у меня сейчас нет, а значит за мной. Сейчас, минут через пять, они поймут, что меня нет и начнут искать. Сбежать то я успею, но что будет с ребятами, они уже стреляли, возможно, кто-то пострадал. А может просто пугнули – в воздух? А что будет со Светкой?». И медленно, на полуавтомате, Перов вернулся назад к конторе, подойдя к окну, через щель между шторами, стал наблюдать за происходящим внутри. Хомяк и Боб, с обалдевшим от происходящего, видом, рядком сидели на ближайшей к столу кровати. На стуле сжавшись в комок, сидела зареванная Светка. Рядом, развалившись на стуле, сидел и курил один из зашедших. Второй стоял рядом, держа в руках обрез. Между кроватями были видны ноги, лежащего на полу человека. И совершено ясно, что это были ноги следователя Козловского. Через оконное стекло все было хорошо слышно.
- Ну что, сучата, говорите, что студентик ваш в туалете? А там никого нет. Врете?
- Да не врем! Только перед вами туда ушел, - дрожащим голосом, ответил Хомяк.
- Интересно, и куда же он делся? Или нам, типа не повезло, слинял студентик ваш.
- Может он вообще в райцентр поехал, может вы не того ищете, - встрял Боб.
- Да того, того, он ведь к вам недавно приехал, медик какой-то, с железным, каким-то чемоданом, мы знаем кто нам нужен, верно?
- Рябой, да однозначно, или врут, или он успел ноги сделать!, - ответил второй мужик и, глядя на стоявшую, на столе пустую бутылку из под водки, продолжил, - слушай, до утра у нас время есть, они нам все расскажут, давай я за бутылкой сбегаю, на улице где-нибудь наверняка торгуют, заодно потом и девкой развлечемся.
- Ладно, давай, а то я жрать хочу, но только одна нога здесь, другая там…
- Да без базара!
- Ствол оставь!
Рябой положил обрез на стол перед вторым мужиком и пошарив в кармане, лежащего на полу Козловского, достал оттуда мятые купюры, быстро вышел в дверь. Второй, переложив обрез к себе на колени, остался сидеть, глубоко затягиваясь папиросой и рассматривая умирающих от страха студентов.
Перов, посмотрел на стоящий в отдалении, стул с пиджаком Козловского, под которым, как он успел запомнить, должна висеть кобура с пистолетом. Судя по всему пиджак никто не трогал, а значит есть шанс, что пистолет остался на месте. Вовка обошел конторку, заглянул через щель приоткрытой двери заднего хода. В коридоре никого не было. Он тихо снял сапоги, аккуратно поставив их слева от входа и тихо, стараясь наступать только на половицы ближе к стенам коридора, проскользнул до входа в комнату, рассматривая из-за угла сидевших в комнате. Козловский лежал около стола полубоком на полу неестественно подвернув руку под себя, глаза его были приоткрыты, из под него на полу вытекла большая лужа крови. Боб и Хомяк сидели к Вовке боком и не могли его увидеть, как и мужик с обрезом, который находился к нему спиной и только Светка, увидав Перова, округлила глаза. Он прижал палец к губам, давая знак ей, что бы молчала. Она сжалась еще больше.
- Слушай, ты, шалава, - обратился мужик к Светке, ну-ка дай мне чего пожрать.
Светка, взглянув на выглядывающего Перова, медленно встала и пошла к холодильнику, открыла его и начала греметь в нем посудой. До стула от угла коридора было около полутора метров. Вовка пригнулся, почти на корточках сделал один шаг и медленно, нащупав под пиджаком кобуру, расстегнул её. Рука коснулась холодного металла оружия. Медленно вытащив пистолет, Перов скользнул назад и прижавшись к стене коридора, перевел дыхание. Света, в это время, поставила на стол перед бандитом, тарелку с вареной картошкой, положила на её край ложку.
- Не понял! Это все? – отреагировал мужик, - а мясо где?
- А у нас больше ничего нет, продукты на следующей неделе обещали привезти, - ответила Света.
Перов, снял предохранитель и опять выглянул в комнату. В это время мужик, положив обрез на стол, схватил Светку за волосы и пригибая её голову к столу, заорал:
- Я говорю тебе, жрать давай, нормальную хавку давай! – ты чё, меня картофаном, как свинью кормишь! Я тебя сейчас здесь же трахну если ты мне жрать нормально не дашь!
Светка застонала. Перов, сделав три шага, с размаху, ударил мужика сзади рукояткой пистолета. Однако должного эффекта это не произвело. Тот покачнулся, однако не упал, отпустив Светку, резко вполоборота, взглянув на Перова, потянулся к обрезу. Светка с криком: «А…! Помогайте, чего сидите!», - потянула мужика на себя, не давая ему взять обрез. Хомяк с Бобом, открыв рот, как замороженные, наблюдали происходящее не шевелясь. Вовка поднял пистолет и направив его в бок мужику, нажал на курок. Выстрела не последовало. В это время, мужик, поняв, что не может дотянутся до обреза, коротко, крючком снизу, нанес Светке удар кулаком в лицо, от которого она отлетела к стене и упав ничком, замерла.
- Насрался, наконец, - медленно выдавил из себя мужик, замерев и глядя на направленный на него ствол.
- Ты, пушечку-то положи, положи, ты ведь живого человека-то не убьешь?, - ты ведь врач будущий.., - продолжал он, медленно делая шаг в сторону стола. В этот момент, Боб, вдруг вскочил с кровати, пытаясь схватить со стола обрез. Однако, то ли от волнения, то ли от того, что обрез оказался неожиданно тяжелей, чем тому хотелось бы, выронил его. Обрез с грохотом упал на пол межу столом и трупом следователя. Воспользовавшись секундным замешательством, мужик зверем кинулся к столу переворачивая его. Вовка передернул рамку пистолета и заорал.
- Не двигаться, лежать!
Но мужик, оказавшийся в этот момент прикрытым столешницей, упавшего на бок стола, успел схватить с пола обрез. Раздался грохот выстрела, через доли секунды еще одного. Перов стоял посредине комнаты, вытянув вперед дымящийся пистолет. В тишине было слышно, как по полу катиться гильза. Наконец, она докатилась до места своего окончательного пути и тишина стала полной. Бандит лежал за столешницей, в которой появилось две дырки и Перов мог видать только его ноги, они не шевелились. Судя по лицам Хомяка и Боба, которые очумело смотрели куда-то вниз, себе под ноги, за перевернутый стол, победили наши. Вовка на ватных ногах подошел к столу и заглянул за него. Мужик лежал полубоком, лицом вверх с открытыми глазами и ртом, в правой руке, сжимая обрез. Одежда на его груди пропиталась кровью, которая стекая увеличивала лужу под ним. У стены, пошевелившись, застонала Светка, которую привел в сознание грохот выстрелов. Она открыла глаза и лежа, ощупала лицо, на котором уже наливался огромный синяк. После этого, посмотрев на Перова, на сидящих Боба с Хомяком и на ноги у стола, попыталась встать. Вовка, до этого смотревший будто в точку, которой были ноги бандита, вдруг очнулся и подойдя к Свете, помог ей подняться. Встав, та замерла, глядя на еще одну лужу крови на полу. Вечер, перенасыщенный трупами и кровью, становился все более омерзительным.
- Ребята, а ведь сейчас второй прейдет, - вдруг прервал свое молчание Хомяк, - он ведь вернется!
В мгновение, переглянувшись, все дружно бросились к заднему входу. На какое-то мгновение Перов, прежде чем выйти за дверь остановился, оглянулся и медленно вернулся в комнату. Разжав, вцепившиеся в обрез пальцы, он взял его, затем, прихватив лежавшие на кровати куртки и начатую буханку хлеба со стола, догоняя остальных, бросился вон из конторы.
Перов открыл глаза. Сквозь ярко-желтую с красными и коричневыми переливами листву пробивались лучи взошедшего солнца. На траве, мерцали, капельки выпавшей росы. Пахло жухлой листвой и хвоей. Спина и ноги затекли. Было холодно и сыро, и только правый бок уютно согревался, прижавшейся к нему, Светкой. У соседней сосны, прижавшись друг к другу спинами, свернувшись в калачик, спали Боб и Хомяк. Где-то рядом, сверху, добросовестно и методично стучал дятел. Вовка невольно пошевельнулся, вытягивая ноги и в этот момент ему в ухо, прошептали:
- Привет, - лежа у него на плече, и глядя в глаза, улыбнулась Света.
- Привет, - устало, и чуть удивленно, ответил Перов, - замерзла?
- Немного.
- Да, фингал у тебя приличный!
- Похоже, - озабоченно ощупывая лицо, ответила Света.
- Есть хочешь?
- Хочу.
- Я тут хлеба, в последний момент догадался прихватить, - Перов достал из под куртки прилично раздавленную буханку хлеба и отломив от неё кусок протянул Свете. После чего отломил еще один и то же начал есть. Так в тишине, наслаждаясь лесным утром они жевали минут пять.
- Ну вот, стоит мне уснуть и тут же все всё сжирают! – привстал на локте, глядя на них с опухшей рожей, прокомментировал Хомяк. Боб то же зашевелился. Через какое-то время все сидели рядом и с аппетитом жевали хлеб. Для того, что бы он кончился, много времени не понадобилось.
- Чего делать-то будем?, - спросил Боб, закурившего и задумавшись, глядящего куда-то в лес Перова.
- Не знаю.
- Ну, интересно, он не знает, - отреагировал Хомяк, - нас тут на хрен, чуть всех не замочили, кстати, не без твоего участия, а ты не знаешь. За мной, между прочим, следователи с протоколами и бандюги с обрезами не гоняются, я человек, судя по всему, в отличии от тебя, мирный…, он не знает!
- Может ты нам откроешь секрет, по поводу чего это мы так дружно влипли, - спросил Боб, - а то мы, вроде как-то же пострадали и нам конечно интересно, за что?
- Я не знаю, - замкнулся Вовка, - я этим людям ничего плохого не сделал.
- Но ведь ты должен их знать, - подключилась к разговору Светка.
- Должен, раз они меня убить хотели, но не знаю. Я их один раз на пристани видел и все, - схитрил Перов, посчитав, что, открыв истину, сделает всем только хуже. И продолжил:
- Знаю, не знаю, какая разница, где-то бродит еще один и не факт, что если мы вернемся в контору, он нас там не ждет. Мало того, там труп мента и доказать, что это не мы его грохнули будет очень сложно.
- Не «мы», а ты!, - опять встрял Хомяк, нас много, мы свидетели, нам поверят.
- И ты думаешь, нам будет легко, объяснить наличие в конторе двух трупов? Да нас затаскают! Посадят и там, месяцев через несколько, ты во всем признаешься, да же в том, что совершил покушение на Папу римского.
-Да это твои проблемы, - парировал Хомяк, - я лично ни в чем не виноват, мне бояться нечего.
- Ну, раз нечего, можешь возвращаться в контору, там до вечера, а то и до понедельника никого не будет, кроме двух трупов, можешь отоспаться, если тебя тот, второй не грохнет, а я лично в деревню назад не пойду.
- А куда ты пойдешь? – спросила Света.
- Надо лесами до райцентра пробираться, там народу много, там безопаснее, а там, когда доберемся – видно будет. Кто со мной, - Перов встал, осматривая полулежащую на траве команду.
- Я с тобой, - вставая, ответила Светка.
- А ты? – обратился к Бобу Перов.
Боб задумался, переводя взгляд с Вовки на стоявшую рядом Свету, с неё на Хомяка. Соломинка в уголке его рта нервно перебегала с одной стороны на другую, выдавая степень раздрая его мыслей.
- Ну, так как? С нами идешь или с ним, - повторил свой вопрос Перов.
- Я, наверное, все-таки с вами, вернуться сейчас в контору, конечно хотелось бы, но встретить там этого второго урода, желания нет никакого.
Боб встал и приблизился к Перову и Светке. Хомяк снизу до верху осмотрел Боба полным презрения, взглядом.
- Ваше дело, я в контору пошел, с этими словами Хомяк развернулся и не оборачиваясь направился через лес в сторону деревни. Оставшаяся троица, проводив его взглядом, направилась в противоположном направлении.
Весь день Перов, Светка и Боб шли по опушкам леса, стараясь пересекать дороги, открытые полянки и небольшие поля быстро и незаметно. Иногда устраивали отдых, присев у какой-нибудь сосны, опершись усталыми спинами на её ствол. Говорили мало, перебрасываясь короткими фразами. Настроения не было. Каждый, отойдя от стресса, был погружен в свои мысли. Хотелось пить и есть. Но если вопрос с водой периодически удавалось решить, найдя ручеёк или небольшое озерцо, то с едой было сложнее. Они обошли несколько деревень и, судя по всему, до райцентра оставалось еще километров десять, но сил уже не было. Наступил вечер. Осеннее солнце быстро клонилось к горизонту, становилось влажно и прохладно. С небольших, разбросанных вокруг болот, тянуло гнилью и сыростью. Решив, что переночевать им все равно придется в лесу, они для безопасности углубились в лес, где развели костер. Стало совсем темно. Тепло костра создало иллюзию комфорта, от чего есть хотелось еще больше. Договорившись, что, встав рано утром, постараются быстро дойти до райцентра, после чего Боб и Светка пойдут в прокуратуру и там все объяснят. Идти с ними к властям Перов категорически отказался. Когда все, лежа вокруг костра почти уже задремали, в лесу, на каком-то расстоянии от их ночлега послышался приближающийся к ним хруст веток.
- Нет, ну вы же слышите!, - с дрожью в голосе, обратился к прислушавшимся Перову И Светке Боб, там кто-то есть, а если это медведь?
- Главное, что бы это не был наш общий «друг», с ружом на перевес, - мрачно пошутил Вовка, и, вытащив из-за пояса пистолет, аккуратно передернул затвор, - а ну давайте-ка, дуйте в противоположную сторону и потише, потише…
Боб и Светка на корточках шустро удалились в темноту. Перов отошел от костра в сторону метров на пятнадцать, и лег в темноте. Шум становился все ближе и ближе. Действительно, стало казаться, что через кусты пробирается какое-то крупное животное, которое не очень-то разбирает дорогу, а потому прет через лес напропалую. Перов уже начал жалеть, что по уговорам товарищей, еще утром выкинул обрез.
И вот когда хруст ломающихся веток достиг апогея, из темноты к костру вышло массивное существо, в котором без труда просматривались черты Хомяка. Хомяк встал у костра и с удивлением начал крутить головой по сторонам, не понимая где же хозяева бивака.
- Хомяк, я ведь мог и на звук выстрелить, - с этими словами Перов вышел к костру, - и что бы с тобой было? У тебя от перенесенных огорчений, мозги, видимо, вообще перестали работать, хоть бы крикнул издалека.
- Буду я еще в темноте орать, мало ли кто у костра сидит.
- Ребята, отбой, это Хомяк к нам пожаловал!
Из темноты показались, щурящиеся на свет костра Светка с Бобом.
- Так ты что, за нами все это время шел? – с ходу начал спрашивать Боб.
- Да я там, в лесу посидел, думаю, чего рисковать? Дойду до райцентра, а там и разберутся, - ответил Хомяк, - хотел вас догнать, да вы больно шустро по лесу бегаете, только сейчас и догнал. А у вас чего поесть осталось?
- Так ты же последний хлеб и доел, - напомнил Перов, - а киосков в лесу ставить еще не догадались. Все голодные, как и ты.
- Хреново, тогда спать надо, ноги отваливаются совсем, - Хомяк шустро, по-домашнему, устроился у костра и затих.
Боб так же лег у костра и уснул. Вовка выбрал рядом стоящую сосну, сел, опершись на неё спиной, на коленях у него пристроилась, сжавшись в комочек, Светка. В полудреме, Перов сжимал рукоятку «макарова», спрятанного по курткой. Но усталость взяла свое и через некоторое время уснул и он.
Утром, все собрались у прогоревшего костра. Было решено сделать последний рывок и добраться до райцентра. Шли гуськом, первым Перов, за ним Света. Замыкал шеренгу Хомяк. Недовольный, голодный и не выспавшийся, он, периодически спотыкаясь о корни и ветки, что то ворчал, высказывая свое недовольство всем происходящим вокруг. Но внимания, на него, давно уже никто не обращал. Через часа полтора пути, когда солнце взошло достаточно высоко, и стало чуть теплее, компания вышла к какой-то проселочной дороге. Дорога была заброшенная, и судя по высоте травы на ней, редко посещаемая транспортом. Неожиданно, где-то впереди, послышались далекие голоса. Перов поднял руку вверх, приложив палец второй к губам, показывая, что бы все молчали. Шепотом Вовка сказал, что бы все спрятались в логу, сам же тихо, пошел на голоса, проведать, кто там находиться. Подобравшись к говорившим людям метров на сорок, так, что бы оставаясь незамеченным, рассмотреть говоривших, он, с ужасом понял, что голоса принадлежат двум ментам, с автоматами на плечах, которые, сидя в милицейском «бобике» с открытыми дверями, курили и обсуждали свои проблемы. Вслушавшись, Перов понял, что речь идет о нем и его команде.
- Да когда же нас сменят? – возмущался молодой сержант, - еще час назад должны были приехать, и вообще, какой идиот решил, что они могут пойти этой дорогой? Да им проще через коровники и сразу к пристани, дороги-то перекрыты, значит только рекой и будут уходить.
- Еще вопрос будут ли?, - вторил ему старшина, поправляя горизонтально лежащий не пузе автомат, - я так понял, что главный там, какой-то студент-медик, а остальные, то ли заложники у него, то ли просто с дури прибились.
- Странно, что этот медик стольких положить смог, для студента как-то не типично, - отвечал молодой, хотя говорят, этот отморозок и в райцентре двоих положил.
- Да, положил, - затянулся старшина, - за такие бабки, которые он там дернул, он и больше мог завалить.
Они замолчали. Перову показалась, что где-то справа хрустнула ветка. Он обернулся, прислушался, было тихо. Молодой, потягиваясь, вылез из машины.
- Ты куда? – забеспокоился старшина.
- Да посрать, - снимая автомат, ответил сержант.
- Оружие не оставляй.
- Ну что, я с ним в кусты попрусь, - ответил молодой, кладя оружие на сиденье, - ну кому мы в этой глуши нужны, я быстро.
- Нужны, не нужны, сказали быть наготове, они, говорят с оружием. Ладно, иди, только в спешке штаны снять не забудь.
- Да уж постараюсь.
Осмотревшись, молодой сержант скрылся в ближайших кустах. Перов осмотрелся еще раз и потихоньку вернулся к своим. Говорили шепотом.
- Там два мента в машине, - начал Вовка, - ищут нас, это видимо патруль оцепления, вероятнее всего все остальные дороги так же перекрыты, но вроде вы не так сильно подозреваетесь, как я.
- Вот и я говорю, - встрял Хомяк, - надо идти к ним, довезут до райцентра, там разберутся, мы ни в чем не виноваты. Ну, может, кроме тебя, - глядя на Перова, продолжил он, не знаю, что ты там натворил, но одного-то ты точно грохнул, тому мы свидетели.
- Да если бы не Вовка, что бы с тобой сейчас было бы, - возмутилась Света.
- Согласен, - подключился Боб, - но там была чистая самооборона, у Вовки другого выхода больше не было, к тому же он нас спасал.
- Спасал или нет, но если бы не он, мы бы в эту историю не влипли, - ответил Хомяк, - короче, я иду к ментам, кто со мной?
Все задумались. Светка вопрошающим взглядом посмотрела на Перова.
- Каждый пусть поступает, как считает нужным, - ответил на её взгляд Вовка, вы реально ни в чем не виноваты, но я к ним не пойду.
- Надо сдаваться, - подумав, ответил Боб, все равно надо эту беготню заканчивать, чем мы дольше прячемся, тем хуже. Я иду с Хомяком.
- Свет, тебя, наверно, то же лучше с ними, - глядя Светке в глаза, сказал Перов, - я вас немного провожу.
Все стали и побрели за Вовкой, который, как уже знавший кратчайший к машине путь, шел впереди. И вот, когда уже сквозь листву, показался милицейский газик, все остановились, морально готовясь к процессу сдачи, а Перов, уже почти развернулся, что бы вернуться в лес, - где-то рядом, из леса раздался выстрел. Вовка стоявший ближе всех к машине, через листву увидел, как старшина, до этого дремавший за рулем, вдруг как-то приподнялся, выгнулся и осел. Тут же, одновременно, со стороны прозвучавшего выстрела к машине выбежал с обрезом в руках, уже знакомый по конторе бандит, а с другой стороны, через поляну, застегивая на бегу штаны – сержант. Мужик с обрезом, почти на бегу, подняв обрез, выстрелил еще раз в сторону подбегающего милиционера. Но, видимо, промахнулся. Сержант, как в фильме про войну, пригнулся и, меняя траекторию движения на короткие перебежки, уже почти добежал до открытой двери машины, протягивая руку к лежащему на сидении автомату. Стрелявший остановился по другую сторону автомобиля и, дождавшись, когда милиционер появиться в просвете открытых дверей, прицелившись, с расстояния метров пять выстрелил еще раз. Молоденький милиционер, споткнувшись на бегу, одной рукой поддерживая брюки, другую, вытянув в попытке дотянутся до оружия, падая на скорости, ударился головой об машину, после чего, упал, опираясь спиной на дверь газика, попытался встать. Бандит, неспешно обойдя машину, остановился возле сержанта, и медленно, глядя милиционеру в глаза, медленно нацелив на него обрез, выстрелил еще раз. Сержант вздрогнул всем телом, осел, и медленно завалился набок.
Хомяк и Боб присели, вжав головы. На лбу Хомяка блестели капли пота, нижняя губа приоткрытого рта тряслась в немом, застывшем вопросе. Светка, вцепившись железной хваткой в руку Перова, широко раскрытыми глазами смотрела на происходящее сквозь листву. Все замерли. В это время мужик с обрезом делово обшарил карманы убитых милиционеров, после чего, повесив автоматы на плечо, залез в машину, шаря руками в бардачке. Перов, приходя в себя, медленно вытащил из-за пояса пистолет, снял предохранитель и присев, махнул остальным рукой в сторону чащи леса. После этого все четверо тихо-тихо, сначала на полусогнутых, а потом уже бегом рванули в лес. Бежали долго. Может минут тридцать. И когда Перов понял, что Светка уже почти падает от усталости, а Хомяка и Боба вообще не видать, он почти упал на траву и тяжело дыша лег. Подбежавшая Светка, рухнула рядом. Еще минут через пять, на заплетавшихся ногах, подошли остальные. Лежали молча, переводя дыхание. Увиденное не требовало комментариев. Шок от произошедшего напрочь отбил желание что-то делать и куда-то идти. Прейдя, через какое-то время в себя, обсудив ситуацию, все, неожиданно дружно, решили, что идти напрямую в райцентр категорически нельзя, а надо сделав большой круг и обойдя место нападения на милиционеров, попытаться войти в райцентр с другой стороны. После этого, обессиленные от голода и пережитого, побрели по лесу, ориентируясь по солнцу.
Во второй половине дня компания вышла на полянку, на которой беспечно и мирно щепала травку, привязанная к палке, одинокая коза. Ребята остановились на опушке, боязливо осматривая местность. Светило солнце, ветра почти не было, по краям поляны пламенела, на фоне ядовито желтой, рябина. Хозяина козы не было видно. Место было глухое и было непонятно, кто мог в таком месте пасти козу. Тем не менее, четверка, на всякий случай обошла полянку краем леса, добравшись до её противоположного края и опять углубилась в лес. Пройдя всего каких-то метров двести, все остановились. На соседней поляне стояла покосившаяся, вросшая в землю избушка, из её трупы шел дым. Все напряглись.
- Ну вот, опять обходить нужно, - тяжело дыша, прокомментировал Хомяк.
- А может ничего, может там просто лесник какой, поесть бы, - дополнил Боб.
- Да, пожрать было бы неплохо, - согласился Вовка.
В этот момент дверь избушки скрипнула и из неё с тазом в руках вышла сгорбленная, небольшого роста женщина. Возраст её, из-за дальности расстояния, определить было сложно.
- Во, там какая-то тетка, - оживился Боб, - уже неплохо, вряд ли она относиться к тем, кто нас ищет.
- Значит так, вы тут посидите, а я на разведку, - сказал Перов, снимая предохранитель, - если, что сразу в глубь леса рвите.
- Ты там осторожнее, - промолвила Светка, незаметно для других, сжав в кулаке Вовкин мизинец.
- Я уж постараюсь, - вяло отшутился Перов.
Медленно, стараясь рефлекторно не сгибаться, Вовка направился к избушке через высокую траву. К обеду стало тепло, пахло медуницей, и еще чем-то, поднятые его шагами насекомые, вылетали стрекоча и жужжа. Приблизившись метров на двадцать, Перов остановился, внимательно оглядев избу. Трава вокруг её была высокая и только две, еле заметные тропинки отходили от неё. Одна – в сторону полянки, где паслась коза, другая – в сторону, просматриваемого за деревьями лога. Судя по степени притоптанности травы, ходили по этим тропинкам не часто. В этот момент, из двери, не заметив Вовку, вышла женщина и, наклонившись стала навешивать на лежащее на плечах коромысло, ведра. Женщина явно была пожилого возраста, и да же не бабушка, а глубокая старушка, одетая в серого цвета потрепанные кофту и юбку, с каким-то выцветшем цветастом синем платочке. Старуха повесила ведра, и обогнув избу, поковыляла в сторону лога. Когда она скрылась, Перов тихо, прислушиваясь к шорохам, вошел в избушку и осмотрел её. Внутри была печка, топчан, старый комод, еще какой-то шкаф, в углу висела божничка, через засиженные мухами стекла, на пол падали квадраты света. Пахло теплом и хлебом. От этого запаха у Перова побежали слюни. Увидав на столе полкраюхи хлеба он отломил кусок и откусив кусок, быстро вышел из домика. Доживав хлеб, Вовка быстрыми шагами пошел по тропинке следом за старушкой.
Спустившись в тенистый лог, он увидал текущий по его дну ручей и стоявшую на его берегу бабку, которая пыталась поднять коромысло.
- Бог в помощь, - издалека приветствовал старуху Перов.
Бабка опустила коромысло и внимательно посмотрела на Вовку.
- И тебе того же, сынок.
- Давайте, я вам помогу, - с этими словами Перов взял стоявшие на земле ведра с водой.
- Так ить, ты же, на коромысло тогда бери.
- Да не умею я на коромысле, я лучше так, - Вовка бодро начал подниматься вверх по тропинке.
Дойдя первым до избушки, он поставил ведра на землю, сел на завалинку и закурил. Минут через пять, слегка запыхавшись, медленно, кряхтя, подтянулась и бабуся. Села рядом с Вовкой и отдышавшись, спросила:
- Так ты, родной, как тут оказался-то?
- Да, я, бабушка, студент, со своими товарищами в райцентр идем, кажется, заблудились чуток.
- Да уж, наверно, заблудились, до райцентра-то километров пятнадцать, внимательно разглядывая его, сказала бабуся, - и где же твои товарищи-то?
- Да они в лесу отдыхают.
- А что так, с тобой не подошли, иль прячетесь от кого?
- Да, нет, устали они просто, проголодались, мы уже второй день плутаем, - соврал Перов.
- Так позвал бы их, сынок, пускай уж у меня бы и отдохнули.
Через пять минут вся четверка уже грелась на завалинке. Бабка оказалась не очень любопытная, но гостеприимная. Светка, сразу включившись в процесс организации обеда, пошла с бабусей в дом, помогая ей метать на стол. Да и Хомяк, неожиданно проявляя несвойственное ему трудолюбие, ринулся в сарай, где, судя по звукам, взялся рубить дрова для печки.
- Ну, как бабуся? – не подкачает? – спросил Перова, оставшийся с ним Боб.
- Не должна, много не спрашивает, живет, судя по всему, одна. Гостей не бывает. Перекантуемся до завтра, а потом пойдем дальше.
Сидя в единственной комнатке, за маленьким столиком, ребята лопали вареную картошку, запивая её квасом, больше похожим уже на брагу, хлеб, который они откусывали, казался им в тот момент, самым вкусным, самым желанным лакомством. Бабуся же сидела на топчане и положив руки на колени, с удивлением и какой-то излучающейся из её глаз добротой, смотрела за процессом уничтожения четверкой ходоков, содержимого здоровенного чугунка. Через какое-то время трое – Перов, Светка и Боб сидели, откинувшись на стенку, борясь с неожиданно навалившейся на них дремотой. Хомяк же, продолжал уничтожать картошку, употребив её уже в таком количестве, которое начинало внушать серьезные опасения за его здоровье.
- Ты не лопнешь? – полусерьезно спросил Перов.
- Неа, все пучком, - набитым ртом ответил Хомяк.
Заметив, что заснувшая Светка, начинает уже соскальзывать головой с плеча Перова, бабуся встала и подойдя к ним, сказала:
- Ты бы, сынок, свою кралю на кровать перенес.
- Краля! Вот и я говорю – краля, ты Светка, - отвлекся Хомяк.
Перов попытался поднять Светку на руки, но она открыла глаза и со словами: «Я сама» добралась до топчана и снопом рухнула на него, тот же заснув. Вовка снял с неё кроссовки и поставил их на пол. Потом вышел во двор, где сел и закурил, глядя на то, как прячущееся солнце, как художник-импрессионист, яркими мазками раскрашивает небо и верхушки деревьев в космические цвета. Из дома вышла бабуля и села рядом.
- Ты, сынок, я как понимаю, тут главный, - неторопливо начала она, - мне вся правда и не нужна, ни хочешь – не говори, одно вижу, беда с вами какая-то случилась, иначе бы вы тут не оказались.
- И то, правда, мать, - ответил Перов, - спасибо тебе за хлеб, за соль, мы переночуем у тебя и завтра уйдем.
- Да мне не жалко, живите сколь надо, я вижу, люди вы хорошие, не обидите, за вас боюсь, знаю - люди за вами идут, идут, что бы поймать вас, а один человек из них черный, плохой, он тебя, сынок, убить хочет, взял ты по глупости что-то не свое. А брать нельзя было. Вот за то и страдаешь. И девочка твоя за зря страдает. Не виновата она и товарищи твои не причем. Ты за все в ответе, ты этот клубок и распутывать будешь.
- Бабуся, а ты откуда знаешь о том, что мне говоришь, - оторопело спросил Перов, ты что, колдунья?
- Не колдунья я, слушай меня и на ус мотай, - продолжила старуха, - ребят своих тебе отпустить надо, иначе беда будет, пострадаете все. С ними все будет хорошо. А ты беги, беги отсюда, тут тебе правды не найти. Вода тебя спасет, чистая, текучая. Пересечешь её – все хорошо будет, а нет – догонит тебя черный человек и убьет. А то, что чужое взял – не трогай, оно пока не твое, пройдут годы, может и твоим станет, а сейчас беги. Девочку береги свою, любовь у вас, но будущее ваше неясно, на годы потеряете друг друга, выдержишь все – вместе будите. На вот, - бабка протянула Перову квадратный темно-коричневый кусочек дерева с веревочкой.
- А что это, - рассматривая данный бабкой предмет, спросил у неё Вовка, - иконка какая-то, что ли? Зачем? Я же в бога не верю.
- А ты и не верь, одень на шею и береги, береги, тебе это сейчас очень нужно, она мне отцом была подарена, а ему дедом, она не одного из нашей семьи спасла, и тебя спасет.
Взяв у Перова иконку, она почти с силой одела её ему на шею под рубаху и, отведя его руки, заботливо доверху застегнула её.
- Веришь или нет, делай, как я тебе говорю, иначе быть беде. Ты человек сильный, ты один из вас можешь всем помочь. Я старая, всю жизнь прожила, я знаю, что говорю. И Бог с тобою, - бабка встала, широко перекрестила Перова и зашла в дом.
Вовка был не из слабонервных, но после разговора со старухой его как-то подтрясывало, разные мысли чередом проносились в голове. Из дома вышел Боб, сел рядом, закурил.
- Вы чего тут с бабусей шептались? – полюбопытствовал он, - допытывалась чего?
- Да, нет, так за жизнь поболтали.
- Ты ей, надеюсь, ничего не рассказывал?
- Я, что, дурак, что ли?
Наступали сумерки, потемневший лес, недружелюбно окружил поляну, появился низкий, приземный туман, из которого спицами торчали, поблескивая стеклом выпавшей росы, верхушки травы. Бабуся в старой телогрейке, опираясь на посох, побрела в сумрак за козой, которая уже давно блеяла в одиночестве, где-то в глубине леса. Перов и Боб, зашли в теплую избу, где, лежа на какой-то тряпке, постеленной на полу, уже похрапывал Хомяк. Светка, сладко спала, свернувшись комочком на топчане. На столе, стояла керосиновая лампа, свет которой, пробиваясь через закопченное стекло, слабо освещал спящих. Вовка и Боб, взяв с печи какое-то тряпье, кинули его на пол, легли и стремительно погрузились в царство Морфея.
Утром, первым проснулся Перов, оглядевшись, убедился в наличии своих посапывающих товарищей и в отсутствии бабуси, которая уже куда-то пошла по своим делам. Разбуженные им собратья по несчастью, нехотя поднялись и, ворча, подгоняемые Вовкой, отправились к, стоящему во дворе, колодцу, умываться. Последней, когда парни вышли, Перов разбудил Свету. Она, как младенец, распахнула свои глаза, потянулась, расставив руки в стороны и поджимая колени к животу, резко расслабилась с выдохом, потом, вдруг, без предупреждений, приблизившись к нему, стоявшему у края топчана, обняла его за шею и с чувством, не торопясь, смачно поцеловала его в губы. Оторопелый от такого её пробуждения, Вовка как-то подрастерялся и начал спрашивать глупости типа: «Как спала?», «Кошмары не снились?», потом осекся, поняв, что Светка с улыбкой наблюдает за его чёсом, и они дружно рассмеялись. В это время, почти друг за другом появились Боб с Хомяком и старуха. Быстро позавтракав, компания вышла из дому, где они дружно поблагодарили за все бабусю, в ответ она перекрестила каждого, и они расстались. Последним, замыкая шеренгу, по мокрой от росы траве, уходил Перов, и отойдя от дома уже метров на десять, совершенно четко услышал, голос, как будто стоявшей за спиной старухи: «Помни, что я тебе говорила, помни», он резко обернулся, но в утреннем тумане уже никого не было.
Через несколько часов, лазания по буреломам, перебежек через мелкие проселочные дороги, компания приблизилась к райцентру со стороны реки. Через кусты и далее расположенное поле, было видно автовокзал, стоящие там автобусы, а за ними, еще в метрах двухстах – здание РОВД, с развивающимся над ним флагом. Единственным препятствием для прямого прохода был небольшой, теряющийся в кустарнике, овражек с протекающим по его дну ручейком. Что бы его обойти, надо было или отклониться влево с выходом на дорогу, направляющуюся в сторону пристани, либо через поле, но при этом пришлось бы пройти гораздо большее расстояние по открытой местности. Выход на дорогу был достаточно опасным, так как там за лесом мог находиться пост милиции, который непонятно как мог среагировать на появление разыскиваемых. На совете было решено, что лучше будет, все же идти через поле. На разведку, что бы оценить возможность обхода оврага, отправился Перов. Расстояние в метров сто, до ближайших кустов, он прополз на животе, дальше согнувшись спустился в овраг и прошел по его дну вверх по ручью до того места, где ручей стал маленьким настолько, что его легко можно было перешагнуть. Поднявшись на другую сторону оврага, он понял, что решение они приняли правильное, потому что от этого места до ближайших огородов было всего метров восемьдесят. Удовлетворенный полученными «разведданными», он пошел обратно. В момент, когда Перов уже почти собрался выйти из кустов на поле, он услышал, как с опушки леса раздались какие-то крики, среди которых можно было различить команды и женский крик. Присев в траве, Вовка чувствовал как, прыгающее от волнения, сердце, словно хочет выскочить через пересохший рот. Через верхушки травы он видел, как Светку, а за ней и Хомяка с Бобом, с заведенными за спину руками с надетыми наручниками, вывели из леса. За ними шли люди, часть из которых была в милицейской форме, остальные в гражданском, некоторые с автоматами. Они шли гуськом, направляясь в сторону дороги.
Обессиленный, злой Перов сел в кустах, сжимая в вспотевших ладонях рукоятку «макарова». Так он просидел до сумерек. Когда стало уже совсем темно, Вовка перебежками добравшись до опушки, направился через лес в сторону берега Оби. Почти перед рассветом он добрался до берега, спрятавшись в лесу на безопасном расстоянии, с которого через стволы сосен было хорошо видно пристань и стоявшие у берега в предрассветном тумане баржи и буксиры. Уставший, присев у дерева, он задремал беспокойным, поверхностным сном.
Луч солнца бил прямо в веки, и хотя еще хотелось спать, Вовка открыл глаза. Через деревья было видно суету на берегу. Приезжали и уезжали машины, ходили люди, кран грузил какие-то поддоны с ящиками на баржу. Нужно было принимать какое-то решение. И Перов его принял.
- Дядя, у тебя спичек не найдется, - обратился Вовка к одному из сидевших под кустом мужиков, который судя по всему был грузчиком с баржи, - а то я свои где-то потерял.
- На, - протянул спички мужик, внимательно гладя на него, - а ты что с буксира, что ли?
- Да нет, я из геологической партии, практикант, наши уехали несколько дней назад, а меня на буровой задержали, вот, проблема, сейчас самому как-то надо добираться, - врал напропалую Перов.
- Так тебе, что в областной центр?
- Ну, да, туда, так вот денег, чувствую, на билет не хватит.
- Наша баржа вечером отходит, поможешь разгрузиться, я с капитаном поговорю, может и возьмет тебя.
- Было бы отлично, - радостно отреагировал Перов.
- А ты, что, без вещей?, - с подозрением спросил мужик.
- Да вещи-то мои с партией уехали, так что я налегке.
- А, понятно, ну давай знакомиться, меня Василий зовут, - протянул руку дядя.
- Меня Сергей, - ответил Перов.
Последующие часы он вместе с бригадой грузчиков, таскал мешки и ящики из баржи на подъезжающие грузовики. Работали шустро и часам к пяти уже все закончили. Перов, толком не евши несколько дней, не выспавшийся –уже почти падал с ног, когда к нему подошел Василий и пригласил его присоединиться к бригаде, которая уже усиленно лопала какой-то, на быструю руку, сварганенный на костре супчик.
- Серега, ты, что не идешь, ты неплохо поработал, над и перекусить, иди к нам.
Вовке положили здоровенную, металлическую миску наваристого супа с тушенкой, от запаха которого у него от голода так закружилась голова, что ему в какой-то момент показалось, что он не удержит тарелку. Огромный ломоть липкого, пружинистого, ароматного хлеба, дополнял картину наступившего кайфа.
До позднего вечера Перов с бригадой грузчиков с комфортом, лежа на каких-то матах, подлежащих загрузке, проспал на окраине погрузочной площадки. Когда солнце начало клониться к кромке леса противоположного берега и сырость реки, погоняемая ветром наступающей ночи, начала пробирать до костей, капитан буксира подал команду отчалить. Вовка, в надежде, что и его на ночлег пристроят где-нибудь в трюме, сидел на носу баржи, пришвартованной к буксиру и наблюдал, как матросы пристани отшвартовывали баржу. Когда её нос уже был направлен в сторону фарватера, а корма отошла от пристани на метр, какой-то человек в последний момент запрыгнул на корму. Рассмотреть его в сумерках было сложно. Вскоре, подав гудок, буксир с баржей уверенно вышли на фарватер и пошли вверх по течению, оставляя где-то в темноте ненавистный берег. Через какое-то время Перова нашел бригадир грузчиков и со словами: «Ты паря, тут точно замерзнешь» пригласил его в каюту. Вовка задержался, докуривая сигарету. И вот когда он уже направился вдоль борта в сторону мостика, из темноты показался, идущий прямо на него человек. Остановившись, Перов с ужасом разглядел в нем того, второго бандита, убившего двух милиционеров. Резко изменив направление, Вовка спрятался за какую-то будку и прижавшись к ней спиной, нащупывая рукоятку, спрятанного за поясом пистолета. Мужик куда-то пропал. Шагов не было слышно. Только гул обтекающей баржу воды передавался через ноги. В сгущавшейся темноте были видны очертания, проплывающего в невдалеке, острова. И вот, когда он уже отдышался и успокоился, откуда-то сбоку раздался звук шагов быстро приближающегося человека. Обернувшись, Вовка увидал, как из-за будки появился контур человека с поблескивающим, выставленным вперед предметом, в котором без труда угадывался обрез. Решение пришло в голову мгновенно. Перов в несколько прыжков преодолел лежащие на палубе бухты канатов и, добежав до борта, прыгнул в темноту реки. Всплеск воды, заглушаемый работающими двигателями и шумом воды, вряд ли был кем-то услышан. Телогрейка в воде быстро набухла, да и кирзовые сапоги не способствовали повышению плавучести. Но школьный навык занятий плаванием, позволил относительно быстро, без необходимости сбрасывать одежду, добраться до острова. Выбравшись на берег, стуча от холода зубами, Вовка со смешенным чувством сожаления и какого-то облегчения, наблюдал, как в темноте уменьшались огоньки уплывающего буксира. Вскоре они скрылись за поворотом и наступившая окончательно ночь накрыла окружающий мир своим одеялом. Время до утра Перов провел в перебежках и прочих физических упражнений, без которых вероятность замерзнуть была бы стопроцентная.
Утром, просушив размокшие ночью, спички, набрав дров, лежащих в избытке на берегу, Перов развел костер. Тепло костра окончательно просушило одежду и сморило в сон. Сколько он проспал было непонятно, но когда глаза открылись, было ясно, что солнце перевалило через апогей своего пути, стало тепло, а чувство голода стало уже невыносимым. Обход вдоль береговой линии окончательно убедил, что Вовка на острове. Остров был достаточно большой, имел длину больше полукилометра и ширину не меньше двухсот метров. От ближайшего берега его отделяла довольно большая протока шириной не меньше пятидесяти метров. На острове были явные следы периодического присутствия людей: следы от кострищ, колышки от палаток, бутылки. Особо обрадовали найденные в кустах две самодельных удочки с перепутанными, но целыми снастями, коробок со спичками, и небольшая баночка с отсыревшей и потом затвердевшей солью. А уж найденный среди мусора пакет с слегка заплесневевшей буханкой хлеба – был просто подарком судьбы. Срезав с буханки испорченную корочку, Перов медленно, не замечая прелого запаха, с наслаждением съел треть. Он бы съел бы и больше, но вовремя остановился и нарезав оставшийся хлеб на плоские кусочки, разложил их подсушиваться на солнце. Приняв решение повременить со своим возращением на большую землю, Перов размотал удочки, ножом накопав несколько десятков червей, пошел ловить рыбу. Надо сказать, что рыбаком с большей буквы он никогда не был, да и вообще не тяготел к этому виду отдыха. Но в тот день ловля рыбы приобрела совершенно другой смысл, она стала единственным способом добыть еду. И удача решила, наконец, улыбнуться и ему. Ближе к вечеру им, один за другим, были пойманы несколько пескарей, и даже три крупных окунька. Но когда сгибавшаяся удочка вытянула подъязка грамм на четыреста, терпение лопнуло, и он, решив, что рыбы на сегодня достаточно с пойманной рыбой вернулся к костру. Найденная на берегу смятая и слегка заржавевшая консервная банка из под какого-то компота, отняла еще несколько десятков минут на то, что бы выправить её и убедиться, что она не дырявая. Аромат наваристой ухи кружил голову. И для того, что бы окончательно не потерять сознание от этого несовместимого с оголодавшим организмом ощущения, Перов вышел на берег, оставив довариваться уху. По реке, за бакенами фарватера, периодически проходили, толкаемые огромными буксирами связки барж, доверху груженных то гравием, то песком, то лесом. Однако звук ели заметной моторки у противоположного берега, вернул Вовку к уже слегка позабытому чувству обеспокоенности. Отойдя от берега в глубь острова на несколько десятков метров и присев у булькающего «котелка», он прилег на предварительно собранную кучу травы и почувствовал себя гораздо спокойнее. Потом обжигаясь от нетерпения, обсасывая каждую рыбную косточку и напоследок выпив всю юшку, Перов съел, можно сказать проглотил, свое варево, после чего чувствуя, как тепло разливается по всему телу, и опустевшая от отхлынувшей к желудку крови голова, становиться тяжелой, а веки неподъемными - уснул.
Прошло еще несколько дней. Они повторялись своей умиротворяющей чередой смены одних и тех же событий: сон, рыбалка, еда, сон, прогулки по острову, рыбалка, еда сон. И это было здорово. За Вовкой никто не гнался, ему никуда и не от кого не надо было бежать, он ни за кого не отвечал, только за себя. Сон стал крепким, а аппетит – просто зверским. Все чаще приходили мысли о том, что надо что-то делать, надо куда-то двигаться. В конце концов, рано или поздно его обнаружат на этом острове – если не оставшийся в живых бандит, то уж милиция – наверняка. Да и ночи становились все холоднее и холоднее, так, что постоянно горевший небольшой костер не всегда помогал. Разводить же его большим, значило организовать маяк, на который может заглянуть незваный гость. Но решится на побег с острова Перов, пока так и не смог. Но жизнь подтолкнула к решительным действиям.
Наступило очередное утро. Спину, обращенная к взошедшему солнышку, пригревало. Сквозь сон Вовка услыхал разговор двух мужчин, после чего подброшенный, как пружиной, на бегу протирая еще слипшиеся глаза, перебежками добежал до ближайшего скопления кустов, где спрятался, прижавшись к земле. Голоса не приближались. Через какое-то время Перов встал и сам подкрался к месту где находились люди.
Это было два мужика, приплывших на остров порыбачить. Они, весело перебрасываясь фразами, иногда матерясь, разматывали какие-то снасти, вытаскивали из рюкзаков провизию и сети. Короче, решили хорошо отдохнуть. Через час, закинув закидушки и расставив сети, они прилегли под кустом и начали попивать водочку, закусывая её хлебом и салом. Наблюдая за ними, Перов пришел к мысли о том, что неплохо было бы поискать лодку на которой они приехали, для чего аккуратно, поодаль обойдя место их бивака, пробрался по кустам в конец острова. И действительно, там, у берега, стояла, вытащенная на треть, казанка с мотором. Но самое главное, она стояла в месте, где загибающий край острова и кусты у него закрывали лодку от наблюдения её хозяев. На корточках Вовка подобрался к лодке и заглянул в неё. Все было на месте и весла, и мотор, и стаявший у транца бензобак. Он пошевелил бак с бензином – он был почти полный. Вспоминая на ходу навык обращения с «Вихрем», Перов с усилием столкнул в воду лодку, и спешно перебрался через гулкий нос лодки к мотору. В этот момент лодку течением стало относить к середине протоки. Но мужики, выпив и закусив, уже лежали под кустом кверху пузом и не замечали ничего. Вовка как можно тише опустил «сапог» мотора в воду, выдернул подсос, подкачал «грушей» шланга бензин и внутренне помолясь, дернул стартер. Мотор не отреагировал. А несомая течением лодка, к тому времени, уже находилась почти напротив спящих хозяев, по прямой – этак в метрах тридцати-сорока. Очередной, безуспешный рывок стартера привел к тому, что один из мужиков проснувшись, приподнялся и непонимающе уставился на медленно проплывающую лодку. Поняв, что лодку угоняет какой-то тип, он, растолкав товарища, с криком бросился к срезу воды. Все это время Перов безуспешно пытался завести мотор и, увидав, как мужик скидывает с себя сапоги и куртку, на всякий случай кинулся к веслам отгребая от берега подальше. Случилось чудо – после очередного рывка стартером мотор взревел, покрыв сизым дымом поверхность воды вокруг лодки. И вот уже через несколько секунд, лодка, выходя на глиссирование, шурша и хлопая дном по волнам, неслась в сторону фарватера.
Приятный, прохладный, с мелкими брызгами встречный поток воздуха обдавал лицо беглеца. Мимо проносились остающиеся за бортом, баржи, катера, теплоходы. Иногда попадались и моторки, издалека увидав которые, Перов предусмотрительно прижимался к берегу. В голове всплывали сцены детства, когда они с отцом так же, на моторке, ездили на рыбалки, когда он учил его управлять лодкой, учил разбираться в моторе. Как давно это было! Но счастье продолжалось недолго. Через часа полтора, когда солнце, опять завершая свой ежедневный путь, собиралось скрыться за кромкой леса противоположного берега, мотор зачихал, задергался и, булькнув последний раз выхлопом, заглох. Случилось то, что должно было. Перов на веслах подгреб к берегу, заботливо вытащил на сколько смог лодку и даже закрепил её якорем, вдавив его в песок.
Забрав найденные в лодки фляжку с водой, кусок хлеба и банку с кильками, поднялся на обрывистый берег и пошел сквозь лес, в надежде выйти на какую-нибудь дорогу. Через какое-то время он действительно отыскал небольшую проселочную дорогу, идущую вдоль берега. Усталость, накопившаяся за день, тянула в сон. Шагая в сумерках по дороге, Перов размышлял о своей никчемной судьбе, о том, за что на него так обиделся бог и еще много о чем. Но больше всего в этот момент ему хотелось в теплую баньку, хотелось уюта и покоя, которых он был лишен уже давно. Мысли спугнул далекий звук приближающейся машины. А через какое-то время на верхушках и стволах сосен замелькал пробивавшийся свет её фар. Метнувшийся было в кусты, Перов вдруг остановился и подумав принял решение, которое, как потом оказалось, было не таким уж удачным.
Машина, подпрыгивая на кочках и гремя под днищем какой-то деталью, выехала из-за поворота, осветив стоявшую на обочине с поднятой рукой фигуру Перова. Скрипнув тормозами и подняв клубы пыли, газик остановился напротив Вовки.
- Здрасте, вы меня до ближайшей деревни не подбросите? – открыв дверь, обратился он к сидящему за рулем мужику.
- Ну почему? Подброшу без проблем, - с какой-то паузой, ответил ему водитель, - садись.
Перов сел в машину и они поехали. Водитель был крупным мужиком, лет сорока, с короткой стрижкой и мордастым лицом. Глядя на его физиономию и здоровенные ручища сразу было сложно определить, кем он работает. Но природная комплекция, без сомнения, позволяла ездить одному по лесу, не боясь никого.
- А ты чего в лесу один, да в такое время? – не отрывая взгляда от дороги спросил водитель.
- Да я тут от своей геологоразведочной партии отстал, - привычно начал врать Вовка, - вот хочу их догнать.
- Странно, что-то я про геологов в наших краях не слыхал, а что тут у нас искать, ведь болота одни вокруг?
- Это вы не в курсе, есть основания полагать, что под вашими болотами скрывается большое железорудное месторождение, вот откроем, проведут к вам и железную дорогу и предприятия построят, - Перова несло, - проблема обеспечения занятости населения в сельской местности стоит очень остро, об этом все знают, вот вы кем работаете?
- Я то? – на секунду задумался мужик, - я мастером на машинотракторной станции, а ты сам откуда?
- Я с областного центра, студент политеха, сейчас на практике.
- Так практика-то должна была кончиться, сентябрь ведь, учиться пора начинать, - упрямо продолжал «мастер».
- Так вот и я, догоню своих, подпишу все бумажки и назад, на учебу, - отвечал Перов, у которого уже начали появляться какие-то не ясные подозрения.
- Понятно, а тебя как зовут-то, - поинтересовался мужик.
- Сергей.
- А меня Василий, - и через секунду, задумавшись продолжил, - Дмитриевич. У меня у самого сын, чуть младше тебя, тоже через пару лет собирается в твой институт поступать.
Так, перебрасываясь фразами, они продолжали трястись по дороге. Через какое-то время, преодолев небольшой ручей, Василий остановил машину.
- Случилось чего? – озабоченно спросил Перов.
- Да ты понимаешь, она что-то греется у меня, в последнее время. Надо кран приоткрыть, он у меня только ключом поворачивается.
С этими словами водитель вышел, открыл капот, что-то под ним начал осматривать. Потом, подойдя к машине со стороны передней пассажирской дверки, открыл её и гремя какими-то железяками, начал что-то искать под ногами Вовки.
- Ты мне чуть помоги, - обратился к Перову Василий, - рукой свой край кресла приподними, а то ключ прижало – достать не могу.
Перов, не совсем понимая, что от него требуется, приподнялся на сидении, затем опустил правую руку вниз и потянул кресло чуть вверх.
- Так что ли? – наивно спросил он.
- Так, так!
Через мгновение водитель, прижав телом его руку к краю кресла, одним щелчком замкнул на запястье Перова кольцо наручника, тут же замкнув второе кольцо за раму кресла. От неожиданности Вовка рефлекторно попробовал вскочить, но мощный удар в лицо, отключил его сознание.
Пробуждение было не самое лучшее. Гудела голова, звездочки еще кружились в глазах, все виделось через мутную, красноватую пелену. Во рту стоял противный привкус железа. Перов пошевелился, пытаясь размять затекшее тело.
- Ну, что? Очухался? – раздался где-то рядом голос.
Вовка повернул голову и увидал наблюдающего за ним водителя, который, опершись на капот, медленно курил сигарету.
- Ты, наверное, думал, что бегать еще долго будешь? – продолжил он, - ан нет, не повезло тебе, паря. Зато мне повезло. Будем знакомиться заново. Я, зам начальника уголовного розыска районного отдела милиции, фамилия Пушкарев, зовут, как ты уже знаешь – Василий Дмитриевич. Ты, как я понимаю, находящийся в розыске за совершение в райцентре двух убийств, Перов Владимир, по совместительству студент медицинского института. Так?
- Так, - медленно разлепив спекшиеся кровью губы, выдавил из себя Вовка.
- Вот и ладушки! Сейчас я докурю и мы с тобой прямиком в отдел. Да, - продолжил Пушкарев, вот начальник удивиться-то, они уже какой день леса прочесывают, а я, по пути из соседнего райцентра, между делом, задержал особо опасного преступника! Везуха, просто, какая-то! И пистолетик, следователя нашего убиенного, нашелся. То же, еще разбираться будем, как он у тебя оказался?
Зависла пауза. Василий в свете фар обошел машину, пнул колесо, затем, сделав несколько глубоких затяжек, отбросил окурок и сел за руль.
- Я никого там не убивал, - неожиданно для самого себя, выдавил Перов.
- А свои версии ты мне под протокол изложишь в отделе, сейчас поехали.
Взревел мотор, что-то привычно забрякало под днищем, машина тронулась. На кочках и колдобинах, несущуюся в темноте машину, бросало из стороны в сторону. Еще не совсем пришедший в себя, Вовка, не всегда успевал среагировать на рывки машины, из-за чего натягивающиеся наручники больно дергали руку за запястье. Ехали молча. Перов, томимый страхом за свое, теперь уже четко обозначившееся, будущее, несколько раз пытался начать разговор, но его не получалось. Водитель, весь напрягшийся от темноты и дороги, напоминавшей местами поле боя, не обращал на него никакого внимания и желания продолжить разговор, явно не демонстрировал.
За очередным поворотом, на очередной же кочке, машину подбросило, после чего она вдруг с каким-то, совершенно неприемлемым лязгом, ухнула вниз, после чего из-под днища раздался скрежет и машина, начав резко тормозить, так что Вовка лбом ударился в лобовое стекло, съехала на обочину.
Пушкарев вышел из машины, обошел её и присев возле переднего колеса, начал громко, смачно материться.
- Ну, я доберусь, я доберусь до этого загара, я ему яйца по-отрываю, и не только яйца… Я ведь говорил, этому сученку – замени шаровую, гремит, давно гремит, а он мне – ничего, еще до конца лета проездить сможешь, у всех гремит. Запчастей у него нет, видите ли! Ну, гнида, я доберусь до него! - и глядя уже на пристегнутого Перова – И как мы теперь добираться будем? Как? До райцентра еще километров тридцать пять – сорок, а то и больше, на дворе – глаз коли! Попуток здесь в это время не найти! Ладно бы просто переночевать, тут же и медведи шастают, и рысь бывает.
- А поесть, ничего нет? – оживившись от такого развития событий, поинтересовался Перов.
- Поесть? – опер задумался, - поесть, кажется, было.
Пушкарев достал с заднего сидения какой-то пакет, вытащил из него несколько свертков и начал их разворачивать на капоте. До Вовки донесся обалденный запах слегка закопченного сала. Василий отломил кусок хлеба, отрезал сала и протянул это все Перову.
- А как я есть-то буду? - поинтересовался Вовка, показывая на пристегнутую наручником руку.
- Ничего, справишься, если есть хочешь!
Они с аппетитом перекусили. Перова, не смотря на переполнявшие эмоции, потянуло в сон. Вокруг стояла непроглядная темнота и только свет габаритных огней освещал некоторое пространство вокруг. Ночная жизнь леса бурлила. Из глубины тайги раздавались крякающие, щелкающие, посвистывающие звуки. Иногда над машиной, хлопая крыльями, пролетали какие-то огромный, как казалось, птицы, некоторые из которых, судя по звуку, садились где-то рядом. Становилось прохладно. Пушкарев, пытавшейся заснуть на заднем сидении, ворочался, кряхтел. Стекла в машине запотели. В конце концов терпение милиционера лопнуло, он вышел из машины, передернул пистолет, засунул его за пояс и отправился в лес. Вовка с интересом наблюдал за ним. Через какое-то время в темноте раздался звук переламывающихся веток, а через потом появился, сначала маленький, потом все увеличивающийся огонек разгорающегося костра. Минут через десять это уже был полноценный кострище, осветивший стволы стоявших вокруг сосен. Его отблески, бегая по кронам деревьев, создавали иллюзию набольшего движения, которое обычно вызывается небольшим верховым ветерком.
Пока Пушкарев занимался костром, Перов нашел на полу в машине маленькую проволочку и, загнув её крючком, безуспешно пытался открыть замок наручников. Заметив, что опер идет к машине, спрятал её в кармане джинсов.
- Ну, что? Не задубел тут еще окончательно? – поинтересовался милиционер.
- Конечно задубил, на улице не месяц май.
- Ладно, я там рядом с костром лесину здоровенную нашел, там тебя пристегнем. Только давай, по-взрослому, без фокусов, тут тайга вокруг, если что – стрелять буду сразу на поражение, ты уж извини.
Василий достал из заднего кармана ключик, отомкнул нижнее кольцо наручников и защелкнул его у себя на запястье. Они подошли к костру. Лесина, про которую говорил Пушкарев, действительно была рядом с костром. Это было старое, упавшее когда-то от ветра дерево. Перова посадили спиной к лесине, перецепив наручники на крепкую ветку. Стало тепло. От возникшего комфорта, настроение Василия видимо поднялось. Он сходил в машину и принес уже знакомый пакет с едой. Предложил Вовке перекусить, от чего тот, конечно не отказался. Через минут десять жевания в тишине, мент неожиданно спросил:
- Выпить хочешь?
- Хочу.
Из пакета появилась непочатая бутылка водки и стопка. Под водочку, медленно завязался разговор. Сначала, стараясь обходить все что связано с связывающей их криминальной историей, обсуждали жизнь вообще. Василий интересовался родителями Перова, учебой в институте. Особенно его развеселили, рассказанные Вовкой, разные медицинские истории и анекдоты, героями которых были врачи и пациенты. Потом как-то незаметно перешли на убийства. Тут уже в основном разговор протекал в форме вопрос-ответ. Пушкарев горячился, упирая на витиеватость и относительность, приводимых Перовым доводов о непричастности его к убийствам. Вовка же, воодушевленный, как ему иногда казалось, некоторым, наметившимся пониманием между ними, горячо доказывал обратное.
- Ну ладно, вот ты утверждаешь, что там были какие-то мужики, мол они и деда и строителя завалили и даже за тобой гнались, мол они и следователя в Тиге убили. Допустим. Но скажи, если это они деньги взяли, нахрена им за тобой гоняться? – горячился опер.
- Так ведь я свидетель, я же их видел, вот и гоняются, что бы меня убрать, - парировал Перов.
- Во как! Так ты же говоришь, они тебя в доме не видели! Как же они тебя в Тиге смогли найти, откуда узнали, что ты в доме был? А?
- Да откуда я знаю? Но ведь нашли же! Да если бы не я, они бы нас всех четверых бы, как следователя завалили!
- Это еще доказать надо, что это мужик, которого, как ты утверждаешь, грохнул, бандитом был! И то, что твои слова, якобы подтверждают другие студенты, еще ни о чем не говорит. Может вы все договорились, может они с тобой в доле?
- Да какая доля, какая? Они же в день убийства в Тиге уже были, там масса свидетелей!
- Ну, мы еще разберемся с этим, - забывая иногда затягиваться, доказывал Пушкарев, - а вот обрез-то никто не нашел, и как ты докажешь, что это не ты патруль из него расстрелял?
- Так ведь это на глазах у нас четверых было, все видели! – кипел Вовка.
- Еще раз повторяю, а если вы все в сговоре, то нет у тебя свидетелей, нет!
Так они продолжали какое-то время, после чего, наспорившись до хрипоты и устав друг от друга, спорщики стали затихать, а в какой-то момент, окончательно разомлев от тепла костра, уснули.
Вовка спал беспокойно. Мелкие ветки, сухие хвоинки кололи через одежду. Тепло от затухающего костра, становилось все меньше. Вдруг, совсем недалеко, за костром, раздался хруст, довольно, крупной ветки. Перов открыл глаза. Небо еще было темным и только с одной из его сторон, сквозь кроны сосен голубизной начинал пробиваться рассвет. Было тихо. Только иногда пощелкивали угли почти потухшего костра. Рядом, в метрах двух, свернувшись калачиком и накрывшись курткой спал Пушкарев. Вовка опять закрыл глаза и тут же почти подскочил на раздавшийся, казалось совсем рядом, рык.
- Просыпайся! Эй, Василий Дмитриевич, там что-то в лесу!
- Ну что ты орешь? Что случилось? – повернувшись к Перову припухшей, заспанной физиономией, промычал опер.
- Я говорю, там зверь какой-то кажется.
- Где? Какой зверь?
В этот момент раздался перекрывающий хруст веток рык. Пушкарева, как ветром снесло. Он вскочил, выдернул из-за пояса пистолет и выставил его на звук. Потом, поняв, что надо бежать, засунул его обратно, и, доставая на бегу ключ от наручников, рванул к Вовке. То ли от волнения, то ли спросонья он никак не мог открыть наручники. Вовка же, смотрящий то на его руки, то ему за спину, вдруг увидал, как из леса появилось сначала темное пятно, затем увеличением его размера послышалось тяжелое дыхание крупного зверя и наконец стало отчетливо видно, остановившегося в метрах пятнадцати от них, медведя.
- Ну, давай же, давай, открывай! – заорал Перов, - сожрет ведь нас медведь!
- Сейчас, сейчас, открою, - продолжая пытаться открыть наручники, твердил Василий.
В это время, медведь, видимо окончательно сориентировавшись в обстановке, начал медленно двигаться в их сторону.
- Все, хана! – заорал Вовка, - поздно уже, стреляй!
Опер повернулся, резко поднялся, рывком вытащил из-за пояса пистолет и, прицелившись с двух рук, открыл огонь. Грохот, раздающихся друг за другом, выстрелов, казалось, встряхнул весь лес. Медведь после первого же выстрела, сначала стал на задние, лапы, затем опустился и бросился в сторону стрелявшего. Поверить, что Пушкарев с такого расстояния, в такую крупную цель промазал несколько раз подряд, было сложно. Однако на медведе его стрельба, как казалось, никак не отразилась. Он добежал до медленно пятившего и стрелявшего Василия, ударом лапы отбросил его метров на пять к корням ближайшей сосны. В этот момент, вжавшийся от страха под лесину, Вовка, заметил, что в траве поблескивает, видимо, выбитый при ударе, пистолет. Видя, что медведь, с ревом, но уже не так быстро, как вначале, продолжает двигаться в сторону потерявшего сознание Пушкарева, Перов, преодолевая страх, дотянулся до «макарова» и с расстояния около пяти-шести метров еще дважды выстрелил в бок медведя. Тот, ревя, повернул голову в сторону Вовки, и попытавшись подняться на задние лапы, вдруг замер, рявкнул последний раз и шумно завалился, придавив ноги Пушкарева. Наступила зловещая тишина. Медведь уже не шевелился. Пушкарев тоже не подавал признаков жизни. Слегка отведя затворную рамку, Перов убедился, что в стволе еще остался, патрон, затем упер срез ствола в соединяющую кольца цепочку и, отвернувшись, нажал на курок. Резкий рывок кольца за запястье и последующее падение, означали, что желанная свобода вновь обретена.
Стало уже почти совсем светло. Небо голубело, переливаясь по краю розовыми облаками. Перов тихонько подошел к медведю и пнув его, резко отскочил. Зверь молчал. Обойдя его спереди, Вовка взял палку, и потыкал ею медведя несколько раз в морду. Тот продолжал молчать. В это время Пушкарев застонал. Его лицо, левая рука и грудь были в крови. Мало того, судя по неестественному положению руки, она, скорее всего, была сломана. Через минут десять, с огромными усилиями, используя какой-то дрын, в качестве рычага, тушу медведя удалось столкнуть с ног милиционера. Василий был без сознания и стонал. Разорвав рубаху Вовка увидал неприятную картину, на груди было несколько параллельных, оставленными когтями, глубоких ран, в дне которых были видны ребра. Раны кровоточили. Рука в плече действительно была сломана. Как назло, автомобильная аптечка, вместо положенных в ней для хранения медицинских предметов, содержала лампочки, сальники и прочую мелочь из запчастей. Найдя за задним сидением старый, потрепанный брезент, Перов, разорвал его на полосы, и используя его, как бинт, туго перевязал грудную клетку Пушкарева, на сломанную руку наложил шину, применив кусок крепкой ветки. Потом, взял бутылку с остатками водки и влил её в рот Василию. Пушкарев замычал, закрутил головой и давясь водкой открыл глаза.
- Кажись, живые…, - спекшимися губами прошептал опер, и пошевелившись, застонал от боли, - блин, что же делать?
- Уже утро, - ответил Перов, - может кто попутный поедет?
- Да сегодня суббота, какие попутки, если только местные и то, вряд ли…
- У тебя патроны остались? - глядя на пистолет за поясом Перова, спросил опер.
- Не знаю, - Вовка достал «макара», вытащил магазин – он был пустой, передернул рамку – в патроннике было пусто, - нет, не осталось.
- Плохо…, на запах крови, запросто еще кто-нибудь пожаловать может. Тут медведей до фига, и волки есть. Вот что. В машине, за задним седением, под ковриком лежит пистолет, который я у тебя изъял, в нем еще три патрона, иди возьми.
- Убийце доверяешь? – с сарказмом, заметил Вовка.
- А, что, у меня выбор есть? А потом, хотел бы сбежать, давно бы ушел.
Зарядив оружие, Вовка вышел к дороге прислушиваясь не едет ли кто. В ожидании, присел у сосны, закурив. От пережитого тянуло в сон и как-то незаметно для себя он задремал. Проснулся он через какое-то время от слышащихся где-то за спиной голосов двух мужчин, один из которых явно принадлежал Пушкареву, а второй то же был знаком, но кому – он никак не мог вспомнить. Он осторожно выглянул из-за сосны. Увиденное поразило его словно молнией. В метрах двадцати от сосны, за которой прятался Перов, стоял тот самый бандит, который был в Тиге, который убил двух милиционеров патруля, тот, который пытался поймать его на барже. Бандит с рюкзаком за плечами, с направленным на лежащего у его ног опера, обрезом, курил, неторопливо беседуя с Пушкаревым.
- Ну, вот, начальник, и свиделись. Ты то думал, что я на зоне, а я уже два месяца как откинулся. Решил, понимаешь, в родные края податься. Бабла срубить и с тобой, сукой, повидаться. Поблагодарить тебя за шесть лет, которые я зону топтал.
- Мало тебе тогда впаяли, три эпизода доказать не смогли, а так бы ты лет на двенадцать сел, - с трудом выдохнул Василий.
- Не все вам, гадам ментовским, нас сажать. Вот видишь, и на нашей улице праздник бывает. Интересно, а где ствол-то твой, из которого ты бурого завалил? Что-то я его не нашел.
- Не твое дело.
- И то, правда, главное, что ты тут и без меня подыхаешь и ствол, не у тебя, а у меня. Но я человек добрый, не дам тебе долго мучиться, - бандит затянулся и продолжил, - Ты мне одно скажи, где этот сученок, студентик, которого я ищу? Говорят, что ты его то же искал. Вы бараны, красножопые, думали, что это он деда со строителем завалил. А ведь это мы с корешем их грохнули. Да вот плохо денег у строителя не нашли. Кореша жалко, пока я за бухлом бегал, кто-то из студентов его грохнул. Земля ему пухом, надежный кореш был. Нервный правда был, это он следака вашего в Тиге шлепнул, когда тот ему права качать начал.
- А метов, что в оцеплении были, зачем завалил? – вставил опер.
- Так ведь, опять – везуха. Я же на них случайно вышел, по следу за студентами шел. А потом думаю, что мне, автомат лишним не будет. Вот и положил легавых. Оно так и лучше, - затянувшись последний раз, он отбросил окурок.
- Ну, начальник, будем прощаться, а то мне еще далеко бежать надо.
С этими словами бандит поднял обрез, направив его в грудь Пушкарева, потом передумав перевел его на голову. Раздался выстрел. Бандит качнулся, ноги слегка согнулись в коленках, он закачался, выронил обрез и свернув ноги винтом, беззвучно рухнул.
Сидели они в тишине. Пушкарев, прислонившись спиной к дереву, тяжело со свистом дыша, иногда открывая глаза и глядя на лежащий у его ног труп. Вовка, сидя рядом с опером, дрожащими руками куря сигарету.
- Ладно, - будто продолжая прерванный разговор, тихо сказал Василий, - слава богу, попал с первого раза, а то бы хана обоим. Ты давай, иди на дорогу, ищи кого-нибудь, а то я тут, так и сдохну. Хуже мне, - сплевывая кровью, выдохнул он. И обрез мне подтолкни, вдруг опять кто пожалует.
Перов встал, поднял, валявшийся около трупа обрез и вложил его в руку милиционеру.
- А может, я тебя сам понесу?
- Нет. Не унесешь ты меня. Во мне килограмм сто, весу. Иди быстрее, - с трудом выдавил из себя Пушкарев и затих, закрыв глаза.
Вовка бегом пробежал в одну сторону по дороге, иногда останавливаясь и прислушиваясь. Каких-либо звуков, говорящих о наличии людей так и не услышал. Вернулся назад, подошел к оперу. Тот редко и поверхностно дышал, но был без сознания. Перов не знал что делать. Сбегать в другую сторону, куда они первоначально и ехали, можно было бы, но где гарантия, что милиционер сможет его дождаться. Найдя в машине кусок брезента, Вовка осторожно переложил Пушкарева на него и потащил его по обочине дороги, где густо росла трава. Минут через двадцать он остановился переводя дыхание и вслушиваясь. Ничего не услышав, двинулся дальше. Так он тащил Василия часа два. Наконец, остановившись передохнуть в очередной раз, Вовка услыхал, как где-то вдалеке заржала лошадь. Он оставил опера и бегом бросился на звук. Метров через триста, выбежав на полянку, он увидал распряженную, пасущуюся около телеги кобылу и вдалеке - одинокую фигуру косца. Подойдя к человеку, он увидал пожилого деда, который обернувшись на звук шагов и увидав оборванного, в крови парня, с пистолетом за поясом и кольцом наручника на запястье, напряженно сжался.
- Здорово, дед, - переводя дыхание, приветствовал его Пушкарев.
- Здорово, коль не шутишь.
- Дед, ты меня не бойся, - сразу попытался успокоить Вовка, - я мирный. Тут невдалеке человек лежит, его медведь задрал, кровью истекает, надо срочно в больницу!
Дед молчал, напряженно всматриваясь в Вовкино лицо.
- Дед, ну чего ты уставился? Я тебе говорю, человек умирает, запрягай свою лошадь быстро! – почти командным тоном, прокричал Перов.
- Так ить, сейчас, сейчас запряжем, - с этими словами дед побрел к телеге.
- Давай, давай быстрее!
Как не подгонял Вовка деда, как не помогал ему, а быстро запрячь не получалось, видимо сказывались возраст и определенное недоверие, которое тот к нему испытывал. Наконец они подъехали на телеге к, оставленному на обочине, Пушкареву. Тот еще дышал.
- Господи, как же его сердешного-то, так поломало?, - вдруг поняв всю серьезность ситуации и глядя на окровавленную грудь Василия, вымолвил дед.
- Дед, давай, помоги его положить.
С трудом, осторожно положив раненого на телегу, они тронулись в путь. Минут через сорок, в просвете между деревьями, сначала показались небольшие копешки, а затем верхушки заборов и крыши домов. Тут Вовка спрыгнул на ходу с телеги и быстро шагая рядом, положил в неё, вынутый из-за пояса пистолет.
- Дед, я дальше не пойду, ты его прямиком в больницу, скажешь, что это Пушкарев Василий Дмитриевич, зам. начальника уголовного розыска РОВД. В телеге у тебя два пистолета и обрез. Сдай их в милицию. Если, Василий Дмитриевич в сознание скоро не прейдет, скажешь, что чуть дальше от того места, где нас забрал, стоит сломанный газик, рядом с ним труп бандита. Ну, ладно, дед, прощай и спасибо тебе за все.
- А ты ж, милок, как, куда ты? Тебе же самому в больницу надо!
- Да нет дед, я уж сам, как-нибудь.
С этими словами Вовка остановился, провожая их взглядом. Когда телега скрылась за заборами, он небыстрыми шагами направился вдоль околицы в лес. Пройдя около десяти километров, Перов прилег в теньке косогора и, накрывшись телогрейкой, крепко уснул.
Сквозь сон Перов услышал приближающийся лай собаки. Открыл глаза. Огляделся. Начинались сумерки. Лай становился все ближе и ближе. Постепенно начали слышаться и голоса людей. Причем, раздавались они, как минимум, с трех сторон. Вскочив, Вовка бросился бежать в противоположную от приближающегося лая сторону. Но далеко убежать не удалось. Уже через метров двести, в его рукав вцепилась здоровенная овчарка, от которой он отбивался, как мог, пока его не окружили несколько человек в камуфляже и с автоматами в руках.
Потом, вспоминая полтора месяца, проведенных в местном следственном изоляторе, Вовка так и не мог найти объяснения тому чуду, которое сначала позволило ему не сломаться на допросах, которые шли сутками, чуть ли непрерывно с периодическими избиениями, «слониками», «ласточками» и прочими ментовскими приемами, не быть прирезанным в одной камере с матерыми уголовниками, а потом просто выйти из РОВД свободным человеком. Наверно этим чудом можно было назвать выжившего, а потом пришедшего в сознание Пушкарева Василия. Опера, который не забыл, что своей жизнь обязан человеку, обвиненному в нескольких убийствах и за которым он охотился. Только благодаря опытному оперу, удалось собрать сведения доказывающие Вовкину невиновность. Когда на пристани, похудевшего Перова, с цветущими синяками на лице, провожал не менее похудевший, с загипсованной рукой Пушкарев, все случившееся уже не казалось дурным сном. Это были невероятные и страшные, явившиеся результатом невероятного стечения обстоятельств, реальные события. Но забыть все от этого хотелось еще больше. Слов прощания не было, да и говорить не хотелось. Только в последний момент они, будто сорвавшись, не в силах сдержаться крепко обнялись, и поморщившийся от боли опер, пряча навернувшуюся слезу прошептал:
- Да ладно, чего там, иди, а то, пароход уйдет, опять останешься…
- Нет уж, хватит с меня, вашего гостеприимства, - вяло пошутив, Вовка улыбнулся и не оборачиваясь поднялся по трапу.
В городе все прошло так, как и ожидалось. Мать, слегшая от переживаний в больницу, еле пережила счастье возращения сына. Отец держался. Но, глядя на его вдруг резко постаревшее лицо, сгорбленную спину и побелевшую голову – было понятно, что и он пережил случившееся с трудом. Из института Вовка был исключен за прогулы. Повестку в армию принесли быстренько, чуть ли не на следующий день после исключения. Единственным светлым пятном этой осени стала Светка, которая разыскала его и уже последние несколько недель перед отправкой, они вдвоем, с молчаливого согласия родителей, жили в их квартире вместе.
«Становись!» - словно выстрел пронеслось по пирону. Перов встал, унося своей прислоненной к киоску спиной, холод его металла. Начинал накрапывать дождик. Шеренга стоявших под ним разболтанных призывников непристойно виляла, а стоявшие в ней полупьяные будущие «защитники отечества» еще улыбались и гоготали. Ведь это были их последние минуты на гражданке. Все остальное будет потом: и многие сутки пути, и учебка, и письма из дома, и Афган, из которого вернуться не все. Но все это будет потом. Потом, когда пройдет эта пролетевшая, опахнувшая жаром перемен и протащившая через горнило испытаний, осень.
Вдоль осени
© Copyright: Егор Клокин, 2008
Свидетельство о публикации №208012500051
Свидетельство о публикации №208012500051
Рецензии
Хорошая вышла повесть, земляк, из-под Ваших пальцев!
На их кончиках было такое напряжение, такое желание выговориться, такой тщательный отбор деталей, правдивых и точных, столько энергии своих эмоций и неизвестно откуда взявшихся, что, уверен, строчки Ваши не оставят равнодушным ни единого ПОНИМАЮЩЕГО читателя.
Успехов!
Пашнёв 19.09.2008 20:30 • Заявить о нарушении
На их кончиках было такое напряжение, такое желание выговориться, такой тщательный отбор деталей, правдивых и точных, столько энергии своих эмоций и неизвестно откуда взявшихся, что, уверен, строчки Ваши не оставят равнодушным ни единого ПОНИМАЮЩЕГО читателя.
Успехов!
Пашнёв 19.09.2008 20:30 • Заявить о нарушении
Огромное спасибо! Именно такая реакция на свою стрепню, является стимулом, что бы продолжать писать! СПАСИБО!
Егор Клокин 24.09.2008 11:30 Заявить о нарушении
Егор Клокин 24.09.2008 11:30 Заявить о нарушении
Лучше делать это грамотно.
Например, СТРЯПНЯ. Вот так в нашем языке.
А у Вас?
Верю в Ваши успехи!
Г.П.
Пашнёв 26.09.2008 22:49 Заявить о нарушении
Например, СТРЯПНЯ. Вот так в нашем языке.
А у Вас?
Верю в Ваши успехи!
Г.П.
Пашнёв 26.09.2008 22:49 Заявить о нарушении
Ошибку признаю, проверка в ворде не сработала :-), учту и постараюсь на будущее проверять написанное...
Егор Клокин 01.10.2008 18:09 Заявить о нарушении
Егор Клокин 01.10.2008 18:09 Заявить о нарушении