Игра в четыре угла

Посвящается Анюте-Тотошке, приобщившей меня к «Дозорам» и «Пиратам»,
Мириамель, наконец материализовавшей мою тягу к Weiss Kreuz,
и, конечно, Супер-Ёжику, открывшему мне «Евангелион»
и создавшему на пару со мной большинство упоминаемых реальностей
Воображаемое общение главных ролёвочных персонажей, или стенограмма разговоров существ в голове у автора, записанная одним из участников.
* * *
Эта территория принадлежит лично мне и никому больше. Моё право – не пускать сюда никого из своей повседневной жизни, никого, кроме тех, кому удаётся прийти сюда самим и отвоевать часть пространства.
Я единственный среди них Иной, я понимаю, что это место – иллюзия, оно существует даже не в сумраке, а только в моём воображении. И в воображении тех, кого оно притягивает, это место.
Здесь обычная моя, подзабытая уже, холостяцкая квартира, здесь в меру неубранно, тесно и весело. И нас здесь сейчас четверо.
Рядом со мной сидит молодая женщина с недлинными, покрашенными в тёмно-синий цвет волосами. Крутит в руке очки, которые ей, в общем-то, даже идут, но я знаю, что она может обойтись и без них – зрение у неё отличное.
Зовут её Тидзуру Аой, иногда – под настроение – она откликается на кодовое имя «Хэлль». В прошлом она носила погоны, а до и после занималась биохимией. Оказавшись в итоге «правой рукой» начальника весьма негуманной фирмы… И будь эта дама хоть сто раз японкой – она всё-таки аниме-героиня, поэтому в профиль она часто напоминает мне греческую богиню. И глаза у неё удлинённые, недобрые, коньячного цвета.
Вторая девушка, которая устроилась напротив меня, на другом краю дивана, ходит в признанных красавицах и выглядит милашкой. Но я-то знаю, какой она может быть отчаянной и беспощадной – ничуть не хуже своей синеволосой соотечественницы. Тем более что погоны носит по сей день. Под её началом – три страшных боевых робота и трое детишек, которые их и пилотируют.
Кажется, Мисато Кацураги тоже что-то делает со своими волосами – вряд ли они у неё отливают фиолетовым по естественным причинам. Это всё-таки немножко не то, о чём в книгах пишут «иссиня-чёрные» или там «воронова крыла».
Я поглядываю, как она поводит плечами, поправляя бретельки своей коротенькой маечки и откидывая длинные волосы за спину. У Мисато великолепная фигура, а глаза хоть и тоже карие, но бархатные и почти наивные.
Я бы в неё влюбился, не будь она мне сестрой. Мы все здесь братья и сёстры, просто Тидзуру, когда выныривает из своей науки, гораздо легче воспринимается как «свой парень».
Эх, влюбился бы я в Мисато… да только вот не люблю, когда девушки пиво пьют. Она и сейчас тянет потихонечку из банки, у неё даже это выходит сексапильно – но всё равно, зря это она. И вообще, столько пить и оставаться такой красавицей – это тоже анимешная условность… А как по мне – уж лучше что покрепче, хоть по канону я, вроде бы, пиво должен любить…
Уж лучше что покрепче – правда, капитан?
Почему-то четвёртым в нашей современной, компьютерно-оперской компании оказался Джек Воробей. Пират из условного семнадцатого века, обвешанный «фенечками», будто новогодняя ёлка. Общаемся мы запросто – капитан всегда открыт чему-то новому и в нашем мире быстро осваивается.
Сидящие рядом Воробей и Кацураги смотрятся очень эффектно. У него волосы ненамного короче, чем у неё, и каждый раз, как я на них гляжу – поддаюсь иллюзии, что длинная прядь, перевитая красно-белыми бусинами, принадлежит Мисато. Хотя на самом деле они с Джеком просто устроились почти вплотную друг к другу. И вряд ли хоть кто-то из них думает о производимом впечатлении. Всё дело в том, что у их края дивана стоит обогреватель. А эти двое страшно не любят мёрзнуть. Один по жизни обитает в тёплых краях, вторая привыкла к глобальному потеплению и к тому же не выносит холода после того, как едва не погибла в Антарктиде.
А ничего не поделаешь – это место хоть и иллюзия, но в Москве суровая зима. Мы с Тидзуру тоже не в восторге, но хотя бы легче согреваемся. А утеплять помещение магией – себе дороже, надолго не хватит и потом буду ходить варёный, а вдруг Сила понадобится на более важное?
Я ведь сам-то, собственно, кто – Антон Городецкий. Как меня называют – «человек без лица», забывая при этом, что я Иной. Просто злодейский автор не удосужился описать мою внешность. И почему-то те, кто не хочет видеть меня с лицом Хабенского, считают, что я относительно блондинистый. Забавно. Ладно, я-то знаю, как я выгляжу, и наше братство тоже это знает.
Впрочем, сюда, в это место я спасаюсь и могу быть здесь таким, как мне хочется. Во всяком случае, возраст равняю по остальной компании. Мисато двадцать девять, Аой двадцать семь, Джеку должно быть хорошо за тридцать – по-моему, он сам точно не знает, сколько ему лет. Ну, значит, мне здесь около тридцати, я ещё живу один и тихо сохну по Светке…
Сохнуть – здорово. Жить – труднее.
А вообще, конечно, мы все здесь открыты неканонным романам, потому что с канонным, кажется, больше всех повезло мне. Воробей «в свободном полёте», может, его это и устраивает, но не исключено, что не навсегда. А обе девушки давно и страшно устали от своих мужиков. У Тидзуру – Масафуми, сумасшедший учёный, патологическая личность, для которой к тому же приходится быть «родной матерью» и терпеть кроме себя целый гарем. Она, Аой, вполне могла бы одномоментно и добровольно умереть за своего мужчину – но всё пытается придумать, как жить, это обойдя. Кадзи, парень Мисато – далеко не самый плохой человек на свете, его есть за что уважать… Но жить с таким – увольте, раздолбай и бабник, проще тоже придумать, как прожить без него…
Вариантов, в сущности, полно – на то мы и удираем из канона, чтобы было так и можно было спокойно всё обсудить…
* * *
Сидим, треплемся, с моей подачи щёлкаем семечки. Всем хочется пить – пожалуй, даже Мисато, у которой кончилось пиво.
Поскольку я сижу с краю и к тому же заведую этим местом, то шлёпаю на кухню… и тут же возмущённо кричу:
– Холодный кипяток весь вышел! – и, возвращаясь в комнату, но не тише: – Кто вчера последний ложился?
– Ну я, – Кацураги смотрит исподлобья, с некоторым вызовом. – Я честно хотела ночью поставить чайник, чтобы к утру остыл – но, видимо, свои «хотелки» сочла за реальность и спокойно пошла спать.
– Я убью эту бесхозяйственную женщину! – взвивается Тидзуру. Ей хуже всех – её даже коньяк не спасёт. У неё странная реакция на алкоголь – организм не переносит ничего, кроме медицинского спирта да «пьяных» конфет.
– Давай хуже сделаем, – вредничаю я. – Давай, Тидзу-тян, про неё юри напишем!
Хэлль недобро щурится, оценивающе глядя на Мисато:
– Про неё можно только с изнасилованием, потому что по доброй воле она никогда и ни за что.
– Ага, – Кацураги передёргивает плечами и смеётся, прикрываясь ладонью, чтобы мы не поняли – противно ей или смешно. – Лесбиянство хуже пьянства! Интересно, что у вас получится?
– Ничего у вас не получится, – встревает Джек Воробей, наклоняясь вперёд и вбок, будто пытается заслонить Мисато. – Она сама кого хочешь. Я вот сам думаю – защитить её или отсесть подальше…
– Сиди, сиди, ты мне не мешаешь, – Кацураги небрежно опирается ему на плечо. – Мне просто интересно, что эти извращенцы выдумают.
– Ну вот как-нибудь так, – вдохновенно начинаю я, садясь на старое место. – Поздним вечером майор Кацураги пробирается по тёмным подвалам НЕРВ. И в одном из подвалов её ловит доктор Рицуко Акаги, прижимает к стенке и…
– Не станет она! – в один голос Аой и Джек. Так, с учётом некоторых реальностей, сейчас на меня ополчится ещё и фан-клуб Ри-тян…
– Если она и стала бы, – фыркает Мисато, – я бы сначала спросила: «Акаги, у тебя с головой как? Хочешь опять по морде? Тебе Майя не даёт, что ли, или вообще всё плохо?»
– Она бы тебе ответила, – принимаю я подачу, – мол, Майя бы с удовольствием, стоит поманить, она, Рицуко, просто сама не хочет пятнать большое и чистое чувство своей ассистентки. А командующий Гендо – бесконечный козёл, вот и остаёшься на предмет пристать только ты, плюс ты лезешь куда не надо, рыщешь в поисках страшных тайн вашей конторы… И опять бы начала…
– А, у неё бы физически сил не хватило ни повалить меня, ни привязать. Тем более что она доктор наук, а не мастер боевых искусств. Я бы её всё-таки слегка стукнула, чтобы мозги на место встали – а потом мы бы обнялись и просто вместе поплакали, вот и всё. Зачем обязательно непотребствами заниматься, я не понимаю? Так же как и того, с какого боку это тебя колышет, Ан-тян.
– Ну с такого… – делаю невинные глаза. – Парням вообще в среднем по госпиталю нравится, когда красивые девушки целуются или занимаются чем-нибудь понеприличнее, – переглядываюсь с Воробьём, но по нечитаемой ухмылке не могу понять, нахожу ли у него поддержку. А в мысли я здесь не лажу – и так знаю больше, чем надо.
Рядом хмыкает Тидзуру:
– Нет, ну я всё понимаю, но зачем же сразу Мисато? И Рицуко опять же, слава про неё, конечно, понятно какая идёт, но она совсем не такая стерва, какой ты её пытаешься изобразить. И плюс и впрямь она не я, это я воин и учёный сразу, а Ри-тян – она нежнее и женственнее…
– Ладно, уговорили, – ворчу я. – Сейчас магией воду остужу…
Впрочем, с кухни всё равно слышно каждое слово. Аой продолжает рассуждать, кажется, уже для самой себя:
– Недаром же мой единственный зигзаг от Брэда Кроуфорда был именно с ней, с Рицуко… Правда, это было в такой реальности, где я угодила на тот свет, а Кроуфорд явно был с какой-то другой девушкой…
– У Кроуфорда твоего гарем, – хмыкает Кацураги. – Впрочем, ему простительно. За одно то, как он славно сошёлся с Рэй Аянами и как нежно её пригрел, ему надо ставить памятник. И из-за этого, а ещё из-за тебя, Тидзу-тян, с ним никогда не буду я. Ни в какой реальности.
Захожу в комнату, не без помощи магии раздаю народу чашки с водой. Улыбаюсь и думаю: сдержит ли Мисато своё слово? Все эти реальности тасуют нас как хотят – а иногда мы хотим того сами.
– Ну и славно, – о, Тидзуру тоже умеет улыбаться по-доброму. – Хотя тебе повезло больше всех нас – твой Норрингтон ни с кем, кроме тебя, не замечен.
– Он же «святой человек со всеми удобствами», – цитирую я один развесёлый фанфик. И сам же первый покатываюсь, поскольку органически знаю первоисточник. И – так, заодно – выразительно кошусь на Джека.
Кацураги и Аой это замечают и тоже подмигивают в том же направлении.
Воробей ржёт и обводит всех нас нахальными чёрными глазами:
– Вот не буду отпираться. При прочих равных – могло бы быть. Просто сестрёнка Мисато успела раньше. И я же вижу, что она оказалась на своём месте. И что за своего командора она убьёт любого. И это правильно.
– Бастинда не настолько злобная, чтобы лезть без очереди, – снова цитирую я, теперь уже самого себя в детстве. И поясняю: – А Джек Воробей не настолько страшный пират, чтобы рушить чужую семью. Так что пусть все заткнутся. Хоть тебя, капитан, и слэшат по молве, а меня по фанатскому произволу.
– Фигня, – веско говорит Тидзуру. – Капитан-кун у нас специализируется на утешении разных обиженных фэндомами девушек. Он же добрый, это все знают.
– А мне не жалко, – опять веселится Воробей. – Меня ещё хоть на десяток красивых и весёлых девчонок хватит. Притом каждая будет считать себя единственной. Только вот, – и тут он становится серьёзным, – Настоящая Леди у меня всё-таки одна. И рано или поздно я её завоюю.
– Джек, это будет муторно, – морщит нос Мисато. – У тебя тупо не хватит терпения. Поить Акаги бесполезно, её по пьяни только и тянет, что разводить мрачную философию и спать.
– Зато если она решит, что так надо, – высказывается со своей стороны Аой, – то она твоя… Ладно, всё, молчу, это было давно и неправда. И вообще от безысходности. Так что попробуй только, Воробей, не дать Рицуко большого женского счастья!
– Ага, присоединяюсь, – очень серьёзно говорит Кацураги. – У нас с ней отношения, конечно, неровные – то она меня дурой обзовёт, то я ей в сердцах фонарь под глазом поставлю… Но это же не значит, чтобы я её ненавидела или там что – скорее наоборот…
– Ну вот и мисики вы все, – улыбаюсь я. – Все пристроились, всё исправили как нам захотелось – потому что негоже пускать в распыл таких прекрасных девушек, как обе здесь присутствующие и как отсутствующая Акаги-сэнсей. А также как отсутствующий командор Норрингтон, хоть он уже и не из категории девушек. А вот мне что делать?
– А тебе-то что? – удивляется капитан. – Ты, Тони, так же, как и я, главный герой, нас с тобой не расшибёшь об стенку и не убьёшь веником. Потому что иначе никаких продолжений не получится.
– Да я не о том… Ладно бы, что каждый второй норовит положить меня под Завулона. Но я даже в местных реальностях запутался. У меня много несчастливых и некрасивых. Я даже внутри одной почему-то получаюсь коварным изменником в квадрате, детоубийцей и ужас кем. Из-за меня даже гибнут люди, которым по канону это совершенно не светило.
– Ан-тян, – Тидзуру улыбается улыбкой старшей сестры. – У тебя два беспроигрышных варианта, существующих практически за кадром. Либо Светлана, либо Шульдих, ага.
– Или, чтобы тебе скучно не было, – Мисато смотрит на меня нежно-наивными, шоколадными глазами, – может, тебе Анамарию сосватать?
От неожиданности давлюсь водой, смотрю в непроницаемые лица Джека и Аой. И тут до меня тихо доходит, что Кацураги просто-напросто мстит мне за юри с нон-коном, и начинаю покатываться…
…Потом, кажется, мы всё-таки немножко пьянствуем – «граждане, кто сколько может…» Девушки синхронно подпирают щёки кулаками и меланхолически запевают дуэтом вселенский шлягер, который кто только не пел, хотя я его слушаю в исполнении «Блэкморс Найт» – “Wish You Were Here”, мечтая каждая о своём. Английский у них феерический – даром что так-то мы болтаем на всеобщем… Но обе хотя бы знают слова и не перевирают мелодию, так что выходит у них красиво…
Мы с Воробьём в итоге начинаем завидовать… и потом дружно орём “Zankoku na Tenshi no Thesis” – бессмертное вступление к «Евангелиону». На совсем уж фантастическом японском, ибо текст заучен на слух.
Девчонки хохочут так, что слышно, наверное, даже в сумраке… и мы все четверо понимаем: как бы там ни было – а мы друг друга не предадим.
Январь 2008