Горелли Комолло Торре Аносова Мила Альдовна

Почему в город Вязники не приходит газета «Unita»?

АНТИФАШИЗМ

Аносов. Комолло. Горелли. Верона. Турин. Париж. Рот Фронт

Странный на первый взгляд вопрос: «Почему в Вязники не приходит газета «Unita»? А почему, собственно, она должна сюда приходить? Эту газету теперь не только в Москве, но и на ее родине, в Италии вряд ли сыщешь, не то, что в небольшом российском городке...

* * *

Я двадцать лет довольно близко знаком с семьей Аносовых, но саму публикацию подтолкнули два обстоятельства: в Спасо-Евфимиевском монастыре Суздаля Владимиро-Суздальский музей-заповедник не так давно открыл экспозицию «Сплетение судеб» об итальянских генералах и офицерах Суздальского лагеря НКВД, где есть и часть нижеописываемых фактов. Кроме того, оказалось, вдруг, что в Италии и сама мать, и многие родственники Милы Альдовны Горелли-Комолло-Торре Аносовой были железнодорожниками, а, приехав в СССР, они долгие годы дружили с семьей начальника станции Вязники Виталия Ивановича Козырева, о котором мне доводилось писать в газете «Гудок». Собственно, после той публикации и позвонил мне муж Милы Альдовны, историк и краевед Лев Иванович Аносов, который ведет семейную хронику.

- Посмотри, - говорит он, - что получается, если всю предысторию пересказать в двух словах: молодая служащая итальянской железнодорожной компании Матильда Комолло водружает Красное знамя над башней Турина, а потом внуки ее поступают в... железнодорожную школу поселка Нововязники во Владимирской области, затем в МИИТ, в то же время их дядя Густаво - водит машинистом электровоз от Вероны до Милана.

Сюжет, таким образом, закольцовывается по законам жанра политического детектива. Просто-напросто, мистика какая-то...

Конечно, в тот же день я был у Аносовых. Кстати, это - первая полная публикация воспоминаний. Вот что рассказала Мила Альдовна:

- Мне было два года. По поручению Пальмиро Тольятти моя мама в 1930 году играла роль хозяйки квартиры в парижском предместье Шартровиль. Сюда наведывается соратник отца Луиджи Лонго, другие антифашисты, но полиция вычислила дом. Тольятти заранее уведомил нас с мамой, и мы уехали в Лион. Перед отъездом мама пришла перекрасить для конспирации волосы. В ожидании развернула газету и увидела наши фотографии крупным планом под заголовком «Разыскиваются». Под моей фотографией было написано: «Сын Матильды, мнимой хозяйки квартиры Альдо» Таким образом я побывала «мальчиком». Мы добрались до Лиона, - мама так и не перекрасилась. Потом приехал отец и уговорил маму эмигрировать в СССР, где он был уже дважды до того на съездах Коминтерна, слушал Ленина.

В декабре 1930-го приехали в Москву. Мне купили овчинную дубленку, а мама мерзла в демисезонном пальто и фильдеперсовых чулочках. По ходатайству директора кинофабрики «Рот фронт» отец устроился помощником звукооператора. Жили мы на Большой Каретной в доме номер 10, в коммунальной квартире, мама пошла работать в ателье «Всекохудожник» модельером кукольной одежды. Рядом в отдельном флигеле жил немец кинорежиссер Дубсон - автор известного фильма «Джульбарс». Он жил с женой актрисой Хильдой и черной овчаркой по прозвищу «Сатана». Однажды, помню, эта самая «Сатана» меня укусила. Фабрика «Рот фронт» располагалась неподалеку от нас в Лиховом переулке у Самотеки. Хорошо помню как отец привел меня однажды на студию, и я смотрела и слушала запись музыки Дунаевского «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер».

Как-то недавно по ТВ я увидела снимки из жизни Высоцкого на Большой Каретной. Внутренний вид двора и ступеньки, где он сидит и поет... В нашем альбоме тоже есть фотография этих самых ступенек. Я, 8-летняя девочка, стою вместе с папой перед началом первого в моей жизни учебного года. Это было в 1936 году, за год до ареста папы... Владимира Высоцкого тогда еще не было на свете. Теперь его уже нет, а ступеньки те сохранились... В общем, детство и юность были, хоть и мятежным, но интересным временем.

Друзья отца Лонго и Росси (позже он станет главным редактором газеты «Unita») уехали воевать в Испанию, и папа ждал отправки туда, красными флажками ежедневно передвигая линию фронта. Но его не отправили, считая, что маме с маленьким ребенком будет трудно, а мама и ее младший брат были признанными Героями сопротивления. 1-го мая 1924 года, когда фашисты ввели в Италии чрезвычайные законы против инакомыслящих, мама водрузила Красное знамя над Турином. Она по винтовой лестнице самой высокой башни «Антонельяна» поднялась с подругой Камиллой Ривера наверх, закрепила полотнище на шпиле.

Фашисты бесновались, не помогли и пожарные лестницы. Кажется весь Турин собрался посмотреть на подвиг смельчаков. Карабинеры стали карабкаться по крыше, тогда мама сняла знамя и обернулась им под платьем, изображая беременную женщину. Фашисты, проверявшие посетителей, выходящих из музея, который был о башне, ничего не заподозрили.

Так моя мама Матильда Комолло стала символом итальянского сопротивления и гимна «Бандьера Росса» (Красное Знамя), который знают во всем мире. Рассказ об этом эпизоде с фотографиями я увидела в музее Турина во время моего приезда в Италию в 1981 году.

Возвращаясь в 30-е, надо сказать и о трагедии. 17 ноября 1937 года папа был арестован, и о его судьбе мы ничего долго не знали. Позже папа был посмертно реабилитирован, маму восстановили в партии, она стала персональным пенсионером.

В 1940-ом мы выехали из Москвы. Уехали мы в Курск, где и застала нас война. Помню, мы с классом были на уборке картошки и учительница чудом вывезла нас из деревни в город. Немцы подходили к городу, билетов не было, если бы мы остались в Курске, немцы немедленно расстреляли бы нас, но Господь, видно, не оставил нас и Красный Крест помог с переездом. Мы благополучно забрались со своим скудным скарбом в вагон «телятника» и долго-долго ехали, оберегая швейную машинку. В Тамбове мама работала на швейной фабрике, а зимой 1942 года ее вызвали в НКВД и предложили работать переводчицей для военнопленных. Это был лагерь номер 188 на железнодорожной станции Рада.

Мне было 15 лет, когда меня вызвал начальник лагеря, генерал НКВД и сказал: «Мила, тебе надо помочь матери работать переводчицей, все мы должны стараться для Победы?. Так я начала свою трудовую деятельность.

Дважды в день на лошадях пленным привозили еду - суп кулеш пшенный с рыбой и давали по 400 граммов хлеба. Мы, сотрудники получали по 600 граммов. Удивительно сейчас, но строгость была и к персоналу лагеря. Помню открытый суд над одним капитаном. Он отбирал, оказывается, у пленных часы, авторучки, крестики нательные. Его хотели расстрелять, но суд вынес приговор - штрафной батальон. В другой раз медсестер лазарета застали в постелях с военнопленными. Их немедленно отправили на передовую.

В середине 1943 года был организован лагерь под Суздалем для пленных генералов как итальянцев, так и немцев (Паулюс был здесь же), венгров и румын. Итальянских генералов к тому времени было трое: Паскуалино, Батиста - бывший воспитатель наследника итальянского короля и Риканьо. Лагерь располагался в бывшей усадьбе графа Оболенского у деревни Чернцы. Маму назначили их личной переводчицей. У каждого генерала был свой денщик, их обслуживали повара своей же национальности, а медсанчасть была с физиокабинетами. На самой территории лагеря были радиоприемники и биллиард. Генералы былы расконвоированы, им даже разрешали ходить на охоту в районе лесов усадьбы. Я видела как-то что генерал Батиста трубил в охотничий рог.

Мама хорошо говорила на нескольких языках и часто вызывалась во время общей беседы с Паулюсом. Они говорили по-французски.

В местной школе в Чернцах меня приняли в комсомол. Через некоторое время генералы подали прошение о переводе в офицерский лагерь. Так мы с мамой попали в Спасо-Евфимиевский монастырь Суздаля. Я стала учиться в суздальской школе и одновременно работала на полставки в лагере.

Итальянские офицеры жили по 2-4 человека в кельях, там, где сейчас передвижные выставки музея-заповедника. Для генералов был отдельный вход. Денщик и повар при них остались. В 1944 году в Москве стала издаваться газета, которую отправляли во все лагеря военнопленных. На итальянском языке она называлась «Альба» (Заря). Я раз в неделю читала ее по громкоговорителю на всю территорию лагеря. Среди пленных были и художники, они расписали помещения, столовая, помню, была расписана цветами, пальмами и бабочками.

Кроме того, многие участвовали в спектаклях и концертах. Сами шили костюмы, делали декорации. Как-то они поставили целую оперетту Легара «Веселая вдова». Главную женскую роль исполнял симпатичный лейтенант Санти Рокко. Платья шили из марли и красили зеленкой, браслеты вырезали из консервных банок... Был и оркестр, который состоял из скрипки, трубы, гитары и барабана. На такие постановки собирался весь персонал лагеря с женами и детьми...

Внутри лагеря-монастыря пленные насажали цветов, посреди сделали площадку под футбольное поле, где проводился чемпионат среди пленных разных формирований. Например, альпийские стрелки играли против пехотинцев. Но особенно азартными были международные матчи между итальянцами и венграми. Почему-то больше выигрывали венгры. Среди пленных велась большая антифашистская работа, офицеры и сами уже многие понимали, что такое «фашизм». Многие изъявляли желание учиться в подмосковной школе для антифашистов и они раньше других вернулись на родину потом. К нам пленные относились хорошо, а кто-то даже на день рождения мамы вырезал из вишневого дерева шкатулку с датой рождения мамы - 7 сентября 1898 года. Сейчас эта шкатулка находится в краеведческом музее города Вязники.
Потом фашистский режим в Италии пал, было создано коалиционное правительство, на севере Италии набирало силу движение «Сопротивление», в котором активную роль играл и мой дядя Густаво. Я поступила после войны в Ивановский сельхозинститут, потом вышла замуж, работала долгие годы начальником планового отдела Вязниковского сельхозуправления, родились и выросли два сына. Один МИИТ в Москве закончил, другой - Владимирский политехнический институт.

...В дни похорон Матильды Комолло тихий городок Вязники переполошили телеграммы соболезнования со всего мира: ушла из жизни легенда итальянского Сопротивления. Только тогда в небольшом районном центре узнали по-настоящему, что за женщина жила рядом. Она до конца дней сохраняла тайну своей жизни и антифашисткой деятельности, которую сейчас по крохам восстанавливает ее любимый зять, москвич по рождению и краевед по призванию, выпускник МГПИИЯ, директор Нововязниковской школы, Лев Иванович Аносов.

Вот в год кончины Матильды Комолло и стала в Вязники приходить газета «Unita». Как ни странно, где-нибудь в Риме, Милане или Венеции этой газеты может и не быть по нынешним «альтернативно-демократическим» и достаточно странным временам, а в Вязниках ее отсутствие - все-таки несправедливость. Она сюда приходила на имя Милы Альдовны Аносовой не в качестве политического рупора и «коллективного организатора». Она 20 лет приходила сюда по личному указанию Луиджи Лонго, «пожизненно для дочери пламенных антифашистов Альдо Горелли и Матильды Комолло, в их память».

Мила Альдовна, слава Богу, жива, здорова и бодра в меру, конечно, своего возраста и пережитого, но «Unita» в Вязники больше не приходит...

Владимир ЦЫПЛЕВ.

На снимке: Мила и Лев Аносовы (стоят), Густаво и Матильда Комолло - брат и сестра - итальянские антифашисты. Снимок сделан в Вязниках в 1967 году.


Рецензии
Написано великолепно и со знанием дела, и с любовью к героям публикации

Владимир Герасимов   28.01.2008 03:48     Заявить о нарушении