Повесть о любви и... разд1. Осназ ВМФ СССР

. Перекрестки дорог человеков....

       Корабль стоял на якоре в нейтральных водах у берегов южно-африканского континента. В открытый иллюминатор влетал ночной шорох и плеск теплого моря. Завтрашней ночью нам, подразделению особого назначения (ОСНАЗ) Военно-морского флота СССР, предстояла вылазка на берег для выполнения задания, которое  получили сегодня из Москвы.

Я, свернув карту побережья, спросил:
       - Вопросы?
       - Да всё понятно…- сказал кто-то.
       - Ну, тогда отдыха… - начал я, но меня перебил мой заместитель, старший лейтенант Саша Гурин:

       - Командир, а можно не по теме?
       - Валяй,- сказал я,- укладывая карту в чемоданчик с секретными документами.
       - А что это за детективная история у Вашей женитьбы?
       - Э-э-э,- с напускной суровостью произнес я,- разговорчики в строю!

       Увидев же заинтересованные рожи своих ребят, добавил, глядя на своего соседа по квартире в Севастополе мичмана Андрея Бийщенко:
       - Болтун - находка для шпиона… Под трибунал пойдешь.
       - Есть!- гаркнул Андрей, и, скорчив покаянную гримасу, со вздохом добавил:
       -Адрес:  Большая морская, кафе-мороженое "Севастополь", девятнадцать ноль-ноль,…после возвращения… И потом, командир, ведь это ваша жена рассказала моей… А Вы, сколько уже тренируете нас этому приёму…

       - Молчать! – грозно насупившись, перебил я его.- Устав запрещает обсуждать действия командира, а тем более моей жены… Других жен можно.
       - И всё же…- не отставал от меня мой зам.
.
.                Письмо первое.

       День сменялся вечером, солнце медленно и небрежно скользило к горизонту. Я вышел из гостиницы размещенной среди огромного парка над рекой. Мне хотелось просто отдохнуть в тишине, после командировочной беготни по бюрократствующим отделам одного из учреждений Военно-морского флота.

 Тем более что сегодня мы не должны были встречаться с Евгением, работающим здесь следователем в городском отделении милиции. Но если говорить честно, то меня влекло неодолимое желание зайти в стоящее недалеко кафе, где мы на прошлой неделе были с ним.

       По нашему прибытии к нам подошла официантка в юбочке, с приколотым кокетливым белым передничком, значительно удлинявшим стройные ноги (и так растущие "от ушей"). Тяжелые золотистые волосы, собранные в узел на затылке, придавали её облику образ мадонны из картин художников Ренессанса.

Все провожали её взглядами – представители сильной половины человечества с восхищенным интересом, лучшая же половина изливала всем своим существом одно только выражение: "подумаешь…". Она приняла заказ и ушла.

       Мы с Женькой переглянулись и он протянул, качая головой:
       - Ну и ну-у-у… Надо бы познакомится…
       - Обойдешься,… - сказал я.- Ты разве умеешь знакомиться, обормот?
Он хотел, было, что-то ответить, но в этот момент к нему подошел его знакомый.

Они обменялись несколькими фразами и тот ушел. Девушка принесла наш заказ и я, опережая его, спросил:
       - Простите великодушно, я уверен, что Вы - фея, а он говорит – балерина… ведь я же прав?
Девушка посмотрела на нас взглядом, который говорил: "Как вы все мне надоели…"
и молча ушла.

       Через день я зашел после обеда сам. В зале посетителей почти не было, я, сделав заказ, открыл свою папку и стал просматривать бумаги под чашечку неплохого кофе после чего, торопясь, ушел. Вчера я тоже был там под вечер, но обслуживала другая официантка.
       
       И вот сегодня, проходя длинной аллеей, увидел на скамейке под деревом пожилую женщину. Она сидела, сгорбившись, устремив свой взгляд на желтый лист каштана, лежащий у её ног. На коленях у нее лежала раскрытая книга небольшого формата в старинном переплете и, как мне удалось заметить, на французском языке.

       Я нашел свободную скамейку недалеко от неё и стал любоваться плавными водами текущей внизу реки. Подул довольно свежий ветер, закачались кроны деревьев, сбрасывая отдельные пожелтевшие листья, прогоняя их с клочками бумаги и другим мусором к обрыву над рекой.
       - Вот и осень, - почему-то с грустью подумал, - скоро и командировка моя заканчивается…

       И вдруг к моей ноге ветер прижал развернутый, довольно потертый на сгибах лист бумаги. Я хотел, было, его оттолкнуть, но заинтересовался, так как обратил внимание на то, что он был написан твердым каллиграфическим почерком, потускневшими от времени чернилами. Прочитав начало, понял, что это было письмо к некоей Мари:

       " Мари! Незабываемая, милая, светлая! Любовь моя вечная! Я так счастлив оттого, что пишу Вам эти строки. Я так благодарен Б-гу, что он позволил мне встретить Вас и дал возможность наслаждаться Вашим присутствием, позволил мне дышать с Вами одним воздухом, слышать Ваш милый голос и целовать Ваши руки. О, Небо, как я благодарен тебе!

       Ваша фотография хранится в левом кармане, у моего сердца, и я твердо верю, что этого места не коснется ни пуля, ни осколок. Ведь Вы - мой Ангел-хранитель! Ваш прелестный облик всегда передо мной. Вчера на марше, к месту нашей атаки, ко мне подъехал наш полковой командир – он старинный приятель моего покойного отца и сказал:

 " Э..э, Николай Петрович, а что это Вы, голубчик, такой веселый и загадочно радостный?" Я хотел, было ответить ему, что получил от Вас письмо и фотографию, но в эту минуту в километре от нас разорвался снаряд и полковник, стегнув своего Буцефала, ускакал к тому месту.

       Мой милый Ангел! Ваш подарок (библия) всегда со мной и вот сейчас, перед написанием этого письма, я раскрыл её наугад и прочел из "Песнь Песней":
 " Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние…"

       Почти как у нас здесь… У нас тоже зима почти прошла… Я третьего дня проходил вдоль траншеи своей роты через небольшой лесочек и увидел (что бы Вы подумали?) подснежник! Такой нежный, хрупкий, беззащитный среди этой грязи и крови войны.
       (Вы помните наши лесные прогулки запрошлой весны и те подснежники, что я для Вас собирал?...)

       Сейчас я сижу в офицерском блиндаже, передо мной Ваша фотография и я повторяю слова из "Песни": " О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!" Вы себе не можете представить, как я жду нашу встречу! Как я рад, что уже заказали свой свадебный наряд. Полагаю, что в этом всём Вам помогает maman – у неё такой утонченный вкус!..."

       Письмо было написано по правилам дореволюционной русской грамматики за исключением цитат из библии, которые были написаны на французском. Я оглянулся и посмотрел на одиноко сидящую женщину на скамейке, которая сидела всё в той же задумчиво-усталой позе, ветер трепыхал страницы открытой книги и подумал:
       - Не её ли это письмо…
       И поднявшись со скамейки, подошел к ней:
       - Excusez-moi de vous avoir derange…( Простите, что побеспокоил Вас…)
Она вздрогнула и, не отрывая свой взгляд от каштанового листа, не очень приветливым тоном машинально сказала:
       - Vous desirez, monsier? ( Что Вам угодно?)



   Продолжение:  http://www.proza.ru/2008/01/27/185