Ты только играй!..

ТЫ ТОЛЬКО ИГРАЙ!..

===1===
Компания из шести человек тоскливо созерцала объект, который вскоре предстояло поднять на пятый этаж. Пианино. Для Петиной дочки. Что ж, вещь в доме полезная – для души, и интерьер гораздо симпатичнее, когда вот этакая покрытая лаком торжественно-чёрная штуковина стоит в комнате, и даже не важно – играет на ней кто-нибудь или нет. Но Танька играть будет. О! У неё талант! Талантище! Молодец Петро, что заботится о дочке, - он не даст пропасть её замечательному дару, точно! В лепёшку расшибётся, но условия создаст. А то! Мужик упрямый, огонь, воду и медные трубы прошёл - военный лётчик всё-таки, истребитель! Сколько немецких асов посбивал – пропасть!.. Конечно, раньше бы Танюшке вот это чудо домой, а не бегать в школу, где к инструменту сутки допоздна по часам расписаны: очередь. Да всё как-то с финансами не выходило, но ничего, настоящий талант себе дорогу всегда проложит, в шестнадцать – вся жизнь впереди!..
- Ну что, мужики, - двинем, что ли?.. Хватит прохлаждаться!.. – отдал Пётр команду, и помощники, нехотя приподнявшись с уютной, явно не желавшей расставаться с ними скамьи у подъезда, направились к инструменту…
- Перекур!.. – осторожно предложил кто-то между первым и вторым этажом, и его голос предательски сорвался на последнем слоге.
- Какой такой перекур?!. – загремел Пётр. – Мы так скоро на каждой ступеньке отдыхать будем!.. Несём дальше! Раньше закончим, раньше за стол сядем, обмоем покупку…
Тихий вздох в ответ, и неуклюжее соединение из семи предметов двинулось дальше... Вдруг кто-то оступился, и пианино резко двинулось в сторону, сильно придавило к стене Петра. Он охнул, крепко выругался.
- Встали!.. – сдавленно произнёс он. – Вот теперь перекур!..
- Ты как, Петь?.. Больно, да?.. – заботливо спросил Иван, сосед снизу.
- Терпимо!.. – поморщился Пётр. – Ерунда, и не такое в жизни бывало!..

===2===
Прошла неделя, месяц… Танечка лихо разучивала-наигрывала на пианино всякие милые вещицы, вызывая неописуемый восторг у отца, прочих домашних, а также соседей, которые, хоть и не всегда были довольны концертами, совершенно безвозмездно устраиваемыми молодым дарованием, тем не менее, вынуждены были признать: у девушки несомненный талант. И всё бы хорошо, вот только… Пётр… Что-то неладное творилось с ним с тех пор, как придавили на лестнице – грудь постоянно болела, боль то утихала ненадолго, то вспыхивала с новой силой, появилась одышка.
- Петь!.. – наблюдая мучения супруга, уже не в первый раз говорила Лида. – Ты бы к врачу сходил, что ли?.. Ведь лица на тебе нет!..
- Да ладно, Лидусь, пройдёт!.. – уверенно отвечал супруг, наливая в стопку водки. – Некогда мне по больницам ходить – работы невпроворот. Вот сейчас анестезию сделаю, и – порядок!..
- Пап, - поддерживала маму дочь, - может, тебе вправду к врачу обратиться?.. А вдруг что-то серьёзное, ведь сколько уже болит?!.
- Да не бери в голову, дочка!.. – ласково отвечал отец. – Было бы что серьёзное, я бы почувствовал… Пройдёт, только время нужно. Не беспокойся, Танечка!..
- Ты только играй… - добавлял он вполголоса, когда дочь выходила в соседнюю комнату…
Так продолжалось ещё пару месяцев…
Как-то раз, вернувшись из магазина, Лида вошла на кухню и обомлела: муж лежал на полу, без сознания, неловко подвернув, подмяв под себя руку. Вызвала «скорую».
- Вы знаете, Лидия Ивановна… - доктор, пожилой, лысоватый, замялся. Снял запотевшие вдруг очки, пальцы неловко протёрли их мятым, но чистым носовым платком. – У вашего мужа сломано ребро. Оно пробило лёгкое, прошло время, в результате - абсцесс… Прорыв в плевральную область… Боюсь, мы уже ничем не сможем ему помочь… Слишком поздно…

===3===
Таня с ненавистью смотрела на пианино.
«Это всё из-за него! Будь оно проклято, никогда больше не подойду к нему!..»
Уже год с тех пор как умер отец, она не могла заставить себя открыть крышку инструмента и прикоснуться к таким манящим прежде клавишам. Ровно год – именно в этот день папы не стало… Таня бесприютно ходила по квартире, и взгляд её чёрных глаз вновь и вновь возвращался к пианино, и что странно – с каждым разом всё меньше ненависти оставалось в душе, и… вот… опять… откуда-то издалека будто донёсся тихий голос отца: «Ты только играй, дочка!..»
Таня подошла к пианино, нерешительно постояла с минуту, осторожно приподняла крышку. От вида строгого чёрно-белого ряда в груди стало тепло – как прежде, когда она, возвращаясь домой из школы, с нетерпением ожидала восхитительного мгновения начала занятий музыкой. Таня тихо опустила пальцы на клавиши, раздались удивительные, волнующе-нежные звуки.
«Ты только играй!..» - вновь послышалось ей.
Она присела и заиграла - сначала осторожно, затем уверенней, - и с каждой секундой душа её наполнялась светлой, почти забытой за прошедший год радостью.
«Ты только играй, дочка!..» - мерещилось ей снова и снова.
И Таня играла. Играла для отца в годовщину его смерти, не замечая, как стоящая неподалёку в вазе невысокая пальма с красивыми тёмно-зелёными перистыми листьями тихо покачивала веткой, хотя окна были плотно закрыты, и сквозняка в комнате не было…