Стелла

Стелла. Стьярна. Когда-то оно значило «Звезда». Но скоро, очень скоро с ее именем перестало ассоциироваться его изначальное значение. Враги и сторонние наблюдатели звали ее Сталь. Стелла-Сталь. О «Звезде» благополучно забыли. Немудрено…

Вот и сейчас, смотрю на нее и не дивлюсь вовсе тому, что прилипла к ней эта холодная звонкая кличка. Хрупкая девушка, невысокая, бледная. Тонкие запястья, изящные аристократические пальцы. Недлинные коготки барабанят по столу, размеренно, без намека на нервозность. Идеальной формы губы, немного ярче, чем мерцающе-белая кожа. Ни грамма косметики на лице – Сталь не опускалась до такой пошлости. Разве-что на Хеллоуин.
Видимо, прочтя мою мысль о нашем «профессиональном» празднике и боевой раскраске в его честь, Стелла взглянула на меня и саркастически оскалилась. Что ж, пусть.

Взглянула… Глаза, замечательные у Стали глаза. Пронзительного цвета потрескавшегося льда горного озера. Проще говоря, синие. Прозрачно-синие. Нет, не голубые, ни в коем случае! Именно озерная синева. Не советовала бы я неискушенному незнакомцу посягать на этот взор… Для меня этот лед теплый, для прочих же…

Сталь снова оскалилась. На этот раз то был эквивалент дружеской улыбки. В этой улыбке она приподняла верхнюю губу так, чтобы были видны немного выпирающие вперед клыки. Глаза, неповторимые глаза моей милой Стеллы блеснули озорным светом. Смертным волки так не улыбаются. Если и покажут свои сокровенные зубки, то только угрозой.
Короткие светлые волосы. Сталь, кажется, никогда не носила длинных волос. В этом, вероятно, был повинен образ жизни.

Сейчас у нее была расцарапана щека и рассечен подбородок. На светлых волосах бурым пятном подсыхала кровь. На столе перед Стеллой громоздился мятый мотоциклетный шлем – этим объяснялись все ее царапины.

Сталь – удивительное существо. Она любила лошадей и ветер. Раньше. Но и затем, когда лошадей вокруг нее не стало, и ветер пропитался горькой гарью выхлопных труб, она не перестала быть наездницей. Исступлено несясь по остывающему асфальту, она вспоминала, как возила письма, лихо отматывая мили по ночным трактам, пугая лесную нечисть песней перестука копыт. Она не привязывалась к лошадям, не привыкала к мотоциклам. Павшую лошадь Стелла могла вернуть к жизни мановением руки. С грудой железа, покалеченной придорожным столбом, было еще проще – хватало одной лишь мысли, чтобы вернуть первоначальный облик мятому байку. Сталь – друид. Друид, восхищенный ветром и скоростью. Воскрешавшая то, что никогда не было живым. Заставлявшая деревья прорастать сквозь толщи бетона.

Стелла осторожно прикоснулаь рукой к ранке на подбородке. Нет, она не собиралась ее заживлять. Друидка никогда не лечила свои царапины – они заставляли вспоминать ее о чем-то давно прошедшем. Хоть и не держались на ней более недели – волчья природа брала свое. Да и нечасто Стеллу ранили дороги. Она ездила почти так же хорошо, как убивала (впрочем, умением убивать в моей компании никого не удивишь). Но иногда слезы прошлого наводили морок на синие очи Стеллы, и ее конь спотыкался…

Она сочетала в себе несочетаемое: беспредельную женственность и мальчишеские привычки, благородную аристократичность и едкую грубость, притягательность и…
Ее многие сторонились, исключением были лишь мои волки да я, потому что помнили ее иной. Теперь слишком много мертвого было в этой маленькой фее вечной жизни.