сто 81

Фотографический снимок № 10.
В детстве человек часто меняет свои пристрастия, Степа же на редкость постоянен – он в течение нескольких лет собирает открытки, марки и переводные картинки с изображениями акул, читает лишь о них книги, смотрит в познавательных телепрограммах сюжеты, связанные только с ними, – он увлечен красотой и силой этих рыб. В зоопарке их города акул нет, да Степа и не желает видеть этих свободолюбивых созданий в неволе, - мечтой его становится возможность рассмотреть акул вблизи, совсем рядом – так, чтоб можно было взглянуть в печальные глаза этому морскому страннику. Однажды дядя Шура, работник Советского посольства в США, во время ноябрьской демонстрации на площади Ленина говорит Степиным родителям, что он мог бы «взять племяша с собой, в Штаты – так, погостить, в море покупаться». У любого ребенка после этих слов сердце замерло б от радости и предвкушения, но Степа остается спокоен, будто бы и не было сказано нечего, потому как он уже к своим десяти годам понимает, что обещания взрослых ничего не стоят.
Как ни странно, дядя Шура на время летних каникул все же берет племянника с собой в Соединенные Штаты, и не просто берет, а дарит еще и настоящий зеркальный фотоаппарат, которым «можно снимать все, что захочешь!» Уже пятого июля Степа с дядей едут в один из маленьких городков на восточном побережье – «позагорать, рыбку половить». По дороге радиоприемник в машине сообщает им, что неподалеку от того места, куда они едут, «за последнюю неделю от нападения акул пострадали несколько человек, два человека находятся в тяжелом состоянии». Дядя Шура уже хочет менять маршрут и ехать на озеро, но Степа уговаривает его не делать этого, потому что «мы и не будет купаться, будем загорать, рыбу ловить и всё». На следующий же день по приезду, Степа один, тайком, пока дядя Шура спит, убегает из кемпинга, в котором они останавливаются. Раздеваясь на ходу, Степа прыгает в слегка взволнованные волны океана.
Во время купания в левое ухо Степы забирается какая-то, как сказал после расстроенный дядя Шура, «маленькая букашка, Степка слышал, как она там шевелится, но вытащить сразу не смогли, она там и прогрызла у него что-то... Вот». Букашку все-таки вытащили, но Степа перестал слышать левым ухом вовсе.

Фотографический снимок № 10-а.
Спустя одиннадцать лет Степе делают операцию, слух у него полностью восстанавливается, но, привыкнув всё слышать только с одной стороны, он заполучает странную для непосвященного привычку прикрывать левое ухо ладонью: «Мне так лучше слышно», - часто повторяет он.

Фотографический снимок № 19.
Одно из следующих увлечений Степы, облаченное в форму невероятнейшей тяги к всеобщему вниманию и восхищению, длится менее прочих. Степа не успевает войти во вкус новой страсти одеваться исключительно ярко и броско, ему только-только удается заполучить себе несколько любопытствующих женских взглядов, он всего лишь пару месяцев не расстается с мечтами о республиканской (по крайней мере) славе, как несколько коротких статей, замеченных им случайно в городской газете, в корне меняют представление Степы об известности и популярности. Всё прочитанные им в тот раз строки посвящены одному (и это воздействует более всего) – выражению всеобщего и частного горя по поводу смерти одного из ведущих актеров городского драматического театра. На газетных полосах звучат голоса женщин и мужчин, стариков и школьников, театралов и домохозяек – и голоса те рождены неподдельным горем. Воспоминания и сожаления, вновь воспоминания, беспомощность и слезы, увиденные Степой в тех статьях, вынуждают его осознать, что смерть публичного, известного человека привносит в мир несчастья и страдания несравненно больше, чем тихий уход человека мало кому знакомого, а потому… Степа раз и навсегда отказывается от дороги славы и фанфар.
Тем не менее, судьба (жизнь, случай, звезды) распоряжается иначе, и когда Степа работает осветителем в городском драматическом театре, его случайно замечает помощник режиссера. Вскоре Степа занят в массовке, спустя пару месяцев – во второстепенных ролях, в наступающем же сезоне он – первое имя в скандальной еще до пробного показа премьере. Проходит всего лишь один день – и Степа по-настоящему знаменит, проходит всего лишь один год, и о нем узнает вся страна.

Фотографический снимок № 19 (негатив).
Так случается, что Степа зарекомендовывает себя как актер, мастерски справляющийся с ролями исключительно отрицательных персонажей. Он известен и востребован, но одновременно и ненавидим – как детьми, так и взрослыми. Степа часто за спиной слышит ругательства, догадывается, что летят порой ему вслед плевки и проклятия, а камень пока не пущен в спину лишь из-за страха перед законом. Поначалу Степа упрашивает режиссеров предоставить ему роли героев с иными характерами, но каждый раз слышит отказ, и вскоре смиряется с существующим положением дел – пока однажды при свете белого дня на него не кидается с ножом девушка, кричащая сквозь слезы: «Умри, предатель!»
В больнице кроме мамы и бабушки Степу навещает только режиссер – обсуждать новую роль. «Я уверен, ты сыграешь её как всегда слишком хорошо!» - кричит он в отчаянно прикрытое Степой левое ухо.

Фотографический снимок № 49.
Одним из последних увлечений Степы становится страх – и, право, кто сказал, что увлекать за собой может только светлое и доброе? – в том возрасте, когда человек не уходит на пенсионный покой (как принято считать), а попросту размещается в зале последнего ожидания, Степа всецело поглощен страхом пред возможностью сойти с ума. Чтоб избежать потери не только значимой части своего тела, съеденной морщинами и болезнями, но и собственного сознания, здравомыслия, «души, черт, возьми!», Степа ежедневно, а то и ежечасно проводит «мониторинг» собственного душевного состояния. «Когда мы я дядей Шурой ехали на восточное побережье, сколько взяли с собой удочек? Папа что больше всего любил есть на ужин? Кого я больше любил – Колесникову или Потапову? Как начинается монолог Сафьянова? Был ли аншлаг на премьере «Кабака»? Кого я больше любил? Кого я любил? Сколько тарелок ставила мама на стол? Когда я был там-то? Не было ли у меня того-то?» Мониторинг приносит не только некоторую уверенность в том, что время необратимых процессов еще не пришло, но и, методом постоянной тренировки памяти, похоже, отодвигает страшный миг потери всего и всех далее вглубь будущих времен - возможно, тех, что и не придут никогда.
Дабы закрепить полученный результат в борьбе за свое психическое здоровье и гарантированно избежать утраты собственного «я», Степа регулярно занимается фотографированием своей души – благо, старый зеркальный фотоаппарат до сих пор бережно хранится в комоде, да и свободного времени предостаточно - из театра он уже два года, как уволен.

Фотографический снимок № 49 (испорченный).
Сомнения рассеиваются достаточно быстро – для того, чтоб заметить страшные и катастрофические преобразования, происходящие вокруг, природной наблюдательности и аналитического склада ума, коими обладал Степа, не требуется вовсе. Постоянные и необоснованные, попросту маниакальные претензии в адрес Степы, остановившиеся, будто замерзшие, будто мертвые взгляды людей, обращенные в его сторону, неадекватные, странные, пугающие поступки людей – всё это заставляет Степу сделать трагический, невозможно тяжелый, но, тем не менее, твердый вывод – люди сошли с ума.
Он один, сохраненный, сбереженный своей методикой мониторинга и просто силой воли, избежал участи всего человечества.

Фотографический снимок № 0.
Степа сидит на стуле. Смотрит на того, кто живет по иную сторону зеркал.
Рядом с отражением молодая дама, наверное, это его жена. Дама держит за руку маленькую девочку. Похоже, что это их дочь. Отражение улыбается, говорит что-то. У него вид спокойного и счастливого человека.
Степе же немного тревожно. Вокруг него прохлада и сумрак. Бесшумно, задевая зеркала плавниками, плавают акулы.