Немного о романтике

Когда слышите это слово, будьте начеку.
Она говорила:
- Хочу чего-нибудь романтического! Как ты меня не понимаешь?
И он старался. Честно. Ни дня без букета. После работы, как часы, к цветочнице. Ему так хотелось спокойствия, а она всё твердила:
- Нет в тебе духа романтизма!
Между тем, в доме уже можно было открывать цветочную лавку. Лилии, розы, астры, гвоздики. Дух – одуреть! А она всё выкрикивала:
- Я не чувствую, что ты меня любишь!
- Но я люблю тебя! – повторял он скороговоркой: утром, днём, вечером. Среди ночи вскидывался: "Я люблю тебя!" и проваливался обратно.
Ему так хотелось спокойствия, а она надрывалась:
- Но почему я не чувствую! Ты только говоришь, что любишь! А я этого не вижу!
И он целовал её, как икону.
Уходит – целует, приходит - целует. В ванну, в туалет... Где видит - целует. Она постоянно ходила в его слюнях. Среди ночи он вскидывался, кричал: "Я люблю тебя!", целовал, и снова проваливался.
А она говорила:
- Тебе не хватает спонтанности!
И он отпрашивался с работы, бежал к цветочнице, заказывал столик в ресторане. Свечи, скрипки, перепела в трюфелях…
Он экономил на завтраках, обедах и ужинах, чтобы хватило на этих чёртовых перепелов!
Ему так хотелось спокойствия, а она всё топала ножкой:
- Удиви меня! Ну, удиви же меня, наконец!!!
И он покупал ей духи, плюшевых мишек, всякую кружевную дребедень. В его кармане всегда что-то было. Вскидываясь посреди ночи, он кричал: "Я люблю тебя!", целовал, кидал ей на подушку очередной презент и проваливался.
Сны его были липкими. Снились перепела и долги. А утром его мутило, и он мечтал, наконец, умереть и выспаться.
На работе ему мерили пульс, щупали давление. Он был бледен, как камбала, а синева под глазами угрожающе чернела.
- Почему ты не кушаешь? – спрашивали его.
- Я не голоден! – говорил он, пряча под подкладку сэкономленную банкноту.
- Но на тебя уже жалко смотреть!
- Худоба романтична! - отшучивался и удалялся, хрустя коленками.
Ему хотелось спокойствия, сна и маслянистых беляшей.
- Я не любима! Не желанна! Я чувствую себя "НЕ"! Абсолютным, тотальным "НЕ"! – визжала она, забрызгивая пол осколками тарелок.
И у него начались нервно-голодные обмороки.

А потом вдруг произошло чудо. И звали то чудо: Зураб. Он возник из ниоткуда и был одет в широкую кепку. Романтично сказав: "Я Зураб!", он отвёл её за угол, и залил радужными красками её тусклый мир.

Кепку он не снимал, цветов не дарил. Он ими торговал!..
И по совместительству оказался прекрасным учителем пения. Она даже не подозревала, что у неё такой голос.
Под аккомпанемент продавленных пружин, под придирчивыми взорами усатых джигитов с черно-белых фотографий, пляшущих перед глазами, она пела так, что алябьевский соловей издох бы от зависти. "До" четвёртой октавы она брала с такой же лёгкостью, как и всё остальное.
Зураб был немногословен, но кипуч. Он вскипал мгновенно, и от его жара она оплывала свечой.
Скрипок и перепелов не было, зато были бескрайние поля некошеных волос, и мир казался ей совершенным.

Он спас двоих, этот скромный герой с Кавказа.
К ней вернулся румянец. К нему - крепкий сон. У неё прорезался голос. У него зарубцевалась язва. Она перестала требовать, потому что стала, наконец, получать. А он, прекратив отдавать, начал прибавлять в весе.
Посуда покоилась на полках. Беляши в желудке. И долгожданное счастье окутало их дом…
Так что, когда говорят "романтика", скорей ведите за угол.