Атавизм и наоборот. Жанна Марова

Вот часто говорят – ясновидение, ясновидение…
Даже сейчас на телевидении есть какой-то конкурс экстрасенсов. Не знаю правда, кто это, но думаю фрукты из того же компота.
Меня же тревожит совсем другое. Иногда и спать мешает. Закроешь глаза, расслабишься, а тут и начинаются они, звуки всяко разные. Не думайте, что соседи. Нет, соседи мне не мешают. Ну, грохнется иногда что-то этажом выше, поскандалят они там на повышенных тонах. Не отвлекает совсем. И не замечу.
А вот когда влетает прямо в мозг, да минуя уши, когда от этих звуков начинает вибрировать грудная клетка. Когда песнопения идут с разных сторон, словно множество электроцепей и смыкаются, как рёбра на моей грудине, да всё это в абсолютной ночной тиши. Вот это я вам скажу – эффект. Да, да, особенно это касается пения, в основном – массового.
Слова – это проще. Не так задевает и не так прижимает. Например, утром полусонный чищу зубы, и молоточки по вискам: холод…, холод…, вода…, вода…, неужели всё…, всё…, всё?
Я уже примерно знаю, какую следует выстраивать картинку, включая одной рукой пульт телевизора, а другой - нажимая кнопку электрочайника.
Так и есть. Опять наши моряки в Баренцевом море попали в переделку. Собрались дружно на корме погружающегося в воду судна и ждут помощи. А я тут в тепле завариваю себе крепкий чай и тянусь к сахару, таращась в цветной экран. Что-то в этом неправильное. Не в том, что я слышу. А в том, что, - слыша, ничего сделать не могу. А может, и могу, да не знаю.
- Петров! Опять ворон считаем, мух ловим!? Зима давно. Иди-ка к доске!
Вот так всегда, только задумаешься о серьёзном, как отвлекут с глупостями. Плетусь, с трудом врубаясь, какой же у нас сейчас предмет.
- Ну-с, Петров, а ты нам что расскажешь о квадрате гипотенузы?
А! про это у нас сейчас! Рисую на доске прямоугольный треугольник. А чего тут рисовать-то? Обвёл по краям пластиковый треугольник, держа его за ручку, и всё.
- А язык у тебя есть? Рассказывай теорему!
До меня её доказали уже три раза. Только на сегодняшнем уроке. До этого два дня распиналась сама Ирина Васильевна. Всё давным-давно рассказано и доказано. Язык у меня есть, точно знаю. Только вряд ли он вплетёт что-то новое или хотя бы красивое в многовековой ряд звуков, выстроенный на основании этого пресловутого треугольника. Я молчу в раздумьях. Я не могу понять, чего от меня хотят. Большинство сидящих в классе теорему знают. Ирина Васильевна в том числе. Кто не знает, тому уже и не надо. Я гордо молчу.
- Ну, Петров, ну, Лёшенька! Ты же правильно решил все задачи, натяни до четвёрки за полугодие - добрая Ирина Васильевна была бы счастлива, выдавив из меня нужные слова.
Я не против её счастья, но поперёк себя не попрёшь. В пространстве уже пятый день летает: «В лесу родилась елочка…» счастливыми и не совсем счастливыми детскими голосами. Эти высокие подпрыгивающие звуки тянут меня в общий хоровод с настоящей или наигранной улыбкой на лице. И я начинаю думать, почему не у всех детей довольные улыбки.
- Садись, Петров, - разочарованно упал голос Ирвасы, - останешься сегодня после уроков.
Это хорошо, что «В лесу родилась ёлочка» звучит только днём. Ночью можно спокойно выспаться. А вот скоро к Рождеству и Крещению начнутся ночные службы в храмах…
Я ни разу там не был. А зачем, если и лёжа в постели я даже глаз сомкнуть не могу от торжественной величественности пронизывающих и уносящих куда-то звуков. Я различаю каждое слово и даже иногда вторю басистым ноткам, плывущим вместе с дымом кадил. Наверное, это можно назвать яснослышанием…
Да, да, ведь верная мысль пришла, именно яснослышаньем. Вот усовершенствовать бы это в себе…
- Лёх! Ну, ты чё, в натуре! Разгреби карманы! Звонишь, громче перемены!
Вот только мысли правильные идут, так отвлекают сразу на разную ерунду.
Достаю телефон. Мама.
- Сынуля, родненький, опять тебя после уроков оставляют! Держись, крепись, любимый, скоро каникулы. Борщ в холодильнике…
Откуда она узнала? Нет, нет, не думайте. Она у меня самая обыкновенная. Однажды ей по глупости рассказал о своих проблемах, так она на меня так смотрела, так смотрела. К врачу хотела потащить. Я уже второй год ей говорю, что всё нормально. Ничего нет. Так не хочется её расстраивать.
После уроков приплёлся в пустой класс, поставил портфель. Соединил обе ладони, развёл в стороны, иду на сближение снова…
Говорят, что так можно закачать в себя энергию.
- Давай, давай, - говорю я в напряге своим рукам, чувствуя, что их температура начала повышаться.
Распахивается дверь. Появляется Славик Гордеев из параллельного.
- О! Будем на двоих делить «пифагоровы штаны», - говорит он радостно. – А ты чё тут руками сводил-разводил, «давай-давай» выдавливал?
- Да, ну!? – дивлюсь я, дверь-то закрыта была.
- Да ты чё? Не знаешь что ли? Я всегда могу повторить сцену минутной давности, даже если она происходила без меня! Вся школа знает! Ты даёшь. Вот вхожу куда-нибудь и словно на плёнке вижу, что здесь было. Эктрасенсорикой это называется. На этом, друг, карьеру построить можно!
Я счастлив, что не один такой странный. Я вспоминаю недавний разговор двух пацанов в электричке. Как бы говорящие не шифровались, они редко думают об ушах, сидящих сзади. Они толковали о каких-то детях «индиго», о шестой человеческой расе, которая придёт на смену существующей пятой, о начинающейся эпохе Водолея, которая всё расставит по своим местам.
Перед моими глазами убивалась бедная Ирваса, расставляя по местам квадраты катетов. Она, видимо, не знала, что вот-вот в людях откроются способности, данные изначально, но спящие уже многие века. Потому что, как вещали пацаны, именно это и будет отличительной чертой расы с новым мышлением. Да я и до них про это слышал. Из разных, разных мест. Но так настораживает, что не все войдут в эту эру. Интересно, это будут рождаться новые дети, или у живущих будут открываться новые способности? Я думал о маме. Я переживал за неё.
- Петров и Гордеев! Ну хоть подумайте о своих родителях, если сами не хотите учиться! – лебединым отчаянным вскриком рвалась в наш мир Ирина Васильевна.
Славик Гордеев вышел к доске и резво начал доказывать теорему.
Как это он? Ах, да! Я же вспомнил. Всё, что происходило минуты назад…
А вот интересно. Все живущие знают, какие детали на эволюционной лестнице вошли в понятие атавизма. Но какие войдут? И вообще черты обратные этому, прогрессивные…
Как их углядеть и понять? Легко смотреть в прошлое. Но вот в будущее?
- Петров! Лёша! Иди и ты рассказывай!
Я стоял у доски с пластиковым треугольником в руках. Я не мог себе позволить расстроить маму и любимую учительницу. Тем более, что я доказал себе теорему, что в прошлое смотреть очень легко. Я без труда повторил всё то, что тут говорилось уже сорок минут. Всего делов-то. Тут и думать не надо.
- Молодец, Лёша! – сияла Ирваса. – Ведь можешь же вообще на пятёрки учиться.
Наверное, - могу. Только думать тогда в какое время?
- Петров свободен, а с тобой, Гордеев, займёмся задачами.
О! Я понял, что тут у Славика совсем туго.
Я вошёл в тепло дома. Где-то тут борщ в холодильнике.
Позвонила мама.
- Сыночка, родной! Я сегодня прямо сердцем почувствовала, что над тобой опять весь класс смеётся, что оставят после уроков. Вот и позвонила Ирине Васильевне проверить. И ведь не ошиблась! Борщик-то сильно не кипяти, а то он цвет потеряет. Приятного аппетита, дорогой!
Я был счастлив. Значит и у мамы что-то открывается.
………………………………………………………………………………………………….
Со слов и мыслей Лёши Петрова записано Жанной Маровой.




© Copyright: Жанна Марова, 2008
Свидетельство о публикации №2801030367