Продолжение 1418 дней войны 5

 
      
                ЕДЕМ В ТАШКЕНТ.               

Вечером  принесли  повестку,  отцу нужно  явиться на следующий день  на  призывной  пункт.   Мы  все   были  в   шоке,  все  было  готово  к  отъезду -  и  на  тебе!  Что   делать?  Как   теперь  ехать  без   отца?   Мама  стала   возмущаться:               

- Только  сегодня  днём   разрешили  ехать,   и  тут  же  присылают  повестку. Наверно   там,  в  военкомате  произошла  какая-то  путаница, - говорила  мама, - на  всякий  случай,   раз   документы  в  полном   порядке,   есть  отметка,  что  снят  с  учёта,  надо  немедленно  отправляться  на  станцию,    а  повестку  оставить  в  почтовом  ящике.
               

За  дезертирство  во   время   войны   в  лучшем   случае была  штрафная   рота,   или   расстрел.   Выхода  никакого не  было - только  уходить.  Мама   одела   отца  в  свое  темно-синее, бостоновое   пальто  с  котиковым  воротником,  которое   мы   успели   захватить с собой,  завязала  ему   платок,  забрали вещи и ночью пошли на разъезд,  который был в  двух километрах  от  опытной  станции.
      
На  перроне   разъезда   не  было  ни  души,   было  холодно. В  мамином   пальто   отец   был  похож   на   женщину.  Это   темно-синее    бостоновое   пальто   с   настоящим    котиковым    воротником   прошло  с  нами  всю  эвакуацию  и  вернулось после  войны в  Мстиславль,  и  мама  его  ещё  донашивала  уже   после  войны.  Мама  рассказывала,  что   купила    котиковый    воротник  ещё  во   время   революции,  когда   работала   в  Смоленске  на банкира белошвейкой- надомницей.  Когда  началась   революция,  банкир  был  очень  расстроен  и  однажды  сказал  маме:

- Люба,  у  тебя, что-то  есть  в  банке, приди,  забери валютой  или  золотыми   монетами. 


- Мои   капиталы   не   пропадут, - ответила  мама. 


Так  как   было  у   нее  немного  наличных   денег,  она  пошла   и  купила  воротник   из  натурального   котика.  Так  и  остался у неё только  этот  воротник,  из   всего того,  что  заработала   она  до   революции. А все  её скудные капиталы – пропали.               
                Прошло  несколько  часов -  на пироне разъезда ник0го не было,  мы  замерзли, стояли и дрожали от холода, и надвигающегося страха.  Ночь,  что делать?  до  станции Ржакса  более  двадцати  километров.  Дороги  мы не  знали. Не идти же по  шпалам  пешком?  На наше  счастье   вдалеке  показались  приближающиеся  огоньки,   к   перрону   подъехала   дрезина  и  остановилась  около   нас.   Мужчина  с  дрезины  окликнул:               

- Куда  собрались   ехать?               

- В  Ржакса, - ответила  мама.               

Они  забрали   нас,  посадили   в   кабину. В  кабине  не  было  такого  холода,  и  мы  благополучно  доехали   до   станции   Ржакса. 
Отец в этом городе успел  познакомиться  евреем  сапожником.   Мы  отправились   к  нему   домой.  Была глубокая  ночь,   отец   постучал,   засветились   окна,   хозяин   через  закрытую    дверь   коридора,   спросил:


- Кто    там?   


Отец  назвался и попросился  на  ночлег, для конспирации говорил он на идиш. Хозяин   впустил  нас   в  дом.  В  доме   было  натоплено.   Мы   были  замёрзшие,   в  тёплой  хате  было  блаженство.   Домочадцы   все  спали,   хозяин   указал  нам  место  в  углу   на  полу,   мы  потихонечку  скинули  верхнюю  одежду,  подстелили  её  и   вповалку   улеглись   спать.
                Утром   отец  рассказал  сапожнику   о сложившейся   ситуации.  Сапожник был   польским   евреем, жившим в этом  городе  уже  несколько  лет.  Он  был  репатриирован  из  Польши  во  время  польской  войны  1939  году, так как имел там свою сапожную мастерскую. Он  с  пониманием  отнесся  к  нашим  проблемам,  и  советовал  отцу  не  выходить   из  дому,  а  на  вокзал   за   билетами  лучше пойти  маме. Нам  дали  покушать,  я  с  мамой  пошёл  на  вокзал.               

Приобрести   железнодорожные  билеты   оказалось  не   так   просто.   Люди   неделями   стояли   в  очереди, а  когда приходил   поезд,    давали,  один - два  билета. Проще  было  приобрести   билеты   через   воинскую кассу  или   кассу   матери  и  ребенка.  Мы   заняли  очередь.  Поезда,   которые   шли   через  станцию  Ржакса   были   переполнены. Я  видел,  как  люди,  которым   посчастливилось  достать   билеты,   с   боем   прорывались  в  переполненные   вагоны.  Целыми   днями  мы стояли в очереди на вокзале,   но  перспективы  купить  билеты  не  было,   ни  какой.

Отец  сидеть  взаперти в доме заготовщика не мог,  он  рвался  на  вокзал  и  говорил,  что   он  сможет  достать  билеты,   мама   слушать ничего не хотела  и  не   выпускала его.  Мы  не  знали,  что  нам   делать,  стало  ясно,  что   билеты   мы   не  достанем.   Продолжать  жить  у этих  чужих, гостеприимных  людей  не   позволяла  нам  совесть,  решили  перебраться  жить  на  вокзал. На  следующий  день, отправились   на  вокзал. Отец   снова   0дел   мамино    зимнее  пальто   и   платок.               

Вначале мы расположились в привокзальном  садике, и отец  прятался от каждого милиционера       и   военного.   Затем   стали  привыкать   к   обстановке.    Ночью   было    холодно,  спать  укладывались на вокзале,  на   цементном  полу.  Люди ходили, хлопали   дверями, цеплялись   и  наступали   нам  на  ноги,  толкали,  чтобы  пройти,  приходилось   часто вставать. Утром   в шесть часов утра  нас   всех   из  зала  выгоняли   на   уборку.  Весь  день  мы  сидели  в привокзальном   скверике,  дрожали   от  холода, и  боялись,  что  подойдёт  милиционер.  Вечером   спешили  захватить  место  в  зале.
               
Однажды  отец   подошел   к  военному,   у  которого   на  петлицах   было  три  ромба, (старший лейтенант) рассказал   ему,  как   мы  выскочили  из  города,  что  мы  голые  босые, что  ему  приходится  сидеть в  женском пальто.    Хотим     поехать  в  теплые  края,  что   вот  уже   много   дней  он живёт  с  семьёй  на вокзале,  а  билеты   не  достать.   Военный  поднялся, пошел  на  вокзал,  ничего  не  сказав. Мама   стала   строить   версии  и   ругать   отца,   что   он   сейчас  приведет  милиционеров.  Мы  здорово перетрусили,  отец   спрятался.  Военный  через  некоторое   время  вернулся и принес  четыре   билета, которые он купил  за свои  деньги, и  ни  за что  не  хотел   брать  с нас деньги,  сказав:               

- Вам  они  еще  пригодятся.  У  вас  малые  дети.               


Вечером  пришел  наш  поезд, который  стоит  две  минуты. Проводница  нас  не  пускала  в  вагон, говоря,  что  он  переполнен. Наш  военный  пришел  нас  проводить,   поругался  с  проводницей,  помог   влезть   в  вагон.    Когда   поезд   тронулся,   мы    облегченно  вздохнули.   Народу  в вагоне  было  так   много,   что   протиснуться    внутрь , не  было  ни  какой  возможности, всю  ночь  мы сидели  и  спали в тамбуре.  На   следующий  утро  поезд прибыл  на  станцию  Балашов,   дальше   поезд   не   шел.               
                Это   была   Саратовская   область.  Балашов  крупный  железнодорожный узел. Народу  на  вокзале  было  еще  больше,  чем в Ржакса,  с   билетами  -  та  же  история.  Отец  продолжал   маскироваться  под   женщину, мы боялись,  что  и  здесь    его  могут   узнать  и  арестовать. Вначале разместились  в  привокзальном   садике,  места   на   вокзале   не   было,   потом   перебрались  в  зал,  и  заняли   место  около   дверей.  По  мере   того,  как  пассажиры  уезжали,  мы  захватывали   более удобные  места, через  три  дня  мы  уже   занимали   скамейку в  углу,   далеко   от  дверей  и проходов.    Спали, один кто-то на скамейке, остальные  вповалку  на  полу.  В   шесть  часов   утра   нас  выгоняли,  для  уборки   зала,  а  после  уборки мы спешили   снова  занять   свое  место.
                Неизвестно, сколько время могла  продолжаться  такая жизнь. На вокзале, как беженцам  нам выдавали какой-то паек, помню, давали чёрные сухари, которые невозможно было грызть. В Балашове на вокзале мы прожили восемь  суток,  пока  не   соседи,   появившиеся   рядом.   Разговорившись,   они   подсказали  нам,   что   через    станцию   ежедневно   проходят   эшелоны,  стоит    только   подойти,  поплакаться,  сказать,  что   отстали   от  поезда,   главное -  это   влезть   в   вагон. Они   сами   приехали   таким   эшелоном.   

Первым   прибывшим  эшелоном,  шедшим  на  юг,   эта  идея   сработала, нам  разрешили   влезть   в  товарный  вагон,  который   называли  пульманом. Он   был    довольно  просторный  и  оборудованный в  два  этажа. Пассажиры спали на соломе.
                Родителям нашлось место   внизу. Ехали  в  основном  евреи  с  Украины,  обстановка  была  доброжелательная,  у  всех   было  одно  горе -  война.   Меня и Маню посадили  наверх,  там   уже сидели  дети,  и  можно   было  смотреть   в   маленькое   окошко.   На  больших    станциях   эшелон   останавливался;  но  никто   не  знал,   сколько   он  будет  стоять.   

Пассажиры  по  путям   бежали  на  вокзал  за  кипятком  и  на  рынок   при  вокзале.  Иногда   эшелон   останавливался   в   чистом   поле,  и  мог  там   стоять  бесконечно долго.  Бывали  случаи,  что  некоторые не   успевали   прибежать  назад и  отставали  от  поезда, тогда   близкие   охали,   ахали,  нервничали, плакали   и переживали,  а  потом   вдруг,   пропавший   человек   появлялся  через  несколько  суток.
 
Одна  из  проблем,  это   был  туалет.   Вначале  люди  стеснялись:  первыми  начали  пользоваться  открытыми  дверями  на  ходу  мальчики  по  маленькому,  затем  по  маленькому  так  же  стали пользоваться  и  мужчины. Женщинам  было  хуже, было  ведро, родственники  держали  простыню,  якобы  отгораживая  туалет  у  закрытых  дверей,  а  затем  на  ходу  содержимое  ведра через открытые двери выплёскивали на насып.   

Если   состав  останавливался на  переездах   или  в  поле,   люди  выскакивали,   и  не  обращая  внимание мужчины и женщины  усаживались  вдоль  насыпи ж. дороги. Иногда не  успев  оправиться, паровоз  давал  гудок,  люди  не  успев опорожниться и натянуть штаны, спешили заскочить  в  вагон.
                Каждый  раз,  когда  отец   уходил,  мы  ждали   и  боялись, что  он не  успеет  вернуться.  Мне  вначале  не  разрешали  выскакивать  и  отходить  от  вагона,  но  со  временем  я  приловчился   спрыгивать   и  быстро  залезть   назад   в  вагон,   и  я стал   одним   из    поставщиков    кипятка   и  хлеба,  который   выдавали  нам   на  станциях.  Через  два   дня,   наш  эшелон   подошел  к  Волге,  об этом  было   много   разговоров, и  я   напряженно  ждал  этого  момента.
                Проснувшись  ночью, я понял, что состав  наш  стоит. Через открытую дверь был слышен  негромкий разговор с кем-то снаружи, каторый сказал:               

- Сейчас  будем   переезжать   Волгу,  на    том   берегу   город    Камышин.               


Я  стал смотреть в  окно. Эшелон  долго  стоял и,  наконец,  паровоз  подал  гудок,  рванул  состав  и  медленно  покатил   к   мосту.  Была   осенняя   темнота,   ничего   не   было   видно,   только   слышны   были   стуки  на пролетах  моста,  и   где-то   вдали   мерцали   огоньки.
                В   Камышине  наш  эшелон  повернул  строго на юг.  С  каждым  днем  становилось  все  теплее  и  теплее,   на   станциях   появилось   много   арбузов,   их   называли   Астраханскими, они были  небольшими,   зелеными и  полосатыми, и очень сладкими.  Теперь  в  вагонах  все  ели  арбузы,  из вагонных дверей  и  окон на насыпь   летели    арбузные  корки. Днем  в  вагонах    было  жарко,    зато  ночью  было  холодно,  закрывали   двери  и   окна.   

Главная   опасность   была  отстать   от  поезда,  и  мы  договорились,  если   кто-то из нас  отстанет, на  первой  большой   станции  выйти  всем,  и  встречать,  все  поезда  и  эшелоны.  На  станции  Арысь  нам    объявили,   что   эшелон    идет   на   Алма-Ату.   Выходить  из  вагона   не  хотелось,  так   как  мы  за   две   недели   прижились,  да  и  нам  было   все   равно  куда  ехать.
                В   два  часа   дня   состав  прибыл  в Чимкент. Была  жара,  и  мама  в  одном   ситцевом   платьице   выскочила   на  привокзальный    рынок,  неожиданно  паровоз  дал  гудок,  мы   успели   вскочить  в вагон,  и  состав  потихоньку  стал  набирать  скорость.  Я  видел,   как   мама   бежит  к   поезду,  но   он  уже  набирал   скорость. В  Джамбул   мы   приехали   около   шести   часов вечера,   вышли   из   вагона,  тепло распрощавшись  с  нашими  попутчиками,  которые  пожелали  нам удачи.
                Было  тепло,   мы  расположились  на  скамейке   в  привокзальном  садике.  Я очень  переживал,  без   мамы  я  не  мог  жить ни минуты,  бегал  встречать  каждый   поезд,  повторяя: 

- Чтобы   мама  приехала,  чтобы   мама  приехала, чтобы мама….. 


Около   двух  часов  ночи,  на станцию прибыл   эшелон.  Где- то  в  конце  его из  вагона  соскочила  женщина, я  бросился  туда   бежать,  это  была   мама!  Сколько  было  радости!   Я  привёл  ее   в  садик, где  мы сидели, мы накинули  на  нее  её  пальто,  все  были  счастливы, что  мама  догнала нас. Мне не хотелось от неё отходить ни на шаг, и я всё время сидел с ней рядом.

Утром  осмотрелись. Место   понравилось. Садик  был  окружен   пирамидальными тополями   и   кустами   акации,  вдали   виднелись   высокие    горы,  вершины  которых  были покрыты  снежными  шапками.   Мы решили  остаться  здесь,   раз   так  распорядилась судьба.  Отец пошел     в военкомат и райисполком. Нам предложили  поехать в Михайловский район, и тут  оказалась попутная  машина, которая отвезла нас в  село Михайловское, к Михайловскому к райисполкому.
                Пока отец с мамой были в райисполкоме,  решали,  куда  нас  определить,  я  стал  оглядывать  местность. Село  состояло  из  беленьких   глинобитных   домиков, с  обеих  сторон   дороги  были   вырыты  канавы - арыки,  усаженные   высокими   пирамидальными    тополями.   Во  дворе   райисполкома  стояла   маленькая  лошадь,   каких   я   раньше  никогда   не  видел,  как  потом  я  узнал,  это  был   ишак.  Травы   на   пустырях   не  было видно,  там    росли   только   колючки.   Во дворе лежали огромные груши, которые были пустотелыми, это  были  сухие   тыквы.  За домом был сад,  где   висели спелые яблоки.  Мне очень хотелось забежать в сад сорвать яблок, но я боялся, что будут ругаться.   
               

   6 Продолжение БУДЁНОВКА.   http://www.proza.ru/2008/01/29/106    
               


Рецензии
Самуил, читаю с большим интересом. Я тоже пережил эвакуацию в Ташкент из г.Днепропетровска. Но у нас был эшелон составленный из семей работников завода. Потом нас перевезли в Свердловскую область, куда был эвакуирован завод.

Александр Нотик   28.02.2011 23:16     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.