Продолжение Война 1941 - 1945 г. г. 11

 
МИЧУРИНСК.               

В   Мичуринск   поезд   пришел   позже  десяти  часов  вечера.  Шёл   дождь.    Временный  деревянный  вокзал  был полон  народа.  Дежурная  сказала,  что  недалеко  есть  другой  вокзал,  народу  там  мало,  и  мы  сможем  спокойно   там переночевать.   Молодая  женщина, стоявшая  рядом,  сказала:

- Я  как  раз  иду   туда  пойдёмте   со  мною  я  вас   провожу.
 
Вначале мы  шли  по  перрону,  дошли  до  переезда,  перешли   железнодорожные  пути и  стали  удаляться  от  железной  дороги.  Дождь  усилился,  а  мы  всё шли  по   каким-то  тёмным   улицам,    шлепая   по   лужам,   среди  частных,   одноэтажных   домов.   Мама  стала  беспокоиться  и  спросила:

- Куда,  Вы,  нас  ведете?
 
Женщина  отвечала:

-Уже  скоро.   

Мы  сворачивали   то   в   один,   то   в   другой   переулок.   Мама     остановилась   и   заявила,   что   дальше   мы   не   пойдем.

- Вот-вот,  совсем  близко, -  успокаивала её женщина. 

       
Так мы шли около   получаса,  тогда  мама  заявила,  что  дальше  не  пойдём. Мы   повернули  обратно,  и  еле  нашли вокзал.  Вернувшись,  мама  рассказала  дежурной,  что  нас  вели,  чёрт  знает   куда,  вахтер  удивленно  на   нас   посмотрела  и  сказала, что  второй  вокзал  здесь рядом,  пять  минут  ходьбы.   Женщину,  взявшуюся  нас  проводить,  она видела в первый  раз.  Мы  больше  не  решились  никуда  идти,  нашли   место  и  устроились   на   ночлег.   
 
Когда   мы  проснулись утром, около  наших  мешков  были  огромные   лужи. Как   потом   оказалось,  это  вытекла   наша   соль,  и  мешки   стали   легкими.  От  целого пуда,  который   мы  тащили  из  Казахстана,  осталось  килограммов   пять. Мы     высыпали соль на   газеты, чтобы  просушить.
 
Я вышел  на  перрон.  Погода  установилась,  светило  солнце.  У дверей  вокзала   женщина  продавала  картофельные  пирожки,  обжаренные,  румяные,  по  десять  рублей за пирожок.  Мне  очень  захотелось   пирожка,  я стал  просить  маму,   купить.   Она  вышла,  посмотрела  и  стала  говорить:   

- Сыночек, ты, уже  большой,  нам  еще  нужно   купить   билеты  и  добраться   до  Монастырщины,  вот   приедем  туда,  я  тебе  напеку  целую  сковороду. Вот,  пойду  сейчас  к  коменданту,  потом  сварим   суп,   иди  лучше  поищи  дрова.

Так  и  не  купила  мне  пирожка.               
 
К коменданту  вокзала   мы  пошли   вместе.  Усатый  пожилой   мужчина  сурового  вида в  военной  форме,  слушал  маму,  не  поднимая  голову  от  какой-то  бумажки.  Мама  говорила,  что   муж  на  фронте,  что  вот   уже  целый  месяц  она с   детьми   добирается  на   родину,  что  у  нее   нет   денег,   что   ей  нечем   кормить    детей. Она  просила, чтобы  он  помог  достать  билеты   до   Смоленска  и  оказал  материальную  помощь.
 
Комендант  поднял  голову и долго смотрел на  нас.  Я  понимал,  что  мама   чувствует  себя  неловко. Она   никогда   ни   у   кого   ничего   не   просила,   всегда   надеялась   на себя,   умела   обеспечить   себя и нас,  ограничиваясь   малым,  и  чем   могла,   помогала другим - нуждающимся.   

Вид  у  нас  был   не  очень  привлекательный:  мы были грязными,   оборванными,   голодными   и  не  выспавшимися  после того, как валялись  на  вокзалах  на  голом   цементном   полу.   У  меня,  как   говорила   мама,  торчали  только  глаза  и  уши. Еще  не   высохшие  со  вчерашнего   дождя,  мы   стояли   и   напряженно   смотрели   на   коменданта и думали:  поможет  чем,  или  откажет?  Комендант   посмотрел   на  меня,  вдруг  широко     улыбнулся,  подмигнул  и  спросил:
 
- Что,  у  вас  совсем   нет  денег?

- Почти  совсем, - тихо сказала мама.

- Ладно, - сказал   комендант, - я   выпишу  литер, и  посажу  вас на  ближайший  поезд,  он  будет  завтра  во   второй  половине   дня,  и  дам   талоны  на  обед  на  два   дня.               
 
Пассажирский   поезд   подкатил  к  перрону. У  нас  на  руках  были  билеты  в  общий  вагон. Я  думал,  что  это  будет  вагон  с  сидячими  местами;  но  оказалось, что это   был    жесткий,    спальный   вагон с  поднимающимися   полками   для  военнослужащих. Народу  было  мало,  в  основном  солдаты.            
 
Как  только  мы заняли   купе, я  сразу  же  полез  на  верхнюю  полку.  Можно  было  лечь  и  на среднюю   полку;  но  я, уже  привыкший к тому,  что  могут прийти  пассажиры и турнуть с средней полки,  решил: лучше  похуже,  но  надёжнее  наверху.  Какая  здесь  была  благодать! Тепло. Я снял и подстелил  под себя свое  пальто,  мешок  подложил  под  голову  и  сразу  улегся   спать. Здесь,  наверху  было  свободно,  можно  было  вытянуть  ноги,  и  никто  по  ним  не   ходил.   

Поезд   тронулся,  и  я  сразу   уснул   под  стук   колес.
Вечером мама разбудила меня. За окном было  темно, в  купе  под  потолком  тускло  горела   электрическая  лампочка,  поезд   шел   без   остановок.   Мне  не  хотелось  слезать  даже,  чтобы поесть.  Попив  чай  с хлебом,  я снова  залез  на  своё  место и проспал  всю  ночь.               
 
Наутро  следующего  дня,  я  слез  с  полки. Поезд   шел  хорошо,  без   остановок,  за   окном  мелькали   хвойные   леса,  кирпичные  коробки  от  разрушенных   вокзалов,  печи  от   сожженных   хат. Мы   ехали   по  территории,  бывшей  под  оккупацией  немцев.   Мама   тяжело   вздыхала,   видя   эти   картины. 

За   окном  появлялись   березовые  рощи,  которым  я  радовался,  они  стояли,  как  девочки,  одетые  в  беленькие,   праздничные  платьица.    В  Казахстане   берез   не   было, и было  наших  европейских  мягких  лесов  и  полян, покрытых  зеленой  травой. Там  были  только   колючки  и  выжженная   трава.    Я  не  мог  оторваться  от  берез,   мелькавших  за  окном,  и  говорил   маме: 

- Ну,  посмотри,  какие  они  красивые,  как  они  красиво  стоят,  то  по  одной,  то  целой  стайкой,  похожие  на  девочек  первоклашек! 

                СМОЛЕНСК.               
В  Смоленск   поезд   прибыл   под    вечер. Вокзал   был   разрушен.  Вокруг   виднелись  разрушенные   многоэтажные  дома,  весь  город  стоял в развалинах, только виднелись золотые купола  монастыря  над  Днепром.  Переходные  мосты  через  железную  дорогу   были   взорваны, искореженные  фермы  висели   над    рельсами.  Кое-где   дымились  вагоны  и  догорали разрушенные  дома.  Нам   сказали,  что  прошлой  ночью   была   бомбежка.  Эта   картина   произвела   на  нас   угнетающее   впечатление,  мы  поняли, что  попали  в  пред.  фронтовую   зону.       

Нас   направили   в эвакопункт,  который   находился   на   первом   этаже   в  одном   из  разрушенных    зданий.   Это  было  единственно уцелевшая большая  комната.   Посреди   неё  стояла  буржуйка, было  хорошо  натоплено.  Мебели  никакой  не было,  люди   сидели  на  полу. Мы нашли  себе  место,  расположились и  разделись.      

  Наши соседи  сказали,  что  ночью  бывают   налеты,  тогда  нужно  бежать  в   бомбоубежище,  которое  находится  в  подвале  соседнего  дома,  а линия  фронта  проходит  где-то  в  ста  километрах,  в тихую  погоду  ночью  слышна  артиллерийская  канонада. Это  сообщение  расстроило  нас  еще  больше, что рядом фронт.
 
Мы узнали, что  эвакуированным,  живущим  в эвакопункте,  выдают  в  райисполкоме   хлебные   и   продуктовые   талоны,  для этого нужно   зарегистрироваться. На   следующий   день   мама   получила   на  троих  буханку   хлеба,  однодневный   сухой   паек  американского  солдата  и  денежное  пособие,   как   семье  фронтовика.  Паек  нам  дали  на   два  дня.  Это   была  большая, картонная  коробка. В ней   были  уложены  консервные  банки   с  колбасой. Банки  открывались   специальным   ключом. Кроме того, там мы нашли   яичный  порошок,   сухое  молоко,   баночки  с  повидлом и  сливочным  маслом,  сухари,   галеты,  шоколад,  еще   что-то   и   десять   жвачек  в  маленькой  упаковке.
 
Мама только  удивлялась  такому   пайку,  что  всё  это   должен  съесть   один   человек   за   один  день?  Мама  говорила, что  такого  она  не  видела   и  не   слышала,  чтобы   яйца  и молоко  были  в  порошках,    чтобы  жевали   резину. И  что  это  за  страна  Америка, что  так  кормит  своих  солдат?  Развел   яичный   порошок  с  водой,   вылил   на   сковороду,  вот  тебе   и   омлет.  Всыпал   две  ложки  порошка  в  стакан  с  водой, вот  тебе   и   молоко. Нам  же  однодневный   паёк американского  солдата   выдали  на  троих  на   два  дня.  Особенно нам,   пацанам,  нравилась  сладкая жвачка, которую  мы  жевали  целыми   днями,   надувая  пузыри, пока  она не превращалась  в труху.               
 
Рядом  с  эвакопунктом  была  дорога,  по которой  день  и ночь  шли  войска  с  востока  на  запад. Готовилось  наступление  наших  войск  на  Оршу  и  Минск.  Теперь  войска  шли  не  так, как  мы  видели  в  1941 году:  солдаты  были  одеты  в  зеленые  английские  шинели,  красные  американские  ботинки  на   тракторной   подошве,  вместо   винтовок   были  автоматы.  Отечественные  ЗИСы  и  газики  проезжали  очень  редко.  В  основном   шли   мощные американские   машины:     Студебеккеры,   Шевроле,  Доджи.  На  открытых,  юрких   Виллисах   ехали   офицеры.               

На  фронт  шли  сибиряки  и  дальневосточники. На  привалах  старшина   раздавал  солдатам  хлеб, большие   банки  американской  свиной  тушенки.  Свиную  тушенку  ели  везде:  на  привалах, в  кузове  машин, на танках, -  только  пустые банки отлетали,  которые служили  нам вёдрами, стаканами,  тарелками.    Иногда  солдат  или  старшина  подзывал  меня, отрезал поперек  буханки кусок хлеба, густо  намазывал  его  свиной тушенкой.  Я съедал  этот  деликатес  в один  момент.  Иногда   полевая   кухня  останавливалась  недалеко  от  эвакопункта,  я  старался   в  это  время  там   крутиться.  После   того,  как  солдаты  пообедают,  повар  подзывал нас, пацанов, накладывал  нам в  алюминиевые  миски   каши  с   мясом. После  такого  обеда, я  отказывался  от  своей  порции  в эвакопункте, чтобы  Мане  и маме  досталось   больше  еды. 
 
Мама искала  машину  или подводу, чтобы  доехать  до  Монастырщины,  до  которой  было  шестьдесят   километров. Войска  двигались  на запад, а  нам нужно было на юго-восток в сторону  от больших  дорог.  Она   никак  не  могли  найти никакого транспорта.  В  эвакопункте   Смоленска  мы  прожили  десять  суток.  С   утра   каждый  день  мы получали  талоны  на  хлеб  и  продукты. 


  12 Продолжение СТАНЦИЯ ПОЧИНОК.    http://www.proza.ru/2008/01/29/262