Дежурство

(заметка в многотиражку "Гроб".
корпоративное издательство "Вольный могильщик")
*
Желтая сосновая иголка упала на голову и запуталась в челке.
Анна стряхнула ее, и та спорхнула на могилу, загасив тщедушное пламя тоненькой церковной свечки. «Пора». Анна поднялась со скамьи, поправила цветы, поклонилась, перекрестясь на памятник, и пошла, петляя между могил, в сторону широкой кладбищенской тропы, по которой – она помнила – минуты за две можно будет выйти к главным воротам.
Она шла медленно, утопая каблуками в рыхлой земле. Могилы плотно теснились друг к другу на пути ее следования. Какие – бесприютно, какие – в пристойном обрамлении оград. Собственно, ограды и были главным препятствием. Порой они стояли так близко друг к другу, что в пространство между ними едва можно было просунуть ладонь. Иной раз перед Анной вставала бесконечная гряда изгородей, вдоль которой она медленно шла, опустив голову и стараясь не наступить на подчас совсем заросшие, низкие бугорки забытых могил.
Наконец, она выбралась на твердую землю и оглянулась в поисках выхода.
Был шестой час вечера. Тени от сосен наискосок перечеркивали кладбище, сумрачно стелясь вдоль незнакомой тропы. «Не туда вышла» - подумала Анна и двинулась в сторону теплой лиловости заката. Она сделала это бессознательно, повинуясь бестолковой женской логике: «там светлее». Не то, чтобы она боялась. Кладбища давно ее не пугали. Просто пришло ощущение завершенного дела, и нужно было возвращаться домой. А там, где светлей, там – по той же логике – и быстрей.
Впереди она заметила старушку и решила ее догнать, с целью спросить дорогу в тихом благопристойном тоне, чтоб лишний раз не кричать в этом скорбном месте. Старушка была все же, наверное, глуха, потому что, не останавливаясь, шла себе и шла, хоть рыхлый топот из-под ног Анны был неприлично громким внутри мертвого города. Анна бежала, а старушка все еще была далеко, и вот совсем исчезла за поворотом.
Анна добежала до поворота.
Это была развилка. В три стороны бесконечно тянулись кресты, каменные плиты и поблескивающие грани памятников из нержавейки. Три широкие тропы, тоскливо зажатые между ними, c одинаковой безнадежностью вели в безлюдное «никуда». Чужие мертвые лица с надгробий отовсюду смотрели на Анну без сочувствия. Старушки нигде не было.

- Вы ищете выход? Я Вас провожу. – Негромкий голос обозначил рядом мужчину, лет сорока.
Она обрадовалась:
-Да, пожалуйста… Спасибо. Вот, заблудилась. Надо же..
- Давно здесь не были?
- Год назад. Теперь не часто..
Она больше ничего не сказала, но, похоже, мужчина понял и больше ничего не говорил.
Они быстро дошли до ворот. Это были другие ворота, не те, в которые она входила сюда.

За воротами, сразу направо, под черными коваными листьями ограды, стояла скамейка на таких же кованых ножках.
- Вы посидите. Тут иногда проезжают машины. Наверняка, сможете какую-нибудь остановить.
- А Вы?
- Я дежурю. Впрочем, я первый день. Наверное, можно… - он вышел из-за ограды.
- Что ж, Вас, неужто, заругают за то, что посидите чуть-чуть. Ведь надо ж и отдыхать.
Мужчина осторожно сел рядом с ней. Не так, чтоб совсем близко, но и не на другой край скамьи. Такое очень правильное расстояние, когда возможны не все случайные соприкосновения.

Они посидели, молча.
А потом мужчина спросил:
- Он Вас любил?
Анна не удивилась и не оскорбилась. Вопрос не уколол неожиданностью чужого любопытства, а прозвучал, как продолжение собственных светлых воспоминаний.
- Думаю, да. Не знаю. Наверное, да. Мне всегда казалось, что все у нас как-то не так, как полагается. Я представляла любовь, как букет белых роз, перевязанный бледно-лиловой лентой..
- Так Вы поэтому?..
- Да. – женщина улыбнулась сквозь смущение. – Вы видели?
- Я видел.
И – почти без паузы:
- А я… я не представлял никак. Когда я думал о любви, то не произносил этого слова даже мысленно. Мне вспоминалась она, спящая на спине, с приоткрытым ртом, чуть похрапывающая. Когда я смотрел на нее, спящую, то испытывал почти боль от сумасшедшей нежности. Я бывал до полусмерти задушен этой нежностью, как невыплаканными слезами. Если б в этот момент она проснулась и что-то спросила, я бы не смог ответить и, наверное, разрыдался. Вот так я смотрел на мое сокровище и умирал от счастья, что она, так вот просто, по-человечески, спит, доверчиво не заботясь о том, как смешно или нелепо может выглядеть во сне. Я, кажется, в эти минуты больше всего ее и любил.
- Ах, вот как. – Анна опять смутилась. Оборвала себя в намерении что-то еще сказать и задумалась, вспоминая то ли о ночах, то ли о цветах.
Собеседник не мешал ей. В нетягостном для них обоих молчании они изредка мельком поглядывали друг на друга, успевая встретиться ласковыми торопливыми взглядами без глубины, и дальше, молча, сидели рядом, но каждый сам по себе, глядя прямо перед собой.
«Какой он… Этот, хм, дежурный. Что его занесло на кладбище?» И в продолжение своих мыслей она вслух спросила:
- А здесь Вы что делаете?
- Здесь? – Он тоже удивился. И они снова коротко посмотрели друг на друга.
- Как все. – С тихим спокойствием добавил он.
- Ах, ну да… Работаете. – Ей стало неловко. Расспрашивать о жизненных вехах случайного встречного не входило в ее планы. Да и кладбище было не тем местом. И вообще. «Так все не интеллигентно получилось» - укоряла она себя и в похолодевшей паузе суматошно про себя подбирала слова извинения за бестактность или такие, которыми можно было затереть эту неделикатно задетую тему. «Балда» - думала она. – «Хорошо, сообразила про жену-детей не расспрашивать».
Молчать дольше становилось неприлично, но тут пустующая дорога оживилась появившимся автомобилем.
Анна привстала и махнула рукой.
Автомобиль притормозил.
Мужчина за рулем выглядел бодро-озабоченным, всем своим видом показывающий: дескать – надо – садитесь, а у меня и без вас дел по горло.
Анна торопливо села рядом с водителем.
- А он? – шофер мотнул головой в сторону ворот.
- Он дежурный. – Сказала она и, хлопнув дверцей, чем вызвала страдальческую гримасу на лице водителя, еще раз посмотрела на своего давешнего провожатого. Как-то надо было его поблагодарить. Хоть помахать рукой. Тот стоял у ворот и смотрел вверх. Ее прощального взмаха он не увидел.

- Дежурный, говорите? – водитель, не отрываясь от дороги взглядом, взял с панели правой рукой початую пачку сигарет, встряхнул ее, подхватил губами выскочившую сигарету и протянул пачку пассажирке. Анна помотала головой - «нет». – Я слышал, что покойник, которого хоронят последним на дню, обязан дежурить по кладбищу до следующего утра.
Он уже готов был посмеяться своей чёрной шутке вместе с пассажиркой. Анна была готова сдержанно подхватить – мол – что ж, «мементо море» и все такое. Но ей почему-то отчетливо вспомнился новый черный костюм «дежурного», уголок белого платка в нагрудном кармашке….
Она застыла, припоминая другие детали этого странного свидания, и не замечала, как окаменел водитель, вперив посветлевший до оловянной белизны, немигающий взгляд вперед, где в пунцово-фиолетовой от закатного солнца арке облаков виднелись городские дома. И старательно не смотрел в сторону неподвижной женщины, так и не снявшей темных очков…..