Записки редактора, или Несколько слов о свободе сл
Или вот совсем недавно. Одна журналистка из новостей сняла сюжет про ДТП. Кто-то там погиб – то ли водитель, то ли пассажир. И надо же было случиться, чтобы одним из участников происшествия был… неважно кто. Большой человек на оч-чень дорогом «мерсе». Такие по нашим дорогам меньше двухсот в час не едут. А большим людям огласка ни к чему. Топнул большой человек ножкой – ищет теперь журналисточка новую работу.
Говоря о свободе слова, как правило, приводят в пример журналистов, погибших из-за профессиональной деятельности. И мало кто понимает, что нас медленно убивают каждый день. Я имею в виду настоящих журналистов, тех, которые могут считаться совестью народа. Успокойтесь. Их уничтожают не физически, а всего лишь морально. И в первую очередь это касается телевидения, где журналистика уже давно превратилась в шоу-бизнес.
… С утра – звонок. Высокопоставленный господин Г. недоволен. Судорожно глотая вдруг набежавшую слюну, спрашиваю: чем? Оказывается, господина высокопоставленного Г. в прошлой программе не показали в кадре. А от его воли зависит финансирование программы.
И половина следующей передачи посвящается извинительным реверансам.
После чего в редакцию звонит недовольный господин Б.. Нащупывая в ящике стола валидол, спрашиваю: чем? Оказывается, вышеозначенного господина Г. слишком много показывали в прошлой программе, и это вызвало праведное негодование господина Б., Бог знает что с Г. не поделившего. Руководство в трансе, журналист получает нагоняй и напутствие: если где-нибудь на съемках будет присутствовать означенный Г., обязательно его снимать. Но интервью не брать ни в коем случае, чтобы не раздражать господина Б. А в остальном – само собой, полная демократия и свобода творчества.
Вот и приходится приспосабливаться, изворачиваться, чтобы и вышестоящих ублажить, и не сфальшивить по возможности. Что, мемориальную досочку открыли? Господин Д. собственноручно простыночку с нее сдернул? Вот и прекрасно, и очень хорошо, пусть сдергивает, пусть зрители видят, какой он культурный и образованный. Им же, зрителям, невдомек, что свое высокоинтеллектуальное выступление господин Д. за две минуты до мероприятия выспросил у краеведа, который на эту доску, может быть, жизнь положил. И в интервью повторит его слово в слово. И забудет сразу же. И когда камеры выключатся, господин Д. и иже с ним повернутся к журналистам затылком и снимут приятную улыбочку с лица, чтобы зря не пылилась. А мы попутно вспомним тех, кому эта памятная доска установлена, или каким - действительно славным – событиям посвящена. Это в лучшем случае. В новостях даже этого не сделают…
То бишь, получается, что рассказываешь о великом нашем прошлом, и делать это, безусловно, нужно и важно. Но сдабривается все это такой ложкой дегтя – пиар называется. Попробуй-ка означенного господина Д., или Г., или Б., не показать, и тогда уж они тебе покажут. Кузькину мать.
Но все это – сущий пустяк перед различного рода заседаниями, съездами, конгрессами, конференциями, слушаниями и круглыми столами. На профессиональном сленге все это называется одним емким словом – заседалово. Ох, уж этот мне бич всех журналюг, гремучая смесь из вранья, словоблудия, глупости, бессмыслицы и очковтирательства! Сколько лапши мы снимаем со своих ушей, чтобы потом – не по злому умыслу, а хлеба насущного ради – навешать ее вам, дорогие мои зрители, слушатели, читатели и почитатели. Да будут благословенны те из вас, которые за долгие годы нашей дерьмократии научились нам, журналистам, не верить!
А еще бывают сюжеты про акции милосердия. Это ведь у нас, простых смертных, милосердие, а у больших людей – акции. Когда приезжают они в какой-нибудь Богом забытый детский дом, дарят детишкам телевизор или там игрушки. Безусловно, нужны детишкам и телевизор, и игрушки. Но зрители, опять же, не видят, как господин Н., поцеловав в кадре очередного ребеночка, за кадром брезгливо вытирает губы платочком. Этого съемочная группа показать не может.
Ну, наберешься храбрости, скажешь ему: Вы, сударь, подонок. А он тебе спокойненько так, голосом человека, который привык утираться после плевка: ну и что? Я подонок, а ты – безработный. И никому ты, кроме таких же сволочей, не нужен. А если кому и нужен, то нет у него денег, чтобы платить тебе зарплату. Так что сиди смирно, нето в угол поставлю. Если не выпорю.
Надоело слышать на съемках: это наше телевидение, они покажут как надо. Да вы хоть знаете, как вас надо?!! Врать надоело, писать под диктовку, делать в выстраданном тексте глупые, но политкорректные правки. Само слово «политкорректность», оправдание для вранья, надоело до чертиков. Звонки в редакцию по утрам – телефонный разбор полетов. Знать бы, как можно иначе…
А куда деть душу? Если плачет она, окаянная, как тот котеночек, которого я в детстве на свалке из мусорного пакета вытащила. Только ее обогреть некому, и не хватает ей воздуха. Правды не хватает. Искренности. И милосердия – настоящего.
P.S. Все буквы Г, Б, Д и Н в тексте являются творческим вымыслом. Любые совпадения с реальными событиями и фамилиями случайны.
Свидетельство о публикации №208012900505
Александра Турлякова 27.08.2011 20:04 Заявить о нарушении