Музыканты пустых жизней

Однажды N постучал по своей жизни и услышал глухой пустой звук. Это его ошеломило, и он потряс жизнь, но это не извлекло вообще никакого звука.
“Странно” – подумал N, - ведь, кажется, вчера в ней еще что-то было. Он начал размышлять, что же там было и куда оно могло пропасть, но эти рассуждения привели его только к вопросу, а что он вообще туда клал? N задумался еще крепче.
Прошло несколько минут, но на ум не приходило решительно ничего.
Чтобы как-то отойти от состояния обескураженности, которое охватило его, он вслух произнес:
- Наверно в ней дырка, и все вывалилось.
Он начал крутить в руках жизнь, внимательно ища в ней прорехи. Но жизнь было неудобно держать в руках, ее трудно было обхватить, она постоянно выскальзывала, и из-за этого N все время терялся, на каком месте он остановился. В его рациональную ум все время лезли, как будто защищая от других, очень здравые мысли о том, как надежнеее проверить жизнь на наличие дыр. Одна мысль подсказала, что можно кинуть в воду и посмотреть, не наберет ли воды, для надежности притопив сверху чем-нибудь тяжелым, например, собой. Но N решил, что так обращаться с жизнью как-то неуважительно, это же не какая-то пустая бочка. Другая мысль выразила мнение, что можно аккуратно проделать в ней другую дырочку, вставить насос и надуть. Потом аккуратно заклеить новую дырку и посмотреть что будет. Но N представил себе, как его жизнь, бешено свистя через обнаруженную таким образом дырку, уносится от него куда-то далеко и как он пытается ее догнать, а в последствии найти, и отбросил такую идею. Да и как потом жить, если не найдешь?
Остальные мысли были совсем бредовыми, и, бросив попытки поиска дырки, N вновь занялся воспоминаниями, что же он туда клал, что оно оттуда испарилось.
“В конце концов можно положить туда это все еще раз.” – логично подумал он – “Главное только вспомнить, что же там было.”
Так он усердно просидел первые пять минут, сосредоточенно нахмурив лоб и глядя в одну точку на своей жизни. Но точка, видно, была неудачная.
Начиная немного паниковать, он начал расхаживать туда-сюда по комнатке и думать уже не сосредоточенно, а напрягая все ресурсы, как будто взрывая килограммами динамита все пласты памяти, вглядываясь во все, что взметут в воздух эти взрывы. Но взрывы возносили в воздух только какую-то пыль, оставшуюся от чего-то очень давнего, а за этой пылью не было видно ничего путного.
Его рациональный ум снова принес спасительную идею – надо смотреть вокруг, а тогда будет легче вспомнить, что же раньше так весело гремело в его жизни. Воодушевленный, он напялил на себя уличную одежду, взял жизнь под мышку, вышел на улицу и резвой, энергичной походкой человека устремленного и полного оптимизма, пошел к тем местам, где было побольше людей и впечатлений.
Вокруг сновали люди, в подземельях сидели и стояли люди. В транспорте из окон смотрели люди. N внимательно смотрел на каждого и пытался увидеть, что болтается у каждого в его жизни. У некоторых жизнь была прозрачной, так что легко можно было увидеть безделушки, отскакивающие о стенки при походке, у других, как и у N жизнь была мутная и почти непрозрачная, так что нельзя было ничего увидеть.
“Интересно, в чем тут разница” – задумался N – “Они ее лучше хранят, чем-то особым чистят или она просто сама такой становится?”
Сколько N не ходил, он все равно не мог вспомнить, что он клал в свою жизнь.
Пройдя так добрых полгорода, N устал и сел на лавке. При этом его жизнь снова гулко стукнулась и издала тихий рокочущий звук. Проходящий мимо мужчина вдруг оступился и его жизнь, стукнулась и задела жизнь N, при этом издав звук, напоминающий звук от деревянной чашки.
- Извините, - сказал, неловко улыбнувшись, мужчина.
N извинил и остался сидеть дальше. Но тут ему показалось, что что-то ускользнуло от его внимания. Он сосредоточился и понял – его жизнь издавала более низкий и мягкий звук чем “деревянная консервная банка” прошедшего мимо мужчины. Этот факт порадовал его и он стал гордым за свою жизнь, несмотря на то, что она была пустая, и он даже не помнил, что же когда-то ее наполняло.
Довольно улыбнувшись, он несколько раз стукнул по своей жизни, и она издала все тот же, приятный для уха низкий и мягкий звук.
N успокоился и блаженно расслабился на скамейке, отдыхая от казавшегося теперь абсолютно ненужным занятия – искать, чем наполнить жизнь, чтоб она не была пустой и не издавала гулкого звука чего-то заброшенного и пустого.
Он все расслаблялся и смотрел в небо, когда услышал вдалеке какой-то стук. Он прислушался. Звук был похож на звучание его пустой жизни.
Он встал. Уже был вечер. И пошел на звук. Звук привел его в парк. Теперь N слышал другие гулкие звуки. Парк был богат извилистыми тропами, запутанными и заросшими по сторонам деревьями и кустами. Звуков становилось больше.
Резкий поворот выбросил N на небольшую площадь, в центре которой была парковая сцена, напротив которой в несколько ярусов стояли лавки. На лавках сидели люди и улыбаясь, наблюдали происходящее на сцене. А на сцене стояли такие же люди, видно менявшиеся с теми, которые сейчас отдыхали на лавках, и ударяли в свои жизни, как в бубен, извлекая из них гулкие звуки. Иногда получалась мелодия, люди старались бить в такт, иногда перемещаясь по сцене к месту где была более необычная жизнь, звук которой лучше сочетался с их собственной или звучал в унисон. Иногда кто-то из отдыхающих весьма удачно ударял в свою жизнь, и звук очень кстати дополнял мелодию на сцене.
Некоторые на сцене, видно очень увлекшиеся и бывшие в экстазе, кидались в пляс, стуча по своим пустым жизням и получая от этого неповторимое удовольствие. Все это сливалось в невообразимый танец скачущих тел и улыбающихся лиц, гула, стука и непонятной чистой детской радости, незамутненной ничем что могло бы ее поколебать.
“Как хорошо придумали” – подумал N – “Такая удобная сцена, такое веселое занятие”
N вдруг охватило чувство вознесения и одухотворенности, он как будто почувствовал что-то, чего ему всегда не хватало, и эта нехватка приносила неуловимое неудобство. Он чувствовал себя дома, среди этих музыкантов пустых жизней, которые сливались здесь в единый организм, которому было чуждо все, даже пустота его жизней.
И он схватил свою жизнь поудобнее и бросился в эту толпу колотить свою жизнь, извлекая из ее пустоты такие сладостные звуки, тряся ее над головой как бубен. Ему стало легко и просто и ничего не приносило чувства неудобства. Он стал еще одной клеткой этого организма. Клеткой, которая перестала задумываться о пустоте своей жизни, заполнив эту пустоту оглушающими звуками и утопив каждый миг в бесконечном и бессмысленном танце.