Надежда умирает последней

Надежда умирает последней

Что может быть страшнее смерти?

       Длинный, уходящий вдаль коридор. Широкий, с низким потолком, залитый холодным мертвенно – белым светом люминесцентных ламп. Белые, безликие двери с кодовыми замками, и несколько стульев, стоящих вдоль стен. Стерильная чистота, и зловещая, гробовая тишина. Наверное, такая же ти¬шина царит в морге, давая возможность живым ощутить бренность своего существования, почув¬ствовать дыхание вечности.

Он стоит у стены, сжав в кулаки ставшие влажными от волнения пальцы. Напряженный взгляд прикован к двери.
- Неужели все так плохо? – произошедшее не укладывается в сознании.
- Нет, тут какая – то ошибка. Досадное недоразумение. Это просто обморок. Обычный обморок, которые часто случаются у пожилых людей в результате переутомления. Сейчас дверь распах¬нется, и она выйдет, застенчиво улыбаясь, и виновато глядя на доктора, которому невольно доставила столько хлопот.
- Врач скорой помощи ошиблась. Разве можно за несколько минут поставить точный диагноз? – он невольно вздрогнул, вспомнив, как тихо вскрикнув, Наденька схватилась руками за голову, выронив пакет с продуктами, и начала медленно оседать на асфальт.
Недоумение, тревога, страх, дикий, первобытный ужас – он заново испытал всю гамму этих чувств, пережитых совсем недавно, когда обхватив обмякшее тело своей супруги, растерянно замер среди бестолково суетящихся вокруг людей.
Захлопнувшаяся дверь реанимобиля отделила его от прошлого: вопросов, что лучше купить, свинину или более дешевую говядину на кости, проблем выбора печенья и картошки, которая за последнюю неделю вновь поднялась в цене…
Теперь их покупки валяются где – то там, в картофельных рядах на рынке. Странно, что он вспомнил об этом только сейчас, ведь холодильник почти пустой, и завтра вновь придется идти на рынок. А денег до пенсии осталось совсем мало.
- Господи, о чем это я? Она умирает, а мне в голову лезет такая чушь.
- Умирает? Это почему я так решил? Нет, она выкарабкается. Она у меня молодец. Непременно отойдет. Только нужно немного подождать. Сейчас проведут обследование, и станет ясно, что никакого инсульта нет. Просто давление. Гипертонический криз. Такое с нею бывало не раз.
Заслышав тихий щелчок замка, он вздрогнул, и бросился к двери, едва не сбив с ног медсестру, держащую в руках штатив с пробирками. Смерив его презрительным взглядом, девушка, звонко цокая каблучками, скрылась в конце коридора.
 
Доктор, с которым они беседовали на приемном покое, появился только через час.
- Ничего утешительного сказать не могу. Субарахноидально – паренхиматозное кровоизлияние. Состояние крайне тяжелое. Глубокая кома.
- Может быть, я могу чем - то помочь? – от волнения губы пересохли, и язык прилипал к небу.
- Возможно, нужны лекарства, деньги? – в голосе появились заискивающие нотки.
- Все необходимые препараты у нас есть, а вот насчет материальной поддержки… – Доктор с легкой иронией окинул взглядом пожилого мужчину в поношенном костюме.
– Вы не похожи на нового русского, способного оказать спонсорскую помощь отделению.
- Вы только скажите, я найду. Продам что нибудь. Займу.
- А вот этого делать не следует. Этим ей не поможешь. Большинство больных с такой патологией погибает, и вполне вероятно, что в ближайшие дни вас ожидают существенные затраты, связанные с похоронами.
Эти слова не стали для него новостью. За время ожидания у дверей реанимационного отделения он успел подготовить себя к самому худшему. Но сейчас, услышав из уст врача подтверждение своих страшных опасений, едва сумел сдержать навернувшиеся на глаза слезы.
- Скажите честно, что, нет никакой надежды?
- Пока человек жив, есть и надежда. Она умирает последней.
Врач озабоченно посмотрел на часы: - Извините, у меня дела. Заходите завтра утречком. А если что – мы позвоним. Номер телефона записан в истории болезни.

       Он сидит на диване, обводя бессмысленным взглядом такую родную и знакомую обстановку квартиры, в которой они прожили более тридцати лет. Массивный старомодный сервант из натурального дуба с причудливой резьбой на дверцах, оставшийся в наследство от тещи, телевизор, подаренный сотрудниками при выходе на пенсию, кресло с высокой спинкой обитое натуральной кожей, по случаю приобретенное в комиссионном магазине незадолго до рождения Виталика, и цветы. Множество горшочков с цветами, стоящих на подоконнике, на многочисленных полочках, на тумбочке и подставках.
- Она вас так любила. А теперь кто будет за вами ухаживать? Поливать по утрам, пересаживать, менять землю в горшочках, удобрять?
- Нет, ты поправишься. Обязательно поправишься. Правда?
Молоденькая девчушка в легком ситцевом платьице, стоящая на берегу моря, ободряюще улыбнулась с висящей на стене черно – белой любительской фотографии.
- Все будет хорошо, вот увидишь, - повторял он, разглядывая фото.
- Эта больница – лучшая в городе. Современная аппаратура, хорошие врачи… они и не таких тяжелых больных спасали. Тебе нужно держаться, моя хорошая.
Нежная трель телефонного звонка саданула по перепонкам, словно грохот взрыва.
" Если что – мы позвоним".
Он вздрогнул, как от удара током, и потянулся к трубке, пытаясь проглотить застрявший в горле ком.
- Вовчик, блин! Ты когда загрузочный диск притащишь? У меня комп завис! - ломающийся юношеский тенорок заставил его невольно улыбнуться.
- Это не они. Не они! Просто кто – то ошибся номером.
 Облегченно вздохнув, он положил трубку, и потянулся за сигаретой.
- Значит, у нее все в порядке. Она жива. Жива!
- Пока жива, - он с опаской покосился на телефон, словно это была мина с запущенным часовым механизмом. – Но в любой момент…
- И тогда я останусь один. Совсем один в пустой квартире, и во всем мире. Нет, конечно есть Виталька, но что он? Опять в спецкомандировке. По тому телефону, что он оставил, сказали, что вернется не скоро. Интересно, где он теперь? В Чечне? А может на Ближнем Востоке? Где еще есть горячие точки? А собственно, какая разница. Его нет здесь, рядом со мной. Нет, и, скорее всего, не будет в самое трудное для меня время. А потом? Ведь не бросит же он службу, чтобы сидеть рядом, и скрашивать мое одиночество.
Старик грустно вздохнул, и достал из серванта бутылку водки, купленную еще пол года назад, на случай приезда сына.
- За твое здоровье, Наденька! – рука дрожала, и он, чтобы не расплескать содержимое, быстро проглотил обжигающую жидкость.
Чувство тоски и тревоги несколько притупилось, и старик, не раздеваясь, прилег на диван, не отводя взгляда от висящей на стене фотографии.
- Держись, Наденька! Ты непременно должна выздороветь! – твердил он, как заклинание, погружаясь в тревожный сон.

- Сегодня ночью ей стало хуже. – Врач смущенно отвел взгляд, будто возлагая вину за это на себя. - Наступила остановка дыхания.
- Так она, что… умерла? – перед глазами все поплыло, и старик ухватился рукой за стенку, чтобы не упасть.
- Нет, мы подключили аппарат искусственной вентиляции. Она жива. Пока жива. Хотя, теперь сами понимаете, шансов почти нет.
- Почти? Значит, все же остается хоть какая-то надежда?
- Надежда остается. Надежда на чудо, а еще может быть, на Бога.

В церкви, расположенной в паре кварталов от больницы, было прохладно и сумрачно. Он остановился на пороге, растерянно оглядывая просторное помещение с высоким сводчатым потолком и стенами, увешанными иконами, почти пустое в этот утренний час. Бывший коммунист, за свою долгую жизнь он бывал в церкви всего несколько раз, да и то в детстве, и не знал, как обратиться к Господу.
Пожилая женщина, скромно сидящая в углу, подвела его к иконе, показала, куда поставить свечку, и тихо отошла.
- Господи, спаси ее! Пожалуйста, спаси! – шептал он, неумело крестясь. – Сделай так, чтобы она выжила. Пожалуйста, Господи!
Молитв старик не знал, и теперь корил себя за то, что в свое время активно боролся с религией. Он зажег еще несколько свечек, а затем неловко стал на колени. Взгляд Христа был скорбен, и безучастен.
- Да и с какой стати он должен помогать мне, убежденному атеисту? Что же остается? Смириться, и терпеливо ожидать ее кончины? Неужели ничего нельзя поделать?
- Если тебе отказывается помочь Бог, обратись к дьяволу! – тихий насмешливый голос заставил его вздрогнуть, и оглядеться. Поблизости никого не было. Старику стало не по себе. Мысли путались, мешая сосредоточиться.
- Бог, дьявол…, добро и зло…как часто мы путаем эти понятия, принимая одно за другое. Выходит, я всю жизнь посвятил служению дьяволу? Тогда идея просить о помощи именно его выглядит вполне логичной.
Светлый лик Христа, на который падал из окошка солнечный луч, потемнел. Безнадежно махнув рукой, старик вышел из храма, с удивлением взглянув на скрывшую солнце тяжелую грозовую тучу, выползающую из-за крыш многоэтажек. Пожалев, что не прихватил зонтик, он скорым шагом направился в троллейбусной остановке, чтобы успеть добраться домой до начала ливня.

Целый день он не отходил от телефона, ежеминутно ожидая звонка со страшным известием, и несколько раз звонил сам. Состояние супруги продолжало оставаться крайне тяжелым, и доктор предложил готовиться к самому худшему.
Когда за окнами начало темнеть, он неожиданно вспомнил, что с утра ничего не ел, и поплелся на кухню, отыскав в холодильнике сиротливо лежащую в углу банку консервов. Немного подумав, старик налил в стакан водки, и присел за стол, пытаясь побороть щемящее чувство тоски и тревоги. Выпив около половины бутылки, он с трудом добрался до постели, и моментально уснул.

Дьявол предстал в облике инспектора департамента соцзащиты, куда он недавно обращался по поводу перерасчета пенсии.
- А почему это вы решили, что меня может заинтересовать ваша душа? – в голосе сидящего за столом мужчины звучала насмешка.
- Вы видимо почерпнули познания о потустороннем мире из бульварной литературы? К сожалению, уважаемый, ваши представления не соответствуют истине. Ну, вот посудите сами, зачем мне душа немощного старика, которому осталось жить всего-навсего пару месяцев, когда нет отбоя от молодых парней, гибнущих в горячих точках, и вымирающих от водки и наркотиков? А с вами мы и так встретимся, причем довольно скоро, потому что в рай вам дорога заказана, и вы сами это прекрасно понимаете. Так что на вашем месте я бы не стал торговаться, а просто попросил, не предлагая ничего взамен.
- Прошу! Умоляю, спасите ее! – прошептал старик, не замечая катящихся из глаз слез.
- Вот это уже предметный разговор, - усмехнулся дьявол, – выполнить вашу просьбу несложно, однако я бы не хотел, чтобы вы впоследствии сожалели об этом.
- О чем вы говорите?! – опешил старик. – Надя, это самый дорогой для меня человек, все, чем я живу. Что может быть страшнее ее смерти?
- Вы этого действительно не знаете, или хотите на своем опыте убедиться, что смерть далеко не самое страшное? Скажите, вы беседовали с доктором насчет последствий инсульта?
- Нет, и не собираюсь! – старик понял, что собеседник издевается над ним, и начал выходить из себя.
– У меня сейчас нет настроения вести философские беседы на абстрактные темы, и я хочу узнать, поможете ли вы сохранить ее жизнь?
- Да, помогу. Помогу, черт побери! – дьявол улыбнулся, и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
– Только, пожалуйста, не проклинайте меня за это!

Наутро, мучаясь головной болью, старик долго не мог подняться с постели, вспоминая странное ночное видение. Только к обеду, приняв несколько таблеток, и выпив пару чашек крепкого кофе, он почувствовал себя немного лучше, и отправился в больницу.
- Бог услышал ваши молитвы! – улыбнулся врач. – Сегодня утром у нее восстановилось спонтанное дыхание, и она пришла в сознание.
- Спасибо, доктор, огромное спасибо! – пролепетал старик, вытирая слезы.
– Даже не знаю, как Вас благодарить!
- Возьмите хоть это, - дрожащей рукой он вытащил из кармана последнюю оставшуюся до пенсии сторублевку.
- Уберите деньги! Они вам скоро понадобятся, потому что основное испытание еще впереди.
- Какое испытание? - старик недоуменно взглянул на врача.
- Уход, лечение.
- Но ведь она выжила, и это самое главное!
- Как сказать? Впрочем, время покажет. Завтра ее переведут в неврологическое отделение, и вы сможете навещать свою жену, и даже ухаживать за нею, потому что санитарок у них катастрофически не хватает.
***
Усталый, хрипловатый голос на том конце телефонной линии с легким раздражением сообщил, что они в курсе, и как только майор Ольховский вернется, ему передадут. В трубке послышались короткие гудки.
- Ну вот, Наденька, наверное скоро приедет Виталик. Уже около трех месяцев где-то пропадает. Раньше никогда не бывал так долго в командировках.
 Положив трубку, старик присел к постели.
- А-А-А-А-ТА-ТА-ТА, - неожиданно громко закричала супруга, попытавшись ударить его левой рукой. Правая, согнутая в локте, со сжатой в кулак кистью, неподвижно покоилась на одеяле.
- Вчера в поликлинике доктор сказал, что появился какой-то новый препарат, про который ходят легенды. Правда, безумно дорогой, но это ничего. Соседка, Танечка, пообещала занять. А когда Виталик вернется - рассчитаемся. Он говорил, что им за горячие точки хорошо платят. Проведем курс лечения, и глядишь, речь восстановится, а может быть, даже появятся движения в руке и ноге.
Он пристально вглядывался в осунувшееся лицо лежащей перед ним женщины, с отвисшим правым углом рта, и растрепанными седыми космами, разметавшимися по подушке, пытаясь найти в безумном взгляде хоть искорку разума. Болезнь ужасным образом исказила знакомые черты, не оставив ничего от прежней Надежды.
Тяжело вздохнув, старик вышел на балкон, полной грудью вздохнув сырой осенний воздух, и сунул в рот сигарету.
- Прошло уже два месяца. Два долгих месяца, и никакой динамики. При выписке доктор сказал, что надежды на восстановление очень мало, а точнее – вовсе нет. Как это – нет надежды? Теперь вот новый препарат появился, который творит чудеса. И я его приобрету. Обязательно приобрету, чего бы это не стоило. И тогда дела пойдут на поправку.
- А-А-А-А, - послышался из комнаты голос жены, и старик, выбросив недокуренную сигарету, поспешил к ней.
С трудом подсовывая под непослушное тело судно, он внезапно почувствовал давящую боль за грудиной. Разогнувшись, он замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Боль не проходила, становясь с каждой минутой все сильнее. Теперь болела вся левая половина грудной клетки, и даже шея.
- Наверное, неловко повернулся, - успокаивал он себя, присев в кресло.
– Сейчас пройдет.
Пошарив в тумбочке, он достал конвалюту нитроглицерина, и сунул таблетку под язык. Боль начала стихать, но через несколько минут вспыхнула с новой силой. Вторая таблетка не помогла, и, тяжело вздохнув, он потянулся к телефону.

- К счастью, инфаркта нет, – врач скорой помощи аккуратно свернул кардиограмму, и положил ее на стол.
– Однако у вас приступ нестабильной стенокардии, и он может произойти в любой момент.
Острая игла легко нашла вену на локтевом сгибе, и боль начала проходить. Облегченно вздохнув, старик попытался сесть в постели.
- Не торопитесь, полежите немного, - удержал его врач. - Сейчас мы найдем мужчин, и принесем носилки.
- Зачем носилки?
- Поедем в больницу.
- Я не могу. У меня парализована жена, за которой некому ухаживать.
- Поймите, это очень серьезно, – попытался убедить его доктор.
– Приступ может повториться, как только пройдет действие лекарств. Давайте попросим родственников, или соседей присмотреть за вашей супругой, на то время, которое вы проведете в больнице.
- Нет, я останусь дома. Сын далеко, а доверить уход за женой соседям я не могу.
Исчерпав все аргументы в пользу госпитализации, врач попросил расписаться в карточке, и пообещал заехать еще разок, через несколько часов.
Полежав около часа, старик осторожно сел, глубоко вздохнул, и поплелся на кухню, готовить ужин. Боли не было, только шумела голова. Он начал успокаиваться, раздумывая, сколько будет стоить новый препарат для лечения последствий инсульта, и можно ли найти его в аптеках.
Телефонный звонок заставил его забыть о закипевшем чайнике, и броситься к аппарату.
- Добрый вечер. Могу я побеседовать с кем нибудь из родственников майора Ольховского?
- Я его отец. - С трудом справившись с перехватившим горло спазмом, прохрипел старик, забыв ответить на приветствие.
- Ваш сын, майор Ольховский Виталий Николаевич, вчера погиб при ликвидации банды полевого командира Джафара в Чечне. Об этом только что сообщили оставшиеся в живых члены его команды, вернувшиеся в расположение части. К сожалению, у них не было возможности вынести тело Вашего сына с контролируемой боевиками территории. Мужайтесь! Завтра утром к Вам ….
Грудь словно пронзили раскаленным кинжалом. Выронив трубку, старик схватился за сердце, судорожно ловя широко раскрытым ртом воздух.
 
 Пелена перед глазами начала рассеиваться, и старик оглядел знакомую обстановку квартиры, с удивлением отметив что на месте окна зияет черный зев уходящего вниз тоннеля, с пляшущими на стенах багровыми отблесками. Он легко поднялся с пола, еще не понимая, что произошло, и почему исчезла боль за грудиной, шум в голове, и слабость.
- Нам пора, уважаемый! – выступивший из темноты дьявол вежливо, но крепко взял его под руку, приглашая следовать за ним.
- А как же она? – старик растерянно взглянул на лежащую в постели супругу, в глазах которой на миг промелькнуло осмысленное выражение.
- А что она? – усмехнулся дьявол. - Она будет жить долго и счастливо, поскольку не в состоянии постигнуть ужаса своего состояния.
- Ведь вы же сами знаете, что Надежда умирает последней! – ухмыльнулся он, подталкивая старика ко входу в тоннель.