Друзья. Солнце из Ферганы

       Друзья.
       ( Солнце из Ферганы)


       
       Была ли я плохой? У меня никогда не было неразделенной любви. Влюблялась всегда взаимно. Испытываю неловкость, вспоминая отвергнутых мной юношей и мужчин, часто достойных, состоятельных.
       С Виктором Вицеруковым я познакомилась, когда он с женой Светой привел ко мне дочку в первый класс. На дворе стояло жгучее Ферганское первое сентября. Родители с детьми окружили меня, как окружают матку пчелы, жужжа. Лучи солнца просачивались в щели листьев чинары и слепили глаза. Улыбка не сходила с моего лица, душа пела – как поет она у всякой учительницы, которой привели новых питомцев. Я жмурилась от ярких всплесков света, издавала восторженные возгласы – это было счастье. Я увидела Виктора – он стоял на фоне шершавого ствола чинары и любовался мной, мечтательно улыбаясь, как это делает всякий художник, наткнувшийся на образ – находку, вдохновивший его. Я прикрылась букетом цветов, больше не хотела его замечать. В Фергане обычное дело, когда перед тобой рассыпаются в признаниях.
       В школу потом приходил исключительно Виктор, по поводу и без оного. В ноябре они со Светой позвали меня в гости, причем были столь напористы, что отказать им было бы неприлично. С моим шестилетним сыном мы нанесли к ним визит. Кроме нас, пришли Турсуновы, дочь которых также была моей ученицей. Мы отменно поужинали, и деликатность требовала ответного приглашения – упрашивать их не пришлось. Мужа у меня уже не было – как раз тогда его еле выпроводила восвояси. Всегда жила порывом, не просчитывая шаги, не задумываясь о напастях, отвергая выгоду. На тот момент я была вольна, никакой муж не обременял, но осталась без денег, испытывала затруднения, и неожиданные друзья стали мне опорой. Ни один праздник не обходился без товарищей: мы собирались дома теплой компанией, или выезжали на природу. Все было бы гладко, но с самого начала Виктор при мне путался в словах, смущался, прятал глаза. Я ему сильно нравилась, но он был мне совсем не по душе; кроме того, окружающие, включая Свету, вечно иронизировали по данному поводу. Одни женщины страдают от недостатка внимания к себе, другие же отягощены чрезмерным вниманием. Турсунов также при мне рдел, ерзал, но гамма его чувств была более сдержанной, в отличие от Виктора – тот был, очень раним, как всякий художник. Я морщилась, но была не в состоянии отклонить помощь друзей.
       
       Годовщину дружбы мы решили отметить в Шахимардане. По дороге проезжали через какие-то минорные кишлаки - запыленные, полные безысходности. Остановились в одном купить продуктов. Дома – сараи, стайка женщин в длинных платьях аляповатых расцветок на обочине, в ожидании работодателя – вдруг тот появится и даст какую - ни будь работу? В удалении от них конкуренты -мужчины в черных чепанах. Они подчеркнуто, отделены от женщин. Пока Виктор с Турсуновым
« делали базар», наблюдала картину: грузовик проехал мимо группы мужчин, затормозил возле женщин, из кабины выкатился узбек с пузом- арбузом, махнул работницам, те загрузились в кузов, машина ушла. В кишлаках этих тотальная безработица и на разовые работы предпочитают брать женщин. Кишлачные мужчины недобросовестны, жадны, склонны к мошенничеству, а женщины достойнее. Половая сегрегация создает четкое разделение: женщины полезны и трудолюбивы, а мужчины чаще никчемны и ловить им нечего, если только в Россию куда-нибудь – перебивать заработки у Российского населения, из-за попустительства властей….Возвратились Виктор с Турсуновым, между ними толкал тележку с купленным провиантом узбекский мальчик – базарный грузчик. Заполнили багажник провизией, покинули кишлак, преодолели Узбекские и Киргизские рубежи с пограничниками, монотонно петляли меж грозных гор – все выше и, наконец, лагерь «Дугоба». Ломаная линия гор, тон - серо-белые, изрезанные скалы с зелеными вкраплениями арчи, зигзаг горного ручья стального оттенка и синее сентябрьское небо над ним.
       Расположились на воздухе. В Фергане принято: шашлык, овощи, спиртное, фрукты; бесконечные разговоры под пережевывание еды. Дети резвились, пир наскучил, и я надумала взобраться на гору. Карабкалась по проложенной тропе и вдруг услыхала позади себя шорох. То был Виктор, который по совету друзей устремился за мной, дабы оградить от возможных опасностей. Присели передохнуть на плоский камень, и Виктор осторожно положил мне руку на ладонь – тест на благосклонность. Я отдернула руку, а он прошептал:
       - Лариса Николаевна, меня мучают мысли о тебе.
       - Хорошо Виктор,- ответила я,- мысли должны быть чем-то заполнены, но плохо, что они заполнены мной.
       - Ты ерничаешь, Лариса, а я терзаюсь, с той минуты, как увидел тебя.
       Я оглядела Виктора, он не впечатлял: выше среднего роста, худощавый, русоволосый, продолговатый анфас, намечающееся брюшко. Можно сказать утонченный и невзрачный; в щелочках век голубой холодный цвет, взгляд просящий. Чего он просил? Виктор не походил на мужчину моей мечты, больше на художника, с тонкой душой, шаткой психикой и ненадежной профессией. Я искала сильного мужчину, который позаботится обо мне и наших детях, будет надежен и не сорвется.
       - Видишь ли, Виктор,- отрезвила его,- я то ведь вовсе не страдаю, с тех пор, как увидела тебя.- Ситуация накалялась – все определенно засекли момент, когда Виктор ушел за мной и что они могли думать, задержись мы? Виктор, не исключено, был бы даже горд, когда бы остальные допустили мысль, что я ему отдалась. Если не физическое удовлетворение, то хоть мысленное.
       - Срочно пошли назад. - Раздосадовалась я.
       Устремилась первой, а Виктор поплелся сзади. Слава богу, никто не обратил внимания на наше появление.
       Виктору Турсуновы сочувствовали. Ситуация сформировалась двусмысленная, правильнее было порвать с друзьями и все, но они значительно облегчали мне тяготы существования и потому дистанцироваться от них было неблагоразумно. Кроме друзей мне временами не на кого было рассчитывать. Они медленно, ненавязчиво стали членами моей семьи. Заменили в моей «укачанной» двухкомнатной хрущевке сантехнику, купили за свой счет материалы и сделали ремонт. Потом, когда я переехала в Россию, я не встречала таких теплых межчеловеческих связей. Двадцать лет назад в России, говорят, водились такие же сердечные отношения, но потом люди переменились в очень плохую сторону. Успех, либо провал политического режима характеризуется, пожалуй, не количеством построенных казино, гипермаркетов и выкачанного из недр газа, а взаимоотношениями между людьми. Это, как с семьей: не то главное, сколько комнат в ее доме и как богата в нем обстановка, а то главное, какие отношения между членами семьи.
       Вторично Виктор признавался мне в любви во время поездки на Киркидон. Киркидон называют озером, хотя больше он похож большую лужу, особенно в конце лета. Зимой этот водоем наполняют водой, а летом воду выкачивают на поля и озеро сильно мелеет. Вода идет из Киргизии, и киргизы ее, бывает, перекрывают, потому на этой почве случаются конфликты. А казахи в сезон нередко перекрывают провоз Узбекских фруктов в Россию автотранспортом – велик и могуч « Узбек-стон».
       Отмечали окончание третьего класса. В кувшине стоял букет бордовых роз, которые друзья преподнесли мне. Стол под парусиновым навесом был заставлен яствами: коричневые шашлыки с кольцами лука искрились жиром, бородавчатые огурчики тугие и мелкие, пучки кинзы, петрушки и редиса, багровые помидоры, горы пурпурной клубники, черешни на ляганах и ледяное шампанское. Озеро было наполненным, блестело и заставляло зажмуриться. Блестели глаза друзей, блестели их зубы, во время смеха. Виктор произнес тост за неповторимых женщин, показавшийся неуместным и все почему-то воззрились на меня. Глотнули шампанского, стали закусывать. После, все потребовали, чтобы сказала тост я. Я встала и произнесла, размахивая бокалом, что надо выпить за наш великий Узбекистан и чтобы ему Киргизы не перекрыли воду, а Казахи дороги. Все зааплодировали. А Виктор сидел бледный и приклеился ко мне взглядом, будто хотел запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь. Мне захотелось искупаться, но все решили, что пойдут чуть позже. Вода была теплая и не освежала. Я отплыла, повернулась к берегу и увидела на сверкающей поверхности контур гребущего пловца. Я узнала Виктора. Не доплывая до меня, он поднырнул и ткнулся головой мне в живот. Плеснула ему в лицо брызгами солнца, а он снова поднырнул, и я ощутила у себя на колене щекочущее прикосновение его губ. Он не страшился, что увидят люди, Света. Происходящее напоминало мне брачную игру самца аквариумного петушка перед самочкой, когда тот распускает плавники и крутится возле нее. Виктор пятерней откинул пряди, похожие на мокрые перья и предпринял следующий шаг: провел ладонью по моей талии, но я пресекла попытку – резко оттолкнула его руку.
       - Лариса Николаевна,- взгляд его, полный скорби, напомнил мне дождливое небо,- сколько нам еще осталось жить? Почему мы должны отказывать себе в любви? Клянусь, ни одна женщина не пробуждала во мне столько чувств. Я в мыслях о тебе засыпаю и с мыслями о тебе просыпаюсь.
       - Пошло,- попеняла ему,- напоминает Бразильский сериал. Ты взрослый человек, Виктор, и не достойно тебе опускаться до подобных глупостей.
       - Отнюдь,- возразил он,- плывя рядом со мной к берегу,- да, я был взрослым и не знал, что на земле есть любовь, пока не увидел тебя.
       - Полно тебе,- поморщилась я,- есть проблемы поважнее.
       - Нет,- ударил он ладонью по воде,- совсем нет!
       Пока мы купались, никто даже не разделся. Все, сидели за столом, словно в театральных креслах. Будто смотрели спектакль, в котором мы с Виктором играли главные роли. Зрители ожидали развязки и были разочарованы тем, что она не наступила. Но как только мы с Виктором уселись за стол, так все дружно пошли в воду. Я, не желая оставаться наедине с Виктором, пошла со всеми. В воде ко мне приблизилась Света - мы плыли к месту, где со мной играл Виктор.
       - Я все замечаю,- прокомментировала она,- ты отвергаешь притязания моего муженька, но ты понимаешь,- выплюнула воду,- липнут к тем, кто подает повод.
       Я промолчала. Липнут к тому, к кому тянет. Потом, был бы у меня любимый муж, ни кто бы, не посмел со мной флиртовать….
       Праздник пошел насмарку, настроение испортилось, и было желание, чтобы он поскорее завершился.
       После этого случая Света резко изменила поведение: на посиделках она не пила спиртного, хотя до этого была не прочь хорошенько пропустить и покушать, неотрывно следила за Виктором. Турсунова стала ей напевать, мол, погляди, какой влюбленный взгляд бросает Виктор на Ларису Николаевну. Турсунов был солидарен с Виктором и признался ему, что тоже тайно влюблен в меня. Я продолжала индивидуально бесплатно заниматься с их дочерьми – друзьям я была полезна, а они полезны мне. Виктор, под предлогом благодарности за занятия регулярно дарил мне какие-то кувшины, которые сам изготавливал, изделия чеканки, а один раз преподнес картину. Он грезил употребить меня в качестве натурщицы и пребывал в постоянном поиске повода, чтобы видеться со мной. Он приходил ко мне домой со Светой, дабы вкрутить шуруп в вешалку для полотенца на кухне, отремонтировать магнитофон, иную технику, передать мне во временное пользование переносной телевизор, ибо мой сломался.
       Наступил мой веселый учительский отпуск…. В один из дней я, как обычно, бесстыдно голая, истерзанная дневной жарой покоилась на диванчике под вентилятором. На обшарпанном журнальном столике красовался ляган с отборными персиками и виноградом. Серый вечерний свет через шторы проникал в комнату, нагоняя дремоту. Мерный шелест механизма, запах пота и уксуса. Потянулась расслабшей рукой, ухватила бордовый персик, вошла зубами в мякоть, высасывая сок. Пошла в ванную, окатилась водой из ведра, вернулась, повалилась на лежанку, застыла. Ну, что еще в арсенале? С улицы доносилось завывание местного песенного фольклора – нагоняло тоску. Сын был у матери пенсионерки, в «доме на земле». Глаза были сомкнуты, мысли отсутствовали – пустота...
       Потревожила телефонная трель, сняла трубку.
       - Лариса! – Услышала сбивчивое дыхание Виктора – Можно, я подъеду, сделаю на кухне полочки? – Он встревожено ждал моего решения. Света уехала на месяц в Россию, к дальним родственникам, и у Виктора моментально отыскался предлог посетить меня. Я держала паузу, он исступленно воскликнул: - Ты меня впустишь?!
       Не стоило быть легкомысленной, следовало отклонить его просьбу. Его жена и дочь…Скверно, вульгарно. Хотя… пусть приедет. Я томилась в одиночестве, мне было жарко, мне было скучно, жизнь показалась несносной и я приняла предложение Виктора.

       Только я успела надеть трусики и халат, как в дверь позвонил он. За букетом роз, покачивающих белыми головками, пылала его физиономия. Он нервно извлек из сумки шампанское, фрукты, лепешки и только в конце полочки к гарнитуру, которые суетливо установил за пятнадцать минут. Обернулся, в глазах промелькнул испуг и вопрос. Я поощрительно улыбнулась. Глотнули шампанского, сообразно обстановке Виктор включил музыку и я не стала отказывать ему в танце. Приятное присутствие русского мужчины, давно потерявшего голову от тебя.
       - Ты упоительна.- Промычал он.
       - Я в курсе. – Отозвалась я.
       Он не смог уйти, остался на ночь. Мы лежали на курпачах, ногами к открытому балкону. Фумигатор отгонял комаров, ночная свежесть давала передышку, а в глаза смотрели звезды, к которым Виктор грозился меня увезти от всех соперников подальше. Он исчез под утро, но тут же прискакал с хараджатом: коричневый рис, говядина, фрукты, чай, изюм – избитость. Я бы предпочла французские духи, или, например лифчик, который бы выбрала сама. Он упал предо мной на колени и взмолился, дабы я дала согласие на неделю жизни у него.
       - Незабываемую неделю!- Выдал он широкий жест. При этом, его голубые глаза светились, как ночные звезды, к которым он замыслил меня умчать.
       Я подчеркнула, что незабываемой неделя станет только для него. А про себя подумала, что отпуск мой, какой-то вымученный вконец и зачем отказывать себе в удовольствии? Я благоразумно дала согласие, но попросила отсрочку, чтобы сообщить об отсутствии маме и дать ей денег на развлечения для сына. Виктор отвез меня к маме, а сам, сломя голову, унесся сооружать декорации бала для двоих.
       В условленное время, миновав спирт – городок, я вышла на улицу Навои. Недавно она носила название Пушкина. В меня с детства вросла фраза: Пушкин и Я. Пушкин – символ русской культуры. Узбекская власть, переименовывая улицу, желала показать, что для нее не существует Пушкина, не существует русской культуры, не существует меня. Сейчас реки узбекских гастарбайтеров тянутся в Россию, культуры которой для них, совершенно очевидно, не существует, следовательно, не существует носителей этой культуры – русских людей. В Москве же, как и прежде, стоит Ферганский проезд. Нетерпеливо ревя двигателем своего жигуленка, подкатил Виктор . Мы полетели к его дому по улицам нашей с ним родной Ферганы. Солнечные полосы выпрыгивали из теней чинар и хлестали по глазам. А перед въездом во двор Виктор попросил меня нагнуться и набросил приготовленную накидку затем, чтобы меня не увидели соседи – мало ли чего? Я почувствовала себя воровкой и подумала, что происходящее припахивает тухлятиной! Во дворе же, за укрытием высоких стен, можно было предаваться удовольствиям, оставаясь незамеченными.
       Виктор начал с разогревания казана для плова. Он приволок кресло, в которое усадил меня, дабы я наблюдала за его поварскими манипуляциями. Я порывалась помочь, вскакивала, как на футболе, но он пресекал все попытки, проронив, что я должна лишь наблюдать и получать приятное. Хорошо, он пометил мое желание, развлечься. Плов, чуточку вина, фрукты, музыка. Мне хотелось близости с мужчиной, и скопившуюся страсть я выплеснула на Виктора. Впечатление, что меня будто подхватила карусель, в парке развлечений, понесла, и в глазах причудливая мозаика красок, а Виктор рядом, держит меня за руку. Да, я совсем не жалела, что решилась позабавиться с ним на пару. Вечерами он зажигал на веранде свечи, ставил на стол ужин - очередное новое блюдо – Виктор не повторялся. Текла неспешная беседа. Звучала музыка, правда, всегда вульгарная: « Без тебя не могу, без тебя пропадаю, на край света уйду, а такой не найду –у», - завывал человек без голоса. Виктор заговорщицки поглядывал на меня: « Все эти песни о тебе, эти песни – я и ты». Признаться, я бы избрала что-то более пристойное, но это все детали – пускай тешит себя, славный, себе в удовольствие. Я не видела в Викторе мужчину, с которым бы мне хотелось разделить и хлеб, и постель и музыку. И потому, какое мне дело, какую он слушает музыку?
       Картины сменялись: мясо в горшочках, подкопченная рыба, арбузы, дыни, мороженое, порно-фильмы, осатанелые Витины глаза в момент плотской кульминации и мутный взор после нее. Было забавно, он исследовал мою страсть, был очень умелым и доставлял мне наслаждение. Я подыгрывала ему, замечая, что он лучше всех и Виктор расплывался в блаженстве, как пятно подсолнечного масла по воде. У меня очень хорошо получалось довести Виктора до исступления, он утыкался мне в колени и благодарно стонал. Утром он топил баню, где парил меня, восторгаясь моей фигурой.
       - Где ты ее купила, такую?- Он распалялся, сжигая взглядом мое тело.- Где такую продают?
       - Шесть лет занималась танцами – вот результат – Поясняла я.
Потом он целовал мои руки, ладони и пальцы, долго разглядывая их и вопрошая:
       - А такое совершенство, где купила?
       - Семь лет играла на фортепиано – напоминала я.
       - Думал, что ты упоительна, но и помыслить, не смел, что до такой степени!- Хрипел он.
       Во дворе, между деревьев хурмы с зелеными плодами, небольшой бассейн, который Виктор каждое утро заново наполнял для меня свежей водой. Я плюхалась в бассейн и смеялась, плескалась в воде и солнце! А Виктор возбужденно, бесконечно щелкал фотокамерой. Ах, я так люблю удовольствия! Он тянул меня в свою мастерскую, где важно усаживал в кресло, набрасывал на меня отрез белого атласа, прикрывая мне наготу, и брал в руку кисть. Он рисовал, а я раззадоривала его описаниями своих ощущений от плотской близости с ним. Я прикрывала веки, руки мои скользили по грудям и бедрам, прикрытым атласом, призывно вздыхала, и он забрасывал кисть в угол, и он срывал с меня атлас и зашвыривал его в угол и он хватал меня на руки и нес в спальню. Да, время скакало жеребцом, но я обещала сыну, что появлюсь через неделю. И вообще, упилась и хватит - не стоит увлекаться азартными играми. Через неделю я объявила, что завтра утром покидаю Виктора и он резко помрачнел. Было солнце, затянулось грозовыми облаками. Виктор не мог смириться с тем, что лето заканчивается.
       - Я хочу,- нервно забарабанил он пальцами по столу,- чтобы ты навсегда осталась в этом доме, по праву хозяйки.
       - Витя,- поморщилась я,- у тебя жена, дочь и у меня никакого желания участвовать в этом балагане.
       - Ладно,- согласился он,- я вначале разведусь со Светой, а после женюсь на тебе.
       - Ни до, ни после.- Отрезала я. - Намерение бесперспективное, потому, совет: ничего не меняй.
       Дома жара давила, точно пресс. Несколько раз ездила с мамой и сыном на дачу, неделю гостила с сыном у свекрови в Ташкенте. Виктор каждый день по нескольку раз досаждал звонками, дребезжал, что впал в прострацию и ему требуюсь я, как доза. Неделя, проведенная со мной, расшатала беднягу. Он божился в вечной любви, кричал, что готов все бросить и укатить со мной в Россию. Я была с ним корректна и холодна. Я призывала его к мужскому достоинству, а он лишь твердил, что каждое утро и вечер молится на картину, которую писал с меня. Кроме Виктора, за мной продолжал волочиться бывший муж – все это раздражало.
       Вернувшись из Ташкента, я снова улеглась под вентилятор, сдавленная жарой-анакондой. Виктор не прекращал домогательства. Я стала сожалеть о неделе, проведенной с ним. Ведь чувствовала же, предвидела, что начнет преследовать! Зачем мне это надо?
       - Жарко,- как-то позвонил он,- поедем на Иссык-Куль, на неделю?
       Я ответила, что уже там была, а сама подумала, что если поеду, он меня утопит и сам повесится. Виктор перезвонил через пару дней.
       - А поедем в Турцию?
       Я ответила, что не стоит тратить деньги на чуждую страну.
       - Поедем в Италию? – Выпалил он с надрывом.
       Я сослалась на то, что сын у мамы, и надо ей помогать.
       - Сына возьмем с собой.
       Я понимала, что у Виктора нет столько денег, чтобы везти меня с сыном в Италию и я ему это гневно выдала.
       - У тебя никаких перспектив,- сгоряча заорал он мне в трубку,- тебе уже двадцать девять лет, ты кому нужна, без денег, с ребенком?! Прощай!
       Он был готов разрыдаться. Виктора хватило на несколько дней молчания, а там появился Андрюшенька – мужчина, которого я всю жизнь искала, впрочем, это уже иная история. Две недели он жил у меня. Когда звонил телефон, Андрюшенька брал трубку и пожимал плечами, дескать, кто-то сопит и молчит. Мобильный я намеренно отключила. Потом мы уехали с Андрюшей на десять дней в Ташкент. Виктор ежедневно звонил мне в Ташкент на мобильный телефон, хрипел, как дела? Я ему отвечала, как есть,что счастлива, что влюблена в Андрюшу, а Виктор стоически продолжал звонить. Несколько раз звонили Турсуновы, спрашивали, когда мы увидимся? Я отвечала, что пока некогда - летаю в облаках с Андрюшенькой.
       Наступило первое сентября, Андрюшенька завершил дела и уехал к себе в Омск. Я пришла в школу, а после работы за мной заехали друзья. Мы отметили начало занятий и нашу встречу в корейском ресторанчике. Атмосфера царила несколько натянутая, все рассматривали меня, как музейный экспонат, а я заливалась – расписывала Андрюшеньку – на тот момент только о нем и могла говорить. С пафосом разъясняла друзьям, что и не помышляла о таких чувствах, полагая, что они - выдумка писателей, что Андрюшенька – это солнце, которое мне светит и прочее-прочее. Краем глаза я видела, как мрачнеют лица друзей и, наконец, обнаружила, что они погрузились в тягостное молчание. Я подметила, что Виктор не пьет, не ест, ловит взглядом каждое мое движение, не таясь от Светы. И мне, вдруг, захотелось скрыться от них всех.
       Мы еще пару раз встречались в течение месяца. Напряжение, вызванное Андрюшенькой, стало исчезать. Но потом снова ко мне примчался из Омска он, без всякого повода. Мы устроили недельное пиршество любви у меня, а потом я взяла отгулы, и мы на неделю уехали в Ташкент. Перед очередной разлукой он завалил меня подарками, покупая в магазинах и на рынках все подряд: и нужное и ненужное – он готов был купить мне все!
       Перед отлетом в Омск, Андрюша отправил меня на самолете в Фергану. Накануне я позвонила Виктору и попросила, чтобы он меня по дружбе встретил в аэропорту и довез с подарками домой. Я вышла из самолета в Фергане, продолжая лететь на крыльях любви, и Виктор, потрясенный, всю дорогу молчал.
 Через десять дней снова прилетел Андрюшенька – он уже совсем не мог обходиться без меня. Мы заехали к Виктору со Светой, Андрюшенька ожидал в такси, а я впорхнула к друзьям возбужденная, одухотворенная, забрала у них коллекцию порно - дисков. Друзья показались мне темными, хмурыми, словно сумерки. На прощание я предложила: может, соберемся, все вместе у них в сауне, пригласим Турсуновых, познакомлю с Андрюшенькой. Они в ответ промямлили что-то невнятное, а я не предала этому значения, ведь нам с Андрюшенькой, в сущности, и не до их сауны.
       Школа отнимала время, которого нам с Андрюшенькой не хватало, и он предложил мне нанять человека, чтобы тот вместо меня проверял школьные тетради. Я переговорила с пожилой коллегой, которая мучительно нуждалась в средствах и та согласилась. Через десять дней Андрюшенька опять уезжал в Омск и на прощание вынес вердикт: довольно нам ломать комедию и надо мне переехать к нему навсегда. Сразу, когда он улетел, в школе меня вызвал к себе директор. Он несколько раз намекал, что ему нравлюсь, но я никогда не давала ему повода для отношений, заходящих дальше официальных. Это был человек сорока лет, с усталым лицом, сдержанный, интеллигентный. Мудрый свой взгляд он, во время разговора, отрывал от стола и устремлял на собеседника, как будто клал вам руку на плечо. Голос его был мягкий и очень грустный, словно он скорбел, что все мы когда-то умрем. Директор располагал к себе и вызывал симпатию. Я присела на стул, слева от его стола и директор неотрывно и долго смотрел мне в глаза, наконец, проговорил:
       - Необыкновенная вы женщина, Лариса Николаевна.
       - Вы признаетесь мне в любви? – Удивилась я.
       - Да, - ответил он,- но я, так понимаю, что шансов у меня нет, потому, что вы встретили своего мужчину?
       - Да,- подтвердила я,- встретила свою любовь, оказывается, она есть.
       - Чаще всего ее нет. - Тяжело вздохнул директор. -Завидую,- проронил он,- белой завистью завидую. Завидую Ему.- Снял очки, положил на стол, потер веки.- Вы знаете, какой казус?
       - Откуда мне знать?- Я нетерпеливо ждала, что он скажет.
       - Такой тут мне устроили спектакль, вы себе и не представляете!
       - Расскажите.- Мне было любопытно.
       - Пришли делегацией Вицеруковы с Турсуновыми – они дружны с вами?
       - И что? – Дернулась я.
       - А вот то, что пришли они по вашу душу, Лариса Николаевна.
       Меня крайне заинтересовали его слова, а директор продолжал:
       - Они донесли, что Лариса Николаевна, оказывается, вступила на аморальный путь. Завела себе любовника, который регулярно приезжает к ней из России, не работает – ушла с головой в свой роман. Да, вы привезли из Ташкента багажник ценных подношений от него и имели наглость требовать, чтобы друзья вас встретили в аэропорту, таскали ваши подарки и отвезли их вам домой. – Он перевел дух, спокойно открыл бутылку минеральной, налил стакан себе и мне. Мы осушили стаканы, и он продолжил.- Да, значит, встретить вы потребовали себя, как принцессу. Тетради, вместо вас, проверяет за деньги человек, в то время как вы с возлюбленным смотрите порно-фильмы и можно только догадываться, как вы их смотрите. И самое главное, милочка – самое главное - все внимание жениху. Жениху?!
       - Жениху.- С гордостью подтвердила я.
       Директор тоскливо поглядел в окно, кисло улыбнулся.
       - Да, я любуюсь вами, в последнее время, вы то ли женщина, то ли цветок, цветете - глаз от вас не оторвать.
       Я сообщила, что уезжаю в Россию и желаю это сделать как можно скорее. Директор, не отводя глаз от окна, спросил:
       - А кто же тогда останется?
       Я не знала, что ответить. Тогда он тряхнул головой и сказал, что сам отвезет меня в аэропорт и сделает все, чтобы я не напрягалась. Я поблагодарила его за участие и написала заявление об увольнении, которое он подписал.
       А вечером появился Виктор. Он уже несколько раз звонил по поводу переносного телевизора, который дал мне, когда мой сломался – еще до знакомства с Андрюшенькой. Виктор натянуто улыбнулся, как бы из последних сил. Я сразу всучила ему телевизор.
       - Может, ты хочешь забрать свои подарки?
       - Зачем тебе Андрей,- словно не услышал он мой вопрос,- я буду тебя любить крепче, вернее…- Он молол что-то еще, а я испытывала нестерпимое желание взять, забытый Андрюшенькой, баллончик с пеной для бритья и заполнить Виктору рот.- Мы все хотим, чтобы ты осталась.
       Из покрасневших глаз Виктора покатились капли, вытягиваясь, отрываясь от скул, западали на желтый линолеум.
       - Все, все,- засуетилась я, открыла дверь,- иди.- И вытолкнула его на площадку.
       Через полтора года я прилетела в Фергану с сыновьями на две недели, к маме. Меня неодолимо тянул к себе мой родной город. Андрюшенька погряз в работе, и поехать со мной не мог, но и отпускать не желал.
       - Пускай твоя мама приезжает к нам и живет у нас.- Придумал он.
       - Пускай еще сюда приедет Фергана.- Парировала я и пригрозила. – Не отправишь меня в Фергану, не буду тебе ребенка рожать.
       Он покачал головой, что, дескать, с тобой делать и отпустил.
 Я шла по центру Ферганы навестить подругу. Впереди себя катила коляску с Володенькой – Сережа остался с мамой. Стоял июль, в Омске было шумно, пыльно, а в Фергане воздух чист, тихо и много фруктов. Город, где ты родилась, выросла и долго жила, заряжает энергией, и я приехала за ней. Я катила коляску, прыгали, орали афганские скворцы, было жарко, солнечно, но чинары, словно заботливые мужчины, укрывали своими тенями от солнца и жары. Слева тянулись кусты касторки, а справа цветочный базар. С Ферганой случилась метаморфоза: коренные жители, почти все разъехались, им на замену прибыли люди из кишлаков. Странное ощущение: город, знакомый и понятный, родной – теперь совсем чуждый. Остались дома, но не осталось ферганцев, которые в них проживали, нелегкая рассеяла их по земному шару. Фергана тянула меня к себе воспоминаниями детства, юности и отталкивала настоящим. Вдалеке я узнала идущего навстречу Виктора. Первое, что пришло в голову – свернуть куда-то, чтобы с ним не сталкиваться. Но касторка и цветочный базар тянулись стеной. Виктор, изумленный, улыбался.
       - Ты!- Только и мог выпалить он.
       - И ты! – Подхватила я.- Он посмотрел на коляску.- Сын. - Пояснила я.
       - Ты еще более обворожительна.- Заметил он.
       - Спасибо за комплимент.- Отозвалась я.
       - Это факт.- Обронил он с грустью.
       Виктор рассказал, что они со Светой пытаются найти удачу в России, она – инженер – работает сейчас в Москве в ресторане посудомойкой, он реставрирует в подмосковье церковь. Невозможно получить не только гражданство, но даже вид на жительство - полное бесправие. Чтобы получить вид на жительство, нужно располагать жильем, которое не по карману, а если продать ему в Фергане свой дом, то за вырученные деньги в Москве не купить и общежитие. Денег много не заработать, а все, что с трудом зарабатывается, как в прорву улетает. Турсуновы все продали и умудрились в пригороде Брянска купить домик. Все вспоминают меня и хотят увидеть.
       - Да,- посетовал он,- евреи едут в Израиль и им там помогают с обустройством, грекам в Греции, немцам в Германии, а нам, русским, некуда ехать, никто нам не поможет. Россия дает гражданство каким-нибудь азербайджанцам, но не русским.
       - Ну почему же,- возразила я, - можно поехать в сибирскую деревню, быкам хвосты крутить – тебе, художнику – дадут вид на жительство.
       - В сибирской деревне тоже нужны стартовые деньги, чтобы что-то начать. Я разговаривал с людьми – пробовали – никто копейки не дает.
       - Потерпите там год, получите вид на жительство и уезжайте в город. Устроитесь на работу по специальности.
       - А это мысль! – Оживился он.- Ты, как и прежде, даешь ценные советы.
       - А здесь ты зачем?
       - Понимаешь,- пожал он плечами,- приехал энергией подпитаться, да и так, как дом стоит, проверить. А помнишь,- оживился он,- наши встречи, нашу дружбу? Так сердечно там, в России, не бывает.
       - Наверное,- согласилась я,- там все жестче и беспощадней, а вопрос: много ли у вас в последнее время прибавилось друзей, не имеет значения.
       Виктор замялся, для поддержания беседы поинтересовался
       – А у тебя как?
       - Да нормально все,- обтекаемо ответила я. Что я ему могла сказать, что сейчас беременна, что у нас с Андрюшенькой пламенная любовь и что на ценники в продовольственном магазине я не смотрю? Виктор и так видел мое процветание.
       - Ладно,- отговорилась я,- мне пора – время сына кормить.
       Его и вправду нужно было кормить.
       Виктор проводил меня до дома подруги. По пути он, несколько занудно описывал тяготы существования – то, с чем пришлось столкнуться в России. Ему было тяжело, мне легко. Лотерея – такое поганое дело!
       Мама – Фергана наша, дай своим детям, которые несчастны, силы и терпения!