Бери сразу с тремя спальнями

- Бери сразу с тремя спальнями! Зачем себя стеснять? – девушка, сидевшая напротив, пыталась повысить голос в шуме мчавшей электрички, нервно постукивая многоцветными ноготками по металлическому замочку своей сумочки.
Интересно, а как она будет обострять слух… - задумалась я, ибо вошедший коробейник хорошо поставленным голосом приступил к работе точно в тот момент, когда свою партию начала исполнять мобильная собеседница моей попутчицы, видимо - не привыкшей к жизни с какими-либо ограничениями…
Я не стала наблюдать за напряжённым лицом погрузившейся в слух «девушки с размахом»…
Жизнь за окном летела вперёд, оставляя позади пройденные километры. Не всё, что встретишь на пути, останется в тебе. Но уехать от собственного детства, как от леска за окнами, невозможно.
Мои родители начинали свою совместную жизнь, будучи третьей семьёй на площади одной комнаты в двадцать четыре метра с балконом и двумя окнами. И это считалось достижением! Потому что было это в Москве и в квартире, в которой все приходились друг другу хоть какой-то роднёй. И искали в то время для жилья именно – угол. Даже семьи, состоящие из трёх человек.
А потом мы получили целую комнату! Правда, не столь большую, и - в Тушино. И оно тогда Москвой не считалось. До сих пор вспоминаю недовольные лица своих родителей в пустой, отдающей эхом и свежей побелкой комнатке, по которой закружила я на маленьком трёхколёсном велосипедике, чтобы согреться. На дворе стоял трескучий февраль, батареи температурой напоминали летнее молоко сразу из-под коровы.
А я не могла понять их недовольства. Я просила не завозить сюда мебель…
С той поры мне открылся яркий и незабываемый мир проживания с соседями!
Соседская комната была огромной. Поэтому и вселяли сюда семейства не с одним чадом в трепетно-бережных руках.
Первые соседи расположились очень хорошо. Двуспальная кровать родителей стояла в том углу, куда взор любопытных не доставал не только через приоткрытую дверь, но и даже в глазок, проделанный ногтём на крашеном стекле двери. У детей – двух мальчиков погодков было по своей кроватке. А в самом видном углу стояло раскладывающееся кресло их домработницы, живущей в семье постоянно. Но она была молчаливая, пожилая и неинтересная. На неё никто бы ни стал смотреть, даже начни она переодеваться, не погасив света.
С соседскими мальчишками я спелась быстро. Вместе мы составили шумную глазастую команду. Телевизоров в нашей квартире ещё не было, театров в Тушино нет, наверное, и сейчас. Впечатлений набирались, исступленно таращась в выскобленные заранее дырочки в стёклах дверей. Мальчики меня подпускали к обозрению и подслушиванию вечерних разговоров их родителей с условием, что завтра наша дверь с удобным глазком будет в их распоряжении.
Затем соседи сменились. Одна из сестёр, занесённых к нам пишущей рукой вышестоящих дядь и тёть, расфасовывающих людей по квадратным метрам, пошла уже в третий класс, в отличие от меня, ступившей на порог первого. Её огромный житейский опыт меня потряс!
- Не дам смотреть за моей мамой! У взрослых людей должна быть своя личная жизнь!
Я поняла, что она знает бесконечно больше меня и тайно её зауважала.
Да за этой семьёй и не надо было подсматривать. Наоборот, проживание по соседству с ними лишало возможности не только уединения, но и даже просмотра появившегося в нашей семье телевизора. Отряды родственников их бывшей деревни и, наверное, - всех окружающих деревень, гостили здесь постоянно. И их комната легко трансформировалась из большого стола в необъятную постель и - наоборот. Вся остальная жизнь протекала вне её стен.
В коридоре пылали жаркие споры противников и последователей Сталина, в подъезде в папиросном дыму прояснялись детали футбольных матчей. В пятиметровой кухне семеро крошили салаты или пекли блины. В ванной всё время кто-то мылся, а в туалете, уставший от бурной жизни сам хозяин многочисленного семейства предавался многочасовой игре на любимом баяне. Акустика там была потрясающая! Меня же не отпускали от их большого и хлебосольного стола, подливая лимонада и подбрасывая на тарелку копчёной колбаски, пока наиболее сентиментальные индивидуумы, приехавшие посмотреть Москву, утирали слёзы в соседней комнате, у экрана нашего телевизора.
Так продолжалось, пока приехавший из командировки мой собственный отец не застучал на них ногами…
Я потом поняла, зачем он это сделал. Он любил наслаждаться в туалете собственной игрой на аккордеоне.
Попробовав жизнь в кругу своей семьи, соседи, наконец, осознали, что оторвались от деревенского раздолья окончательно, и вошли во вкус городской жизни. Теперь к ним приезжали по делу. Не более одного-двух соплеменников и не более чем на одну ночь. Привозили картошку, творог, варенье, солёные огурчики…
Соседи были удивительно сообразительными людьми. Они не загромождали, как предыдущая интеллигенция, свою комнату излишними спальными местами. У них была одна широченная кровать. На ней же размещались и все гости, будь то старая бабушка, молодой племянник или сестра жены…
Однажды, ближе к полуночи стены нашего жилища дрогнули, а в ночь открытых форточек полетел почти звериный вой. С размаху, кубарем по лестнице, из квартиры вон покатился некто дядя Саша, привёзший мешок картошки. Отец семейства в разнеженной ночной тиши вышел на кухню покурить. Что уж он застал, вернувшись в свою семейную постель, мне на тот момент было непостижимо…
На следующий день мы с моей наставницей-третьеклассницей на кухне мыли посуду. Она плакала и жалела свою маму, показав на грязных тарелках из-под салата два выбитых её зуба с кровавыми основаниями.
Дядя Саша начал приезжать теперь без картошки и только днём, когда хозяйка приходила домой в обеденный перерыв.
А моя новая подруга на кухне шептала мне, чтобы я никому, никому, особенно их отцу про это не рассказывала.
Да я и сама понимала. На все дядисашины приезды ни у одного человека зубов не хватит…

С тремя спальнями, с тремя спальнями, с тремя спальнями…
Электричка неслась вперёд к заранее назначенным пунктам.
А мой, почти компьютерный ум завис…
Я пыталась былые воспоминания инсталлировать в новую оболочку, или – наоборот…