Как умирает любовь

В нашем селе все странные, старые и на голову ****утые. Вокруг зелено, весна. Птички поют, цветочки распускаются, благодать. Запахи, всякие звуки. Весело все, необычно для городского глаза. Коровы по утрам спят, а как петухи горланить начнут, тут село и просыпается, солнышко встает, небо его встречает, роса сапоги пастухов умывает, день новый приходит, а с ним и история моя про сельчанку одну, мою соседушку, Любоньку. Любонька та – краса писаная, годков ей сорок стукнуло, косонька поредела уж, морщинки под глазоньками как борозда в полюшке полегли, ручки по утрам дрожат шибко, но это не беда, это от беломора. Курить Любушка любит, и сахар жевать. Нажжет на сковородке сахара, и сидит на крылечке, жует себе, да папироской попыхивает. Одна живет, как ивушка возле пруда, ни мужа, ни детей, одна-одинешенька во всем мире. А я про что рассказ веду? Про горюшко великое, про Любовь святую, про землю, мать ее. Сидит себе Любушка, дымок беломоровый по обыкновению втягивает, сахар за щекой языком переворачивает, глядь – Петька Беззубый на мотоцикле совхозном едет. Страшный, но что-то в нем есть, свободное такое, залихватское, седой, правда, ну ничего, это сейчас дело поправимое, купил хны и чуб снова рыжий. Едет, значит, песни под нос бубнит. Тут в нем Любонька милого и разглядела. Папиросу выплюнула, руками волосы пригладила, платок цветастый на полные свои плечи накинула, и за калитку – шасть! Скалится, глазоньками стреляет, прям Мерлин Монро. Ну Петька тоже не промах, мимо Любоньки нашей на драндулете гарцует, мол, глянь, и так могу и так, и какая сегодня погодка прекрасная, прям хоть женись. Подъехал, слез, давай ножкой шаркать. Шаркнет разок и в Любкину сторону глядь! А она зарденется как яблочко, глазки опустит, как будто Петьку первый раз в жизни увидала. Тут Петька вообще вприсядку пошел, танцует, вокруг Любки нашей, а она, а она, люди добрые, етит его налево, тоже в пляс ударилась, раскраснелась, и под ручки его в хату ведет. Парень не оплошал, в двери входит, борщ ест, только за ушами трещит, отрыгивает и пялится на Любкину грудь. Потом хвать ее за юбку, и в кровать. Так и зажили вместе. Он, Любка, да собака Плешка. Любонька наша с той поры прям расцвела, Любовь в ней поселилась, Страсть, так скажем. Идет по дороге, не идет, а летит, волосы по ветру, на губах помада фиолетовая, платье новое, коричневое, только пять штук в универмаг сельский завезли, «Ландышем» пахнет, беломорина в зубах, не девушка – сказка. А навстречу ей идет Нежность. Нежность одета в белое, локоны русые, глаза синие-синие, как небо. И вошла Нежность в Любоньку, и поселилась в сердце ее. А сердце у Любоньки нашей, что изба белокаменная, чистая, светлая. И стала жить Нежность в этой избе, в сердце у Любоньки. И видит вдруг Любонька, сидит на пригорке Ласка. Ласка пушистая, серенькая. Пустила Любонька и Ласку в свое сердце-избу. Пусть живет в избе Любви Нежность и Ласка. Зашла Любонька по пути к нашей пьянице сельской – Вере. Взяла Любонька Веру и повела с собой. Вылечу, думает, Веру и заживу по-новому, по-моему, по намечтанному. Не одинока теперь Любонька наша, Петька у нее есть, с чубом новым, хной выкрашенным. Заходит Любонька в калиточку беленькую, толкает дверь в дом свой и видит милого своего в горнице, бесштанного, бессовестного, с Квашней из вино-водочного целующегося, обнимающегося, ласковыми словами перебрасывающегося. Только и помнила, как он по селу бежал, зад прикрывая, да вопли пассии его недолюбленной, недовыебленной. А проснулась, боль в груди неописуемая, это умирала Нежность в ней, от судорог корчилась, это Ласка в ней трупом серым лежала, это изба горела огнем красным, по стеночкам белым, светлым, кровушка бежала струями алыми. И вышла Любушка на крыльцо, в зубах беломорина, за щекой сахар вчерашний, села на крылечко одинокая, как ивушка, а рядом валялась пьяная ее Вера.
А я что говорю? Вокруг зелено, весна. Птички поют, цветочки распускаются, благодать. Запахи, всякие звуки. Весело все, необычно для городского глаза. Коровы по утрам спят, а как петухи горланить начнут, тут село и просыпается, солнышко встает, небо его встречает, роса сапоги пастухов умывает, день новый приходит. Наше село, оно особенное. В нашем селе все странные, старые и на голову ****утые.