Научи меня не любить. главы 1-3

«Девочка моя! Девочка моя!!» Мысли стучались в черепную коробку, как будто хотели вырваться на свободу, отскакивали от нее, роились, мешались. Ничего не было понятно, только: «Девочка моя! Девочка моя!!» Голова гудела как улей, который разбудили среди зимы: «Девочка моя! Девочка!! Господи, как же, я ее называл?» Всплыло, какое-то глупое и несуразное: «кошечка». Какая, к черту, «кошечка»? Да, она была похожа на кошку, на большую сиамскую кошку. Не на ту селедку с длинным крысиным хвостом, а на ту, большую с длинными тонкими шелковистыми, почти прозрачными, бело – голубыми ворсинками, которые потом плавно переходили в серый цвет. Благородный, аристократичный серый. Такая кошка жила у соседа Олега, и стоила она баснословных денег. Сосед, еще помнится, говорил, что купил ее на какой-то кошачьей выставке. Она постоянно напоминала Олегу кого-то, вот только кого он понять не мог. Теперь понял.
Про нее можно было еще сказать: «Львица, тигрица, пантера». Это было бы даже точнее! Но… не так! Нет, не так! Не так он ее называл! Как же, черт возьми?! Он, в сотый раз за сегодняшний вечер попытался представить ее. И, вдруг, как вспышка: Богиня! Змея! Точно! Он называл ее Богиней и Змеей. Мудрая, как Змея… Гибкая, как Змея… Красивая и недоступная, как Богиня… Она была, именно, такой. Мудрой, гибкой, красивой и недоступной. С ней постоянно хотелось разговаривать и заниматься сексом. Только она могла говорить такие мудрые вещи. Все, что она говорила - было правильно. Мудро и правильно. Когда занимаешься сексом с богиней, сам чувствуешь себя богом. Он чувствовал себя, тогда, богом.
       Она сказала: «Завтра исполнится семь лет, как мы с тобой знакомы. Семь, кажется, счастливая цифра?». Она что-то еще говорила. Что, вспоминалось с трудом. Его почти парализовало, когда он услышал в трубке ее голос. Он узнал ее сразу, не смотря на то, что не слышал так долго. Сколько лет? Семь? Боже, неужели действительно семь?
Руки онемели и опустились, а мозг перестал работать. Что-то нужно было сказать в ответ. Только вот, что? Но, ведь говорил же! Что-то ведь, точно, говорил! Мямлил про то, что видеть ее нужно, руки держать…О-о-о! Господи! Тупица несчастная! Когда только научится слова подходящие находить сразу?!
       Нужно, нужно было тогда что-то сказать!! Что-то важное! Что–то очень важное для него. Для нее тоже. Для нее даже важнее. А теперь, что? Теперь, хотелось выть и стучаться головой о пол.
Олег повернулся на спину, подложил руки под голову, постарался вытянуть ноги. От долгого лежания в одной позе, мышцу в голени повело и, не дожидаясь, когда ногу сведет судорогой, а случалось это последнее время что-то слишком часто, подтянул колено к груди, тихонько, чтобы не разбудить жену, помассировал. Как будто зная, что так лучше будет, мышца сразу же встала на место. Только тупая, остаточная боль еще некоторое время напоминала о себе. Не очень сильно, но так, что Олег отвлекся на несколько минут, и даже перестал думать о том, что произошло сегодня днем.
       А, как только, вспомнил, сразу же заболела голова. Даже не заболела, а стала, вдруг, набухшей и тяжелой. Такой тяжелой, как будто ее неделю выдержали в бочке с водой. В деревянной бочке с тухлой, темно-зеленого цвета, водой покрытой противной, скользкой ряской. Олегу показалось, что эта ряска ему в уши попала. Щекочет, липнет. Он даже пальцем поковырял, чтобы убедиться, что там ничего нет.
Немного потряхивало и ломало, как при температуре. Олег постарался натянуть на себя одеяло и свернуться калачиком, чтобы согреться. Жена что-то пробормотала во сне недовольно, и, переворачиваясь на другой бок, замоталась в остатки одеяла окончательно.
Прохлада, предутреннего дома пробежала, сначала по плечам, потом по животу, и, медленной волной противных мурашек, спустилась по ногам к ступням. Олег с надеждой, еще раз, потянул на себя самый край пододеяльника. Откуда-то высунулся Ленкин нос.
- Чего ты?- сказал Ленкин нос.
- Одеяло дай!
Ленкин нос посопел и продолжил:
- Какое одеяло? Ты чего не спишь? Сам не спишь, и мне не даешь.
- Ты все на себя стянула.
- А-а-а. О, господи! Да забери ты свое одеяло.
Ленка, облокотившись на голову и ступни, поддерживая себя руками, очень напоминая позу из йоги, которая называлась «пирамида», попыталась вытащить из-под себя что-то скрученное, потерявшее форму и размер. Повозилась немного, не смогла выдержать тяжести своего живота и бюста, тяжело плюхнулась на кровать:
- Сам доставай!
Олег молча повернулся к ней спиной.
- Олег, я не поняла, тебе одеяло - то нужно?
- Спи.
И Ленка сразу же уснула.

Била его жизнь! По морде! Долго била! С оттяжкой! То ладонью, то кулаком. Получая от этого удовольствие. Интересно же было понаблюдать, каково ему? Сколько выдержит? На сколько его хватит? А, действительно, на сколько его хватит? Последнее время, часто стало прихватывать сердце. Олег старательно делал вид, что не придает особого значения, но иногда, страх холодком пробегал где-то внутри грудной клетки, прятался, тихонько отсиживался, потом ненадолго высовывал свою противную головку с ехидной ухмылкой и опять прятался. На сколько его хватит?! Детей бы вырастить!
 Спала жена. Он не видел ее в темноте. Зато, очень хорошо знал, что у нее светлые волосы и полные плечи. Когда-то любимая. Когда-то желанная. Семь лет назад, она была для него всем. Все, что было в его жизни, было только ею, и только для нее. Он пожирал себя своей любовью. Ленка- женщина, с которой он хотел жить, от которой он хотел рожать детей. Для которой он строил этот дом, сажал сад. Для нее он зарабатывал деньги. Только, чтобы ей было хорошо, чтобы ей было спокойно. Ей, и их детям. Он нес эту любовь издалека, из юности. И очень хотел думать, что будет нести всю жизнь. И, вдруг, все пошло прахом.
 Сразу же, как только он увидел Ее. Каждый раз, потом, когда он пытался найти слова, которые смогли бы передать, рассказать, нарисовать эту женщину, он понимал, что никогда их не найдет. Когда сочетается несочетаемое, когда красота вызывает не восхищение, а зависимость, как от наркотика. Когда хочется не смотреть, а закрыть глаза. А, закрыв их, становиться страшно. Адреналин бьет в голову так, что ты уже и себе то не принадлежишь. Подходишь к краю пропасти и знаешь, что тебе конец. Еще шаг и… все! А ты, как дурак, берешь и делаешь этот шаг… Тебя затягивает, а у тебя не только нет сил, сопротивляться, так ты и делать то этого не хочешь. Хуже того, сам спешишь, торопишься. Только бы в глаза ее смотреть. А глаза… Господи, глаза у нее какие!!
 Жена повернулась во сне к нему лицом. Дышит ровно, спокойно.
«Ненавижу! Ненавижу!! Ненавижу!!!» В висках уже стучит от ненависти! От желания заткнуть ей рот, чтобы остановилось дыхание, чтобы в глазах, вытаращенных от нехватки воздуха, ничего не было кроме страха. Ему, как маньяку, который ломает шею своей жертве, до дрожи в груди, хотелось видеть этот страх! Не страх даже - ужас! Такой же ужас, который он испытывает сейчас, потому, что каждое утро, когда он будет просыпаться, он будет видеть именно это лицо. Это, а не то, которое хотел бы.
 « Я хочу просыпаться рядом с тобой. Я хочу говорить тебе утром: «Пора вставать, Любушка!». Господи, он за все время, пока знал ее, раза три назвал ее Любушкой. Вот тогда, когда говорил ей эти слова, сегодня, когда говорил с ней по телефону, и…нет, больше не помню! Как-то не получалось!
 Она всегда была Любовью. Только, в самые трепетные минуты, когда Олега, не умевшего и не привыкшего проявлять свои чувства открыто, только тогда, когда сердце и душа его были переполнены нежностью и благодарностью за то, что Она была в его, такой непростой, жизни. Только тогда, он осмеливался выдавить из себя хриплые, еле проговариваемые слога «Лю-буш-ка». Тихо, так тихо, что она и не слышала даже. Она, по-прежнему, оставалась Любовью. Так произносилось ее имя, и только так можно было обращаться к Божеству. Ее не хотелось оберегать. Перед ней хотелось стоять на коленях.
Почему же голос ее, сегодня в трубке, дрожал не как у богини?
Лежать и думать об этом, не было больше сил. Олег осторожно сел на край кровати, опустил ноги на пол, и почти сразу же попал в тапочки. Через плечо посмотрел на Елену, не проснулась ли? Услышал ее ровное дыхание, на цыпочках дошел до двери, открыл, еще раз прислушался, и уже выходя, вдруг неожиданно для себя, хлопнул ей со всей дури!
По лестнице, нащупывая каждую ступеньку, спустился вниз, на первый этаж. Не включая свет, у зеркала в прихожей, нашел почти закончившуюся пачку сигарет, сунул ее в карман куртки. В доме, как он и ожидал, никто не проснулся. Надел, чьи-то ботинки. По всей видимости, не свои, потому что они были ему тесноваты и прижимали большой палец холодным протертым кожаным пятном в меховой подкладке. Олег, шаркая непривычно тяжелыми ботинками, убедившийся окончательно, что они не его, а, скорее всего, его среднего сына, потому что только он выбирал себе обувь похожую на солдатскую, очень тихо приоткрыл входную дверь. Вышел на улицу. Сначала прикрыл ее, оставив небольшую щель, потом, немного подумав, закрыл, чтобы не было сквозняка. Замок тихонько щелкнул и надежно встал в то положение, когда становится понятно, что его просто так, без ключа, уже не откроешь. Олег чертыхнулся, раздражаясь не понятно на кого, подергал ручку. Она не поддалась. Он сразу же успокоился, подумав о том, что когда будет возвращаться, разбудит Елену. Нечего дрыхнуть! Спустился на ступеньку ниже, смахнул пушистый слой снега, который нападал за ночь, и, облокотившись на перилла спиной, закурил.
 Как преступник, который возвращается на место своего преступления, Олег, за сегодняшний день уже в сотый раз возвращался в тот день, который семь лет назад, стал его первым днем, новой, до сих пор непонятой им, жизни.

Глава 1
- Здорово!
Он на ходу протянул руку для рукопожатия. Посмотрел на нее, подумал, что ногти не мешало бы постричь. Грязные, неровные. Они, сколько он себя помнит, всегда были такими. Ухаживать за ними было некогда, да и неохота. Удобно. Можно было грызть их, когда нервничаешь или думаешь. Последнее время, правда, целыми днями приходилось проводить за рулем. Руки постоянно были влажными, потными. С набившейся, в линии ладоней, ну те, которые «линии любви», «линии жизни», грязью. Интересно так! Правда, как в жизни, тоже грязи полно! Появилась надежда на то, что он избавится от этой, всегда раздражающей его, а еще больше его жену, привычки.
 Невысокий, коренастый, про таких как он, чаще всего, говорят «корявый». Он не был красивым, он не был даже привлекательным. Женщины никогда не обращали на него внимания. Не то, чтобы игнорировали, просто не замечали. А он и не страдал. В пятнадцать лет как влюбился в соседскую девчонку, которая была на год моложе его, так до двадцати трех он, только и знал, что косил глаза в ее сторону. Подойти боялся, все ждал, что сама поймет, сама догадается. А она, как и все остальные, и в упор-то его не видела. Только вот жизнь делает, иногда, счастливые повороты. Вот на таком повороте и случилось так, что Ленка, однажды вечером, после того, как кино в клубе закончилось, вдруг не с того не с сего, взяла его под руку, сначала вроде бы в шутку, и вот так до сих пор, не отпускает.
Это уже потом, во время очередного скандала, когда Ленка в пылу высказывала ему очередные гадости, он узнал, что на самом деле произошло. И о том, что все то время Ленка с парнем встречалась, который с ней в техникуме учился. И, что этот парень жениться ей предложил, а потом, когда она согласилась, взял да и передумал. Так что, его брак – чистая случайность. Но, для Олега, Ленка так и оставалась единственной женщиной.
-Давно ждешь?
Спросил не потому, что его это как-то волновало, а так, скорее, из любопытства
У него, вообще, была привычка опаздывать. Даже не привычка. Привычкой это вряд ли можно было назвать. Стиль жизни, что ли? Он умудрялся опаздывать всегда и везде. Не то, чтобы его это совсем не мучило. Конечно, Олег замечал, что создаются определенные неудобства. Но замечал как-то вяленько, да и то только тогда, когда эти неудобства касались, в первую очередь, его самого.
 Ярослав, прождавший его уже около часа, и собравший про себя весь мат, который он знал, обреченно пожал плечами. Выговаривать не стал. Знал уже - бесполезно.
У них были странные отношения. Они много, даже слишком много, времени проводили вместе. «Мы с Тамарой ходим парой». Но, какими же разными они были! Когда появлялся высокий стройный Ярослав со свойственной только ему сумасшедшее - обаятельной улыбкой, Олег низкорослый, с большим носом, маленьким вульгарно- красным ртом, на его фоне казался уродливым гномом.
Но разговоры их длились часами. Говорили обо всем, о жизни, о предательстве, о том, как это больно!
 И каждый из них, совершал это предательство. Не раз! Только, ведь смысл этих разговоров и заключался как раз в том, что, совершив, они всегда находили причины, чтобы оправдать себя и друг друга.
Иногда, в очередной раз, раскладывая все по своим местам-полочкам, им казалось, что приходит понимание происходящего. Отчего все именно так, а не по-другому. У них сходились мысли, хотя выражали они их всегда по-разному. Может быть, жизнь свела их, на этот промежуток времени, тогда когда, и думали они, и поступали именно так, а не по-другому, не случайно. В это время они были такими. Но, все равно, были они разными!
С карими глазами, с взглядом, как теплый кофе, мягкими пухлыми губами, Ярослав был любимцем женщин. Необыкновенный тембр голоса, приглушенно-интимный - наработанный годами имидж. И действовал этот имидж безотказно не только на женщин. С ним невозможно было разговаривать серьезно на серьезные темы, ему нельзя было отказать. Не потому, что его боялись или еще что-то такое, просто не поворачивался язык сказать ему «нет». Олегу было удобно с таким заместителем. И, поэтому, на все совещания он брал его с собой. С Ярославом, даже самые неразрешимые вопросы решались, как - будто сами собой, играючи.
-Олег, давай побыстрее, ногами шевели! Мы и так уже на пятнадцать минут опаздываем. Да пока еще дойдем. Ну, как раз к концу совещания и припремся. У меня сегодня и так с утра все не ладится. Вот как с утра началось, блин, так и продолжается! Ярослав помолчал, тяжело вздохнул и добавил грустно:
- Вообще, я домой хочу. Меня все так достало! На диван хочу. И спа-ать! Долго-долго!
-Иди и спи, если достало.- Олег сразу же начал раздражаться, не из-за того, что Ярослав домой захотел, а из-за того, что они действительно опоздали. Хотя причиной опоздания был он. Просто не хотелось это признавать.- У меня тоже сегодня денек не сахарный. На заправке машину стукнули. Твою мать! Пока разобрались, чуть не поубивали друг друга. Представляешь?
То, что машину побили - было истинной правдой. Если не считать, что после всего, что случилось на заправке, желание съесть слона или хотя бы маленького слоненка зашкалило так, что мысль о совещании сама по себе отошла в сторонку и, тихонечко так, простояла там, в течение полутора часов. Как раз то время, за которое Олег успел доехать до дома и плотно покушать. Причем, стояла она так тихо, что Олег вообще чуть не забыл о том, что надо где-то, с кем-то и о чем-то совещаться.
Ярослав поморщился недовольно, но так, чтобы Олег не заметил:
- Я бы рад, так на совещание надо.
- Я и без тебя сходил бы.
Олег явно погорячился, сказав это. Сказал и тут же пожалел.
Ярослав про себя скорчил рожу, еще раз поморщился, куда-то в сторону:
- Так, они вообще-то, нас двоих ждут. Забыл что ли? Групповуха у нас, Олег Валентинович!
Да, конечно забыл! Он про детей то, иногда, не помнил. А тут совещание какое-то! Какого черта? Забот у него мало что ли? Ничего хорошего для него это совещание, все равно не сулило. Сейчас начнут развозить!
- Яр, тогда может, ты один сходишь? Скажешь, что меня не нашел. Блин, чего-то мне тоже не охота! Да и некогда!
- Тоже на диван?
- Ага! На кровать! Какой, на фик, диван? У меня еще одна встреча.
- Де-ело-ова-а-я?!
Ярослав протянул это так, что ежу было бы понятно, что именно он имел в виду.
Но Олег, то ли дурака включил, то ли и вправду ничего не понял, только похлопал глазами и ответил совершенно серьезно:
- Да.
Ярослав толкнул его в плечо, изо всех сил, и рассмеялся:
- Олег, ну ты даешь! Две встречи в одно время. Справишься с двумя- то?
Шутка не подняла настроения, зато отвлекла от серьезных мыслей:
- Да пошел ты!
- Давай угол срежем? Так короче. Вроде как по парку прогуляемся. Смотри красота-то, какая! Снег пошел. Крупный какой!
Ярослав, как мальчишка, сгреб в ладонь снег, скатал из него неправильной формы шар, несильно размахнулся и бросил в Олега. Олег наклонился, подхватил пригоршней снега побольше, выпрямился и застыл.
       

Глава 2
Она входила в его жизнь из плотной стены белых, переливающихся всеми цветами, которые можно было себе только представить, снежинок. Они были такими крупными, медленными и густыми, что дома, деревья и фонарные столбы потеряли свои очертания. Она входила уже из ниоткуда. А идти было еще некуда. И оставалось только вот это пространство, окруженное задумчивыми призраками зимы, где сейчас встретились двое.
 Они стояли напротив друг друга. Они еще не были знакомы. Он еще не знал, что принесла она в его жизнь: радость или горе. Да, пока это было и не важно! Он мог повернуться и уйти, так же, как она пришла, в ту свою знакомую привычную жизнь. Повернуться и уйти. И у нее не возникло бы ни одного вопроса. Она не остановила бы его, даже если бы захотела, просто потому, что не знала его имени.
 Они никогда не видели друг друга. Они никогда не знали друг друга. Странная его жизнь! Сейчас он стоял, смотрел как в его, еще вчерашнее, спокойствие входит женщина, которая переворачивает на ходу, все, что он с таким трудом построил. Но продолжал стоять и ждать, когда она приблизиться и все это разрушит. Он видел Ее. Она шла к нему. Такого не могло быть, просто потому, что такого не могло быть в его жизни. К нему шла его Женщина.
 Невозможно еще было дать Ей какое-то имя. Как-то назвать Ее. Просто в этот миг воздух, сначала замер, потом наполнился Ею, а потом ворвался в его легкие запахом, нет! не снега, а почему-то моря! Она пахла морем! Это точно!... был запах моря! Влажный, солоноватый, терпкий. Так пахнут корабли, которые возвращаются из долгого плавания. Так пахнут корабли, которых долго ждут. И так пахнет, наверное, богиня Афродита. Эта женщина была морем. И он, оказывается, всю жизнь ждал Ее. Никогда ее не знал, а ждал…
Она не могла быть другой! Тонкие черты лица английской аристократки. Выраженные скулы, бледность и, неожиданные глаза… гетеры. Голубые, с поволокой, глубокие распутные и очень грустные глаза. Глаза женщины, которая многое пережила, которая многое знает. Только рассказывать об этом она никому не захочет. Такие женщины не любят когда их жалеют. Такие женщины не бывают счастливыми. Но, об этом, никто кроме них самих, не знает.
- Как Вас зовут?
- Любовь.
Все правильно! У нее не могло быть другого имени. Теперь, он вдыхал не только запах глубины и неразгаданности. Ко всему этому присоединился запах, того, чем она жила.
Она жила Любовью!
 Любовь!! Это было ее имя! Это было ее тело, ее голос, ее мысли… Ей можно было ничего не говорить. Просто молчать и смотреть. И вся его жизнь была уже подчинена только одному - не потерять ее!
После того, как он вдохнул ее запах, понял, что дышать теперь сможет только им. Иначе задохнется. Появилось, что-то такое, чего Олег еще не знал. От чего можно было еще отказаться. От чего нужно было бы отказаться, потому, что если не отказаться, то можно сойти с ума. Только хотел ли он? Или же лучше все-таки сойти с ума?
       Он думал, что очень любит свою жену! Но тогда, что же заставляло его ждать и надеяться на чудо в его, не смотря на присутствие такой близкой женщины, пустой жизни? Почему, по ночам, просыпаясь от холода внутри себя, он, глядя в темный потолок, как в небо, просил бога о том, чтобы тот сделал для него, хоть что-нибудь. Что-то такое, чего он и сам объяснить не мог.
Всем своим нутром хотел, болел, требовал, иногда даже злился на то, что бог его не слышит. Но как донести то, чего ты не понимаешь сам? Как рассказать об этом, если слова приходят как в бреду, а утром ты и вспомнить-то толком, ничего не можешь? Просто корчишься, как наркоман от ломки. Ломает, скручивает в пружину, а потом:
 «Господи! Ну, неужели ты меня не слышишь? Да, сделай же что-нибудь!»
Кто же его услышал? Бог? Или… Она шла к нему, посланная кем?

Глава 3
Странная она и непонятная никому. Про нее говорили: «Родилась не в то время». Постоянное чувство неуюта заставляло ее бросаться из одной крайности в другую. Душа мятущая! Что она искала в этом мире? На что надеялась? Кого ждала? Любила? Была любима? И любила! И любили! И радости были, и нежность, и разочарования. Просто в самом начале отношений она, почему-то, уже ждала их окончания.
- Как Вас зовут? – Вопрос прозвучал, откуда-то из стены снега.
- Любовь.
Просто ответила. Больше ничего.
Голос незнакомый. И человек незнакомый. Почему ответила? Сама не знает. Захотелось. Никаких эмоций. Ни положительных, ни отрицательных. Ей нравились мужчины, высокие и смуглые, вот как тот, что стоял поодаль. А тот, кто задал ей вопрос, не был высоким. Не был смуглым. У него был не очень приятный голос. Резкий и отрывистый. Маленький красный рот, нос великоват. Правда, глаза красивые! На его некрасивом лице, глаза были не на своем месте. Зелено-голубые! Яркие, пронзительного цвета, она еще ни разу не видела таких. Они так выделялись на лице, что Люба подумала: «Ресницы, наверное, черные и длинные» Что-то задерживало ее. Не отпускало. Не позволяло пройти мимо. Она присмотрелась, пытаясь получше разглядеть его. Может, виделись где? Правда! Ресницы длинные такие! А на ресницах снежинки… Смешно и мило. И весь он такой смешной, как неуклюжий медвежонок.
-У Вас папка старая. Хотите, я Вам новую подарю?
Люба посмотрела на свою, действительно старую, во многих местах потертую, папку. Стыдно не стало, но почему-то, спрятала ее за спину. На всякий случай.
-Хочу.
- Хорошо. Обязательно подарю!
- А когда?
На этот вопрос он не ответил. Наверное, не слышал. Просто стоял и смотрел на нее. Взгляд теплый- теплый! Снежинки на ресницах медленно таяли. Одни таяли, на их место прилетали и ложились другие. И опять таяли. Люба так долго и внимательно разглядывала этот процесс, что становилось просто неприлично.
- У Вас такое лицо бледное… Вам витамины нужны… Вам фрукты нужно есть… Много фруктов… Давайте я Вам фруктов куплю.
Он перед каждой фразой задумывался, делал паузу, потом глубокий вдох и проговаривал ее так, как будто она только что пришла в его голову.
- У меня всегда такое лицо. И фрукты я в состоянии купить себе сама. Простите, но мне пора идти.
 Странный переход от папки к фруктам. Но папку новую сразу же захотелось. Черную, кожаную. Вот до этого момента не хотелось. А сейчас вдруг так захотелось! И именно, чтобы ей купил и подарил ее, этот, совсем незнакомый ей, человек.
- Нет, не уходите! Мы можем сейчас на рынок поехать. Если у Вас время есть.
- Зачем? За папкой?
Люба даже слегка обалдела. Так быстро ее желания еще никогда не сбывались.
- Нет. Фрукты купим.
О, боже! Это начинало раздражать. Его, как будто, заело на этих фруктах. Дались они ему!
-Спасибо. Но я…
Она не успела договорить. Он развернулся и пошел. Ни слова не говоря. Просто, повернулся молча и пошел. Сначала Люба подумала, что разговор закончен. Но, что-то в его спине говорило об обратном. Была в этой спине сила мужчины, который знает, чего хочет. Знает куда идет, куда ведет. Это было приглашение следовать за ним. Люба растерянно перевела взгляд на человека, который стоял неподалеку, с удивлением прислушиваясь к разговору. Человек растерянно пожал плечами, как будто снимал с себя ответственность за то, что произойдет дальше. «Решай сама!» - его карие глаза не смеялись, не смотря на комичность ситуации, они, как и сам человек, тоже были растерянны.- «Ты можешь остаться со мной!»- продолжили они молчаливый монолог, потом промелькнуло еще и удивление: «Нет, ты, конечно, можешь пойти за ним, если захочешь. Вот, только, захочешь ли?» Это короткое, почти незаметное движение, которое было направлено на то, чтобы ее остановить, сделало свое дело…
Она пошла!
Погорячилась! Если бы знала в тот миг, куда он ее заведет! Если бы знала!
Она, все равно, пошла бы!

Теплый воздух в салоне машины быстро, как мягким теплым пледом, окутал ее ноги. Потом согрелись руки, лицо. Расслабились мышцы. Она всегда была мерзлячкой. С детства, постоянно, мерзли руки и ноги. Ей всегда хотелось в тепло. А, сейчас ей было тепло. Тепло и уютно.
До рынка доехали быстро. Говорить было не о чем, но молчание не тяготило. Редко, но встречаются такие люди, с которыми можно не напрягаться и не придумывать, что бы такое сказать. Можно, просто, смотреть на дорогу, думать о чем-нибудь своем. Вот она и думала о своем, откинувшись на спинку кресла, думала и смотрела на руки Олега, которые, небрежно, но надежно держали руль. Крепкие мужские руки, с утолщенными косточками на сгибах пальцев, с нечищеными неухоженными ногтями, с вздувшимися, от напряжения, венами. Люба перевела глаза на его лицо. Он вел машину сосредоточенно, смотрел прямо перед собой, на дорогу. Правда иногда, когда ему казалось, что делает это незаметно, косил глазами в ее сторону. Люба все это видела, про себя грустно усмехалась, отворачивалась в сторону, и делала вид, что не замечает. Зачем? Да ладно! Пусть думает, что она… слепая, например.
- Вот и приехали. Кстати, меня Олег зовут. Вы ведь так и не спросили. А я не представился. Или Вам не интересно?
       Он, будто, не молчал все это время. Начал разговор так, как будто, продолжал свой, внутренний монолог.
Могла она прожить без его имени совершенно спокойно. Жила же до этого.
И все-таки сказала:
- Вы, знаете, а я так и подумала.
Ну и хрень!!
- Да? И почему же?
- А Вам идет это имя.
Просто так ляпнула.
Он не понял, принял ее слова за чистую монету. Даже гордость какая-то промелькнула за своих родителей, которые так удачно назвали его. Медленно повернулся в ее сторону, посмотрел как-то слишком выразительно, прямо как в кино. Наверное, что-то хотел этим дать понять. И опять, не говоря ни слова, так же по киношному, вышел из машины, сильно хлопнув дверью. Зачем он это сделал? Толи для того, чтобы закрыть ее поплотнее, толи… Он не позвал ее, и Люба осталась сидеть на месте. Странный какой – то товарищ! Может маньяк? Ух! Чего поперлась с ним? Что у него на уме? Ничего не говорит, не объясняет. Догадайся, мол, сама? Или не считает нужным? Она еще немного подумала об этом, еще немного побоялась, и начала разглядывать прохожих, у которых в этот момент была, какая-то своя, только им известная, жизнь.
 Он появился как-то сразу. Сначала его не было - не было, и потом вдруг появился. Весь. Точнее во весь рост. Сел рядом. Нет, сел то он за руль, но как-то так за руль, что оказался именно рядом. Поставил ей на колени пакет. И, опять молча уставился в окно. Это у него, что? Привычка такая что ли, молчать постоянно? Замерзший пакет недовольно прошуршал, потом пообмяк немного от тепла, раздобрел и пахнул вдруг… морозным летом. Такое вот странное сочетание морозного воздуха и запаха летних фруктов. Люба вдохнула этот одурманивающий запах всей силой своих легких, втянула так глубоко, что закружилась голова. От Олега пахло почти так же. Свежестью, холодом и еще чем-то неуловимо хорошим и знакомым. Так пахнет лето. Не фруктами, нет! От него пахло морозным сеном.
- Нам нужно поближе познакомиться. Расскажите мне что-нибудь. Ну, что считаете возможным рассказать. Что вы любите?
-Спортом заниматься. Видите, какие у меня мышцы?
Он провел рукой по ее рукаву. Движение почти незаметное. Такое незаметное, что трудно было определить сделано это случайно или все-таки...
-Нет, не вижу. Это нужно на ощупь.
Накручивает что ли она себя сейчас, или, все-таки, ей это не показалось? Что-то двусмысленное было в его словах. Он, как будто, страховался. Не договаривал. Не говорил то, что хотел бы сказать.
-Там апельсины и бананы. Я не знаю, что Вы любите. Купил то, что показалось самым красивым. Вы любите апельсины?
Люба любила апельсины. Они были из детства. Запах мандаринов – запах Нового года. А запах апельсинов это запах ее детства. Когда мама возила ее к своей сестре в Гомель, они делали пересадку в Москве. Около вокзала, если повезет, иногда продавали апельсины, прямо на улице. И если простоять, часа два в очереди, то можно было купить три килограмма этих восхитительных, ярко-оранжевых, пахнущих веселой пронзительностью, шаров. Для Любы они были, как другой мир. Почти ненастоящий, сказочный мир. Их можно было прижимать к щеке. Они были прохладные и гладкие. Можно было прокусить корку. Тогда, горький привкус цедры оставался во рту долго- долго! Это было, только начало. Игра. Ты знаешь, что как только захочешь, можешь очистить его, и отламывать по кусочку. Или сразу же впиться в мякоть зубами так, чтобы сок тек по твоей чумазой мордахе. И, чтобы руки тоже были в соке. А потом, когда апельсина уже не было, можно было облизывать липкие пальцы. И, вот это, было продолжение. Когда апельсина уже нет, а вкус его еще остался.
-Я очень люблю апельсины. Спасибо. Только зачем так много?
- Вам есть нужно больше. Вы такая бледненькая.
Опять руки на руле! Взгляд притягивало к этим рукам! У ее мужа были красивые руки музыканта. Холеные руки. Узкая кисть, длинные пальцы. Игорь очень гордился своими руками. Каждую неделю делал маникюр у мастера. Вечером сидя на диване перед телевизором, он не столько смотрел на экран, сколько разглядывал свои ногти, полировал их, чистил. У него даже лак был. Бесцветный, слава богу, но ведь был же! В нем все было красивым. И сам он был красив, как киноактер, который играет роль героя-любовника. Женщины на улице оглядывались, стараясь хоть как-то зацепить его взгляд.
Люба была такой же. Ухоженная, породистая. Они были одной крови. Они так жили! И, они оба считали, совершенно искренне считали, что живут правильно! Это внутреннюю нечистоплотность можно еще, на какое-то время скрыть, а внешняя, она ведь сразу же бросается в глаза.
Но вот эти руки, с неподстриженными ногтями, почему-то, не вызывали в ней раздражения. Они так надежно и уверенно лежали, что ей не было страшно. Пусть везет. Когда руль держат такие руки, ничего не может случиться. Захотелось прикоснуться к ним, правда, только на секунду. Желание пришло и сразу же исчезло, но Любе, вдруг стало неловко перед собой и перед Олегом за свои мысли.
Снег залепил все стекла машины, как будто отрезал их от мира. Сегодня он выполнял свою работу.
-Может, поедем?
Вроде бы и не хотелось уже никуда ехать. Было так спокойно сидеть с, почти незнакомым человеком, молчать, слушать это молчание, смотреть на заснеженные стекла и никуда не торопиться. Не думать о работе. Вообще ни о чем не думать. Просто сидеть и молчать. Почему, уезжать-то так не хочется?
Олег повернул ключ зажигания, завел мотор, несколько минут прогревал его, потом медленно тронулся, с трудом выезжая из сугроба, который навалило за то время, пока он по рынку ходил, а потом еще и сидели долго.
- Любовь, можно я перейду на «ты»?
Да, никаких проблем! Она всегда чувствовала себя не в своей тарелке, когда ей приходилось разговаривать на «вы» больше получаса. Атмосфера собрания с президиумом и трибуной, за которой предстоит выступить с этим ненавистным для нее «вы». Поэтому она с радостью закивала головой. Хотя с другой стороны, переход на «ты», не то чтобы обязывает, но как-то сближает. Ну ладно, пусть будет… другом!
 Сейчас она приедет на работу, и ее сегодняшнее маленькое приключение закончится. Вряд ли она когда-нибудь еще увидит этого человека. Человека с такими сильными и надежными руками. Люба еще раз покосилась в сторону руля. И опять ощущение покоя и надежности, как будто окутало ее своим теплом. Каким, к черту, другом?! Она хотела этих рук!
- Любовь, я хотел бы посвятить тебе целый день.
Что он хочет? Люба видела, ему доставляло удовольствие произносить ее имя. Это было, как эротика. Секс. «Любовь» слетало с его губ не как слово, не как ее имя, а именно как «любовь». Сначала, он влажно смаковал эти звуки языком, потом передавал их губам. И губы целовали на прощание, а потом отпускали… с грустью.

Продолжение следует...