О наслаждении

(Рассказ находиться в состоянии бетта-тестинга)

Боже, как это приятно, мои руки прошлись по его крепким мышцам, мои чуткие пальчики пробежались по вздымающейся груди, мускулистой и крепкой. Какое наслаждение. Я рванула его майку через голову. Он нашел своими жаркими губами мои губы, мы слились в поцелуе. Его крепкие руки обняли меня и прижали к его разгоряченному желанием телу.
Я вся горела в предвкушении блаженства.
- Я… - попытался что-то сказать он, но я прильнула своими губами в его разгоряченным желанием губам, запретила что-либо ему говорить.
К чему слова?
На сиденье машины было неудобно. Я открыла дверь, не отрываясь от его губ, и выпорхнула наружу. Под свежий ветерок, шевелящий ночную хвою огромных елей, что стояли вокруг лесной дороги.
Он выбрался следом, не отрывая взгляд от меня. Я отпрянула к огромной мохнатой ели, ее ветки раскинулись слово шатер. Под ним можно укрыться двоим, скажем, до утра, когда солнечные лучи рассеют весь этот насыщенный запахами шарм безумной ночи.
Я скинула легкое платье и спряталась за ветками, легкий ветерок как-то зло одул мое разгоряченное близким наслаждением тело. Я отпрыгнула от елки и в притворном испуге попятилась в лес. Игривая улыбка не сходила с моих губ.
Он сломя голову бросился ко мне, принимая правила игры. Я увернулась от его крепких и ждущих объятий.
Не слишком ли быстро?
Нет…
Он поймал меня и поцеловал так жарко, что я вся растаяла, как весенний лед под лучами ласкового солнца. Он обнял меня и медленно опустил на дышащий прохладой лесной мох, который по мягкости мог бы поспорить с периной.
Мной завладела пурпурная река и унесла меня в ночь наслаждений.
Какое блаженство ожидать блаженство.
Все порвать, все, что было вне этой чудной ночи, вне этого леса, этой полянки.
Он целовал меня, не прекращая доставлять мне довольствие. Под его трепетными и нежными губами я летела как стаи птиц, свободна и счастлива. Его губы коснулись моих прикрытых век, моего лба, щек шеи и ниже.
- Я вампир, - сказал он с придыханием и коснулся моей шеи, нежно но все настойчивей и яростней покрывая ее поцелуями.
- Да, укуси меня, - громким шепотом сказала я, подставляя ему свою шею.
Он покрыл ее нежными поцелуями.
Мох скрипел в такт нашим движениям. Я коснулась его шеи и нежно поцеловала ее.
Какое блаженство ожидать блаженства.
Не могу больше, меня всколыхнуло желание, его аромат затуманил мне разум, его прикосновения будили во мне нечто такое, что трудно описать словами.
Я не смогла больше терпеть.
Мои острые зубы прокусили его горло, в рот хлынула кровь.
Какое наслаждение.
Сила ворвалась в мое ослабшее от долгого ожидания блаженства тело. Мысли все вымело под напором бесконечного и непреодолимого счастья. Я стала всем, этим лесом этими деревьями мхом воздухом.
Нет ничего прекрасней, чем утолить жажду человеческой кровью.
Он попытался отпрянуть от меня, но я крепко держала его тело в своих руках. Я была всемогущей и пила, пила, пила. Струйка крови скатилась между моих обнаженных грудей. Это мелочи, зачем мне мелочи, если рядом со мной такой мужчина, такое наслаждение?
Тело медленно отходило от блаженного состояния, по нему разливалась сладкая истома. Я устала, все силы унесло это бурное счастье.
Рядом со мной лежал тот, что подарил мне бесконечное наслаждение. Я лежала рядом.
Вот сейчас схлынет волна непреодолимой усталости я снова стану богом, снова меня накроит волной бешенной силы и блаженства.
Я повернула голову к нему. Из него уходили последние искорки жизни, вместе с последними капельками крови.
О Боги, как это романтично, отдать все свою жизнь только для того чтоб я испытала такое безрассудное и всеобъемлющее наслаждение.
Мой герой.
Мой ангел, моя страсть, моя вечная любовь.
Я поцеловала его в сжатые уста, как же он счастлив был от того, что сознавал мое блаженство!
- Ты был чудесен, - прошептала я в его ухо и, слизнув последние капли крови из раны на шеи, и встала.
Лес был передо мной, не лес, а целый мир раскидывал руки, чтобы заключить меня в свои объятья.
Я подобрала свое платье и побежала.
Легкие ноги несли мое невесомое тело сквозь лес, я перепрыгивала овраги и буреломы, не прикладывая никаких усилий. От меня ломанулось что-то в кустах, должно быть какой-то зверь. Я свернула и легко догнала крупного оленя, он покосился на меня, на бегу, и бросился удирать еще сильнее.
Я бежала рядом, с его губ начала срываться пена.
Впереди попался овраг, длинный и глубокий.
Мы прыгнули вместе. Я и олень.
Это был полет.
Но он постепенно стал снижаться. И вот уже кувыркаясь, полетел вниз.
Ну что же ты, дурашка, чего испугался?
Я же сыта.
Я проследила как он, ломая небольшие густые кустики, что росли на дне оврага, который промыл журчащий ручей, упал вниз. Сломал себе шею. Еще дрыгая ногами, пытался встать, но уже умер, не понимая этого. Зачем же так бояться?
Я легко коснулась ногами другой стороны оврага и побежала легко и свободно, никто не в силах тягаться со мной. Я все, я вся, мир есть по моему желанию и он погибнет только тогда, когда я этого пожелаю. Но разве я этого пожелаю? Такое наслаждение бежать по миру, по лесу, этому чудесному мху.
Искать наслаждение, потом получить его.
Впереди показалась полоска реки. Не люблю воду, он напоминает текущее время, что всегда разрывает объятья наслаждения. Время мой враг, оно не дает наслаждаться вечно.
Но я все равно смогу победить его. Когда-нибудь смогу и настанет вечное блаженство.
Я ударила ладонью по толстой и высокой сосне, что стояла на берегу речки, ее корни уже подмыла вешняя вода на половину. Дерево медленно стало падать поперек лесной речки.
Как медленно.
А бежать так приятно, я смогла бы бежать всю ночь.
Я взметнулась вверх, мои босые ноги легко и быстро вознесли меня по стволу, который падал и падал в воду. Я оттолкнулась и взлетела над лесом и рекой. Где-то вдали мелькнули огни деревни. Там жили люди, они не знали такого блаженства и счастья, они не видели радости в доставления счастья мне. Они боялись меня.
Пусть.
Я не виню их, я просто не буду мешать им жить. Пока кто-нибудь не покажется мне достойным, чтоб открыть ему истину. А когда он поймет, какое наслаждение он доставит мне, какое блаженство и восторг. Он сам станет счастлив, а жизнь за это – такой пустяк. Ведь правда?
Я побежала дальше в лес.
Не понимают и что?
Я слишком счастлива чтобы думать об этом.

***
- Да, хорошо, я приеду, и мы вместе с этим разберемся. Только ты сейчас не дури, пусть арестовали наши счета. Тебе нужны деньги сейчас? Вот и подожди до утра.
Он оторвал руку с телефоном от уха и, чертыхнувшись, вписался в поворот. Эта лесная дорога оказалась слишком извилистой, чтоб ехать по ней на такой скорости.
- Да, я слушаю. В деревне у бабки, где ж еще? Ну и что, что фирма разваливается. Ничего непоправимого не случиться. Да не паникуй ты. Все будет хорошо, через четыре часа я приеду, и мы обо всем поговорим. Я уже тридцать два года как Михаил Петрович. Это недоразумение. Все, пока.
Михаил повернул руль не такого уж нового, но достаточно надежного джипа «митсубиси» объезжая поваленное дерево.
- Все, спокойней, спокойней, - уговаривал себя директор детища, которое вот-вот было готово развалиться на куски и умереть. Он усилием воли заставил себя сбавить скорость, а то не то, что к сроку, вообще не приедешь.
Как неудачно окончилось день рожденье дочери, а так хотелось еще на денек задержаться. Половить карасиков в лесном бочажке, понежиться на солнце, а вечером устроить шашлык.
Чертов зам, все время паникует, ОБЭП, видите ли, прикопался к коммерческим операциям. Ну и фиг с ними. А вот об арестованных счетах стоило позаботиться. Все равно все чисто, не потому что так хорошо подчищено, а потому что подчищать-то и нечего.
Хорошо, что жену и Аленку оставил у бабки, не хватало им еще нервничать из-за таких пустяков.
Фары выхватили из полумрака силуэт девушки в легком ситцевом платьице, она голосовала одна на обочине этой лесной грунтовой дороги. Тут и людей-то нет совсем. И чего ее занесло.
Михаил притормозил и поинтересовался в открытое окно:
- Девушка, а что вы тут делаете?
- Они уроды, - махнула куда-то незнакомка, - вы можете подвезти меня до города? Или хотя бы до трассы.
- Садитесь, - вообще-то он не любил случайных попутчиков, уж очень много крутили по местным телевизионным каналам о каких-нибудь злоумышленниках, орудующих по ночам и грабящих водителей, которые осмелились их подвезти. Но эта девушка развеяла все подозрения одним взглядом.
- Что случилось?
- Да это все ребята. Поехали на шашлык, а они стали приставать, ну я психанула и убежала. Это еще вечером было, а в лесу очень страшно, я думала что заблудилась, нашла дорогу и пошла по ней. Думала до утра придется идти, а тут вы. Я прямо не знаю как вас и благодарить.
Девушка посмотрела на Михаила таким обезоруживающим и невинным взглядом, что у него покраснели щеки. Тут уж каждый чувствует себя рыцарем, даже пусть вместо коня у него джип, и не белый, а серебристый.
- Что вы, пустяки, - нарочито грубо отозвался водитель, все-таки жена и дочь, семейный человек. Иногда компаньоны подшучивали над ним, мол, даже в баньке с девочками попариться стесняется. А уж любовницу завести, как респектабельному человеку, вообще совесть не позволяет.
- А почему вы такой сердитый? У вас, наверное, неприятности, а тут я со своими проблемами. Вы уж извините, только подвезите меня до трассы, а там я уж как-нибудь сама.
- Что вы, на дорогах опасно. Я вас отвезу, - но почувствовал ее руку у себя на колене. И такая горячая волна поднялась, захлестнув его целиком, что рубашка тут же вспотела. Он не мог сопротивляться своим желаниям, остановил машину и прильнул к незнакомке.
Как она была хороша, стройна и фигуриста, так горяча.
- Постой, - еле вымолвил он, с неимоверным трудом отрываясь от ждущих и желанных губ, - как тебя зовут?
- Дашей, - пролепетала она, томно потягиваясь и впиваясь в его губы.
Даша. Так звали и его жену.
Почему «звали»?
Его жена осталась на даче у бабки. Его Дашка, его Дашенька. Безмерно любимая и желанная.
Он оттолкнул от себя эту распутную девицу с таким добрым и чистым именем. Оттолкнул не грубо, но настойчиво. Она сопротивлялась, но вяло и как-то растеряно.
- Почему? – Только и произнес этот распутный цветок, пытаясь возобновить прерванные поцелуи. – Нам будет так хорошо…
- Иногда, это не главное, - парировал он, заводя мотор. Но что-то удержало его ногу на педали газа. Он медленно повернул голову, встретился взглядом с незнакомкой.
Она закусила нижнюю губу и смотрела как-то обиженно.
Какие зубы.
Два длинных и острых клыка…
Михаила как током ударило. Холодный пот выступил на лбу. Он же не верит во всю эту чертовщину, во всякие сказки и байки.
Нет, девица с ним играет. Это не настоящие зубы, накладные.
Сколько таких развелось, любителей ужасов, за последнее время? Много.
- Меня такими фокусами не испугать, - грубо поведал он, вдавливая педаль газа.
- Иди ко мне… - только и произнесла она. Тело перестало повиноваться, и он медленно отжал педаль и повернулся к ней.
Не человеческий голос.
Не человеческие глаза.
Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?
Она склонилась над добровольно подставленной шеей. А Даша так и не узнает, что случилось.
Даша.
Даша!
Вот ее лицо, ее, его Дашеньки, его любимой встало перед глазами как церковный образ.
Он вырвался из цепких пленительных объятий, открыл дверь и бросился в лес. Ветки тут же хлестнули по лицу, стали цепляться за одежду, но не задерживали, а подталкивали. Беги, беги, живой.
Ветер шептал ему тревожно на ухо.
Беги.
А на пути стояла она и, застенчиво улыбаясь, манила пальчиком. Он развернулся и бросился обратно, не разбирая дороги. Он не пробежал и двадцати метров, с боку метнулась тень и повисла на нем.
- Милый, ну куда же ты? Нам будет сказочно, божественно хорошо.
- Прочь, отродье дьявола.
Как он жалел, сейчас что не носил креста, маленького нательного крестика. Михаил оттолкнул ее и бросился бежать, не разбирая дороги. Но она опять вышла ему на встречу и бросилась на шею.
- Ну же, любимый, доставь мне радость.
Кулак со шлепком врезался в ее мягкую бархатистую щеку. Удар был хорошо поставлен, работали мышцы спины, плеч и предплечий. Такой хук отправит кого угодно в нокаут. Любого человека.
Девчонка лишь мотнула головой.
- Любимый, ты хочешь поиграть? Ты хочешь доставить мне удовольствие? Мой любимый…
Она толкнула его в грудь одной рукой. Не сильно, а что можно сказать о силе такого существа?
Он тоже не успел ничего подумать.
Михаил отлетел на десять метров и больно ударился о ствол дерева. Такой ответ вышиб последние из оставшихся сил. Их не мало пришло с ужасом осознания собственной уязвимости. Ужасом смерти. Видом этой твари в обличии ангела.
Девушка медленно шла к нему, наслаждаясь каждым мигом.
Нет, она не звала его больше, но и так был весь ее.
Весь?
Нет, та часть сознания, что еще помнила прежнюю жизнь, что еще боролась с собой и с тварью, помнило лицо его жены и дочери, заставила руку взять первый попавшийся сук. Он ударил палкой склонившееся над ним молодое очаровательное личико с острыми и длинными зубками.
Сук рассек воздух.
А шею впились эти остренькие зубки. Впились и тут же пропали.
Он оглянулся, лес был пуст и безжизнен. Но в шею с другой стороны впились эти озорные зубы. Опять никого. Он приподнялся и, шатаясь, стал вертеться, пытаясь увидеть врага.
Сзади его обхватили нежные, но сильные руки, страстно прижали спиной к чему-то мягкому и теплому.
Шею пронзила боль, и тут же пришло спокойствие и умиротворение, боль стихла. Только чувство вытекающей крови и накатывающая слабость.
- Даша…
Кто-то сзади зарычал, раздражительно, словно пес, у которого из-под носа вынимают миску с едой.
- Даша! Да-а-аша…
А потом темнота…
 
***
А бежать так приятно, я смогла бы бежать всю ночь.
Люди, они не знают такого блаженства и счастья, они не видели радости в доставлении счастья мне. Они боятся меня.
Пусть.
Я не виню их, я просто не буду мешать им жить. Пока кто-нибудь не покажется мне достойным, чтоб открыть ему истину. А когда он поймет, какое наслаждение он доставит мне, какое блаженство и восторг. Он сам станет счастлив, а жизнь за такое – такой пустяк.
Я побежала в лес.
Не понимают и что?
Я слишком счастлива чтобы думать об этом.


***
- Маша, смотри, - сказал отец съезжая со склона оврага. Съехал он мастерски, чуть накренив торс и согнув ноги в коленях. За ним посыпалась маленькая лавина снега, засыпая лыжню.
- Мама, можно я тоже поеду вниз.
- Нет, слишком круто, ты упадешь и изваляешься в снегу, поехали лучше встречать папу, здесь он из оврага не выберется.
- Ну, мам…
- Уже темнеет, пора возвращаться домой.
Они без приключений доехали до машины, сняли лыжи и ботинки. Мать налила из термоса, предусмотрительно взятого с собой, горячий чай в кружку. Машенька, держа ее обеими руками, стала потихоньку пить этот густой сладкий чай. От напитка шел пар, он стелился над кружкой, как туман над рекой.
- Теплый, - с наслаждением сказал дочь, пока мама отряхивала снег с курточки и штанишек.
- Ты не замерзла?
- Не-а, - конечно замерзла, но удовольствия и впечатлений хватит на долго, а озябшие руки отогрел горячий чай.
- А мне? – послышался сзади веселый голос отца.
- Совсем стемнело, - с тревогой произнесла жена, - пора возвращаться.
- Тут не далеко, всего пара часов езды. Сейчас мотор прогрею… Да и себя за одно не мешало бы.
Она подошла и поцеловала его в губы.
- Согрелся?
- Ага, - встрепенулся он и полез в машину. Тут ехать не далеко, но если застрять, помощи ждать придется очень долго. Сами захотели покататься на лыжах одни. Чтоб никто не кричал: «Уступить лыжню, уйти в сторону», «На ногах ходить научись».
Они сели в машину и поехали, пуская перед собой, как верного пса свет фар.
Как хорошо покататься в субботний вечер на лыжах с семьей, в лесу, подышать чистым морозным воздухом. Даже промерзнуть до костей хорошо.
Вдруг луч фар высветил силуэт девушки, которая куталась в осеннее пальтишко. Из-под нетеплой, во всех отношениях, одежды выглядывал край ситцевого платья. А стояла она, похоже, просто босиком.
- Господи, кто это? – спросила жена. – Да она ж совсем замерзла, бедняжка. Останови…

***
 - Боги, как это романтично, отдать все свою жизнь только для того чтоб я испытала такое безрассудное и всеобъемлющее наслаждение. Я все, все и всегда, мир есть по моему желанию и он погибнет только тогда, когда я этого пожелаю.
Я перепрыгнула поваленное дерево, что повисло на остальных своих сестрах и никак не упадет на засыпанную снегом землю.
- Но разве я этого пожелаю? Такое наслаждение бежать по миру, по лесу, этому чудесному снегу. Искать наслаждение, потом получить его.
Лес был передо мной, не лес, а целый мир раскидывал руки, чтобы заключить меня в свои объятья.
- Люди, вы не знаете такого блаженства и счастья, вы не видите радости в доставлении счастья мне. Вы боитесь меня. Пусть. Я не виню вас, я просто не буду мешать вам жить. Пока кто-нибудь не покажется мне достойным, чтоб открыть ему истину. А когда он поймет, какое наслаждение он доставит мне, какое блаженство и восторг. Он сам станет счастлив, бесконечно счастлив.
Я спрыгнула с обрыва, на тонкий чуть коричневатый лед речки. Вот так же я когда-нибудь скую льдом время.
- Такое наслаждение пережить не просто, вот бы мне умереть в таком экстазе, как они. Не понимаете и что? Я слишком счастлива чтобы винить вас. – Кричала я от восторга, от всеобъемлющей вселенной блаженства и наслаждения.
Что-то глухо хлопнуло, в голове вдруг как будто родилась новая вселенная. С болью с криком, но счастья было необыкновенно много, его хватило, чтобы унять боль.
Хлопнуло еще раз. На этот раз я ничего не почувствовала. Только слабость, я знаю эту слабость, после нее накатывает ощущение всеобъемлющей силы и счастья.
Глаза закрылись, но почему-то наслаждение не приходило. Почему?
Сквозь темноту я услышала, прежде чем погрузиться во мрак:
- Какое наслаждение
- Уплочено! Кот, дай сигаретку…