Научи меня не любить. главы 4-6

Глава 4
Месяц прошел для Олега очень непросто. Не выходила из головы эта странная, ставшая такой желанной и родной, женщина. Он почти ничего не знал о ней. Спрашивать, у кого-то не решался. Казалось, что если спросит, то все сразу же поймут, для чего это ему нужно. А для чего ему это нужно? Он пока и сам не знал. Просто было здорово просыпаться по утрам, и, не открыв еще глаза чувствовать, что в твоей жизни, что-то происходит. Что-то очень нужное и важное. То, без чего уже никак нельзя прожить.
Олег упивался этим чувством. Это была его тайна, к которой он никого не мог подпустить. Даже друга. Тайна была такая призрачная, чистая, можно сказать, прозрачная, что он и сам-то не мог себе позволить думать об этом. Возраст, и его жизненный опыт, не давали ему расслабиться и полностью погрузиться в его, такие сладкие, утренние полусны - полугрезы.
«Не думай о ней! Не думай! У тебя много работы. Много дел!» Иногда это помогало. Мысли отходили на второй план, блекли и старались быть почти неслышными. Могли звучать громче или тише. Могли вообще молчать. Но Олег знал, что в любой момент может вернуться к ним, дать им возможность зазвучать в полный голос. И даже постоянные упреки жены не выводили его из себя. Он честно выслушивал все, что она ему выкрикивала, брызгая в лицо слюной, вытирался, кивал головой и, с превеликим удовольствием ложился на кровать, закинув руки за голову, уперев взгляд в одну точку на потолке, замирал в этой позе на несколько часов. Как будто умирал. На самом же деле, только тогда и начиналась его настоящая жизнь, где теплое тело женщины – мечты, проскальзывало между его пальцами легко и воздушно, чтобы обворожить, околдовать своей наготой. Где ее неслышные шаги направлялись к его кровати, чтобы закружить, приподнять его над суетой повседневной. Только там, в его настоящей жизни он делал с ней такие вещи, о которых даже думать то раньше боялся. Стыдно было.

У заводского киоска с газетами толпились люди. Был обеденный перерыв, и многие выходили прогуляться. В столовую сходить, на скамейке посидеть, поболтать, купить чего-нибудь. День необходимо было разделить на несколько частей, чтобы он прошел побыстрее. И делился он «до обеда», «обед», и «после обеда». Олег часто приезжал в высокое, серо-голубое здание, которое называлось «управление» или, как все сейчас называют «белый дом», не смотря на то, что он вовсе не был белым. Его здесь знали. Пожимая руки на ходу и даже успев, так же на ходу, решить несколько вопросов, он быстрым шагом направлялся к киоску. В «белом доме» тоже был перерыв, до его конца оставалось еще время, и это время хотелось как-то убить. Вот и решил пока газетку почитать.
-Олег!
Голос, как будто, звучал в нем все это время. Олег даже не удивился, когда услышал его.
Он не видел ее месяц. Даже чуть больше. За это время она немного похудела, и глаза на лице стали казаться еще огромнее, чем в прошлую их встречу. Такие удивительные!
- Привет!
-Здравствуйте, Любовь!
Он ждал этой встречи. Ждал но, как всегда бывает, она стала полной неожиданностью. И от этой самой неожиданности он просто забыл, что они перешли на «ты». «Здравствуйте, Любовь!»- прозвучало официально и фальшиво.
- У тебя время есть? Хочешь, постоим, поболтаем.- Люба продолжала смотреть на Олега такими же, широко открытыми, глазами.
- Расскажешь мне, что происходит в твоей жизни?
Обычный вопрос был поставлен совсем необычно. И женщина необычная. Ответ должен тоже быть каким-нибудь необычным. И он ответил:
- Конечно.
- Как у тебя дела?
- Да нормально.
- Есть что-нибудь новенькое?
- Да все как-то по старенькому.
- Олег!
- Что?
-Ты всегда так много говоришь?
- Нет, я иногда помолчать люблю.
Люба рассмеялась, откинув назад голову. Потом потеребила пуговицу на его куртке:
- Если ты торопишься, то скажи и иди, я хоть виноватой себя чувствовать не буду. А то ты стоишь как на иголках. Или тебе, просто, мне сказать нечего?
« Да, есть мне что сказать! Есть! Только не скажу!» - Олег низко наклонил голову, потер переносицу замерзшими пальцами.
- У тебя жвачка есть?
Люба порылась в карманах.
- Была где-то. Тебе что зажевать-то надо?
- Да нет, зажевывать ничего не надо, просто в машине дырочку залепить.
- М-м. Вот нашла. Пойдет такая?
И Люба протянула ладонь. На ней лежала зажигалка с размазанной по всей ее длине жвачкой розового цвета, столетней давности. Она не просто засохла, она уже успела закаменеть, как мамонт.
- Что это?
Олег склонился над ладонью, чтобы поближе рассмотреть.
- Где ты ее взяла? И как ты себе все это представляешь?
Люба подавилась смехом.
- Ее отодрать нужно и еще пожевать. Ну, чтобы она размякла. А так ее не приклеишь.
Она стояла, смотрела, хитро прищурив глаза, и ждала, что же он будет делать?
Олег взял зажигалку, ногтем нацарапал небольшой кусочек (все что смог), и не на секунду не задумываясь, сунул его в рот. Немного пожевал, почувствовал неприятный привкус жеванной уже резинки с, еле уловимыми, фруктовыми добавками и спросил:
- Долго жевать?
Люба от неожиданности всплеснула руками:
-Олег! Да я пошутила! Выплюнь немедленно! Вот! Да вот же!
Она протягивала ему другую руку, на которой лежала нераспечатанная упаковка.
- Сумасшедший!
- Скажи мне, пожалуйста… только правду!
- И ни-ичего кроме правды!
- Кто хоть ее жевал?
Люба вдохнула, быстро-быстро поморгала:
- Я! И теперь, как истинный джентльмен, ты просто обязан на мне жениться!

Они стояли долго-долго, болтали о разных пустяках. Олег делал почти удачные попытки острить, говорил комплименты. Люба слушала. Не краснела, не кокетничала, просто слушала. Было приятно.
Обед давно закончился, а они все стояли, облокотившись плечами на одно дерево. Близко, почти рядом. Уходить не хотелось, и они только и делали, что искали повод, чтобы еще, хотя бы не надолго остаться. Цепляясь за каждую фразу, за каждое слово. И даже тогда, когда наступало вынужденное молчание, просто пережидали эту паузу, пока кто-нибудь не находил спасательной темы, типа: «Хорошая погода, не правда ли?». Только потом, позже, когда Олег вдруг поймал на себе удивленный взгляд вихрастого мальчишки с теннисной ракеткой в чехле, которую он нес на плече, сына своих соседей (какой черт его сюда занес?), до него вдруг дошло: «Люди, что скажут?»
 И все! Включилось зрение, обострился слух. Все, как ему теперь казалось, вдруг разом замолчали и повернулись в их сторону. Ну, все! Теперь будет обсуждаться только одна новость! Олег отвел глаза. В нем боролись два чувства. Желание остаться, и страх перед женой, которая устроит такой скандал, если до нее дойдут эти слухи. Он пытался убедить себя в том, что не делает ничего плохого. Просто постоит немного, поговорит с интересным человеком (женщиной!) и пойдет. Но, уже воспаленное воображение рисовало разговор с женой, и теперь только это занимало большую часть его мыслей. Он растерянно и невпопад ответил на вопрос Любы.
-Да… да.
- Что «да, да»? Ты меня слышишь?
Да слышал он ее! Он ее слышал! Он не только ее слышал, он ее еще и видел. Черт! Черт, черт!! Желание видеть ее еще и еще, и говорить с ней, и слушать ее голос, вдруг оказалось сильнее страха. За этот месяц Олег понял - он не хочет быть ей просто другом. Он хочет быть больше, чем другом. Он хочет ее! Он никогда не изменял жене. Пошловатые разговоры мужиков, которые за бутылкой водки начинали откровенничать о своих походах, вызывали у Олега чувство омерзения и к тому, кто рассказывал, и к тому, о ком рассказывали. Но за этот месяц, когда по ночам он представлял, как снимает, нет! срывает с нее одежду он понял: никакие его принципы, не смогут удержать его от этого шага. Давно, еще в институте, живя в общежитии, после, какой-то пьянки оставшись со своей одногрупницей, девочкой, которая была всегда не против, один на один в комнате, он так и не смог заставить себя быть как все. Многие его знакомые прошли через случайный секс. А ему было противно. Для него это было предательством. И он гордился этим, считая, что в его отношении к женщине нет места пошлости.
-Любовь, у тебя есть свободное время?
- Свободное время - понятие растяжимое, Олег, но до пятницы я совершенно свободна.
Ее любимое выражение из мультика, про Пятачка.
-Тогда я приглашаю тебя в кафе. Ты сможешь сейчас со мной поехать? Я, честно говоря, есть очень хочу. Ты обедала?
Она уже обедала. И ехать никуда не хотелось. Но, он смотрел с такой мольбой! И, черт! ей это нравилось. Не так уж часто ее о чем-то молили. Особенно последнее время. Она все реже и реже могла позволить себе такую роскошь, как чувствовать себя женщиной. Такой… стопроцентной женщиной! В общем, дурой.
Аналитический склад ума, который больше подошел бы мужчине, характер, который тоже больше подошел бы мужчине, все это не давало ей расслабиться, забыться, да просто натворить каких-нибудь глупостей! Ее стиль, порода и женственность выражались только в ее внешности. Она никогда не носила украшений и предпочитала стиль «милитари». Но что-то, даже в этом военном стиле, преподносило ее как женщину. Умную, сильную, красивую. И все равно, так иногда хотелось быть «дурой-музой».
- Я пообедала, Олег. Но, если ты хочешь, я могу пообедать еще и с тобой. Хочешь?
- Спрашиваешь. Буду просто счастлив!
Наконец-то он сможет укрыться от любопытных глаз. Не рисковать попасть на острый язычок, какой-нибудь его знакомой или знакомой его жены. И, самое главное! Они могли остаться вдвоем, и, может быть, он даже решиться сказать о том, что все это время думал о ней.

Глава 5
В кафе, почти, никого не было. Юная официантка, с почти белыми, пушистенькими волосиками, с пухлыми губами как у куклы, слегка выпуклыми глазами и удивительно тонкой талией, проводила их к столику у окна. Подвинула в центр стола пепельницу, положила перед каждым из них длинную узкую книжечку с меню, и сказав: «Выбирайте», удалилась. За столиком, который стоял чуть поодаль, сидели несколько слегка подвыпивших мужиков. Компания дружно повернулась и уставилась на них. Даже про пиво забыли.
 Олег гордился собой. Рядом с ним никогда еще не было такой красивой, такой необычно яркой женщины. На нее смотрели. Не сально. Восхищенно!
- Олег, я вот что хотела у тебя спросить. Ты чего-то боишься?
Люба расстегнула свою, просто неимоверных размеров, сумку из потертой кожи с нашитыми на нее яркими аппликациями, что-то поискала в ней глазами, а потом перевела их на Олега. Закрыла сумку и сложила руки, ожидая ответа.
Он думал, что хорошо замаскировал свой страх. Во всяком случае, надеялся, что замаскировал. В том, что она умна, Олег не сомневался, но, что она еще и проницательна…
- Ты боишься, что твои знакомые нас увидят? Да? И жене передадут?
Стыдно признаваться не только ей, но и себе тоже. Ведь именно это его и пугало. Олег откинулся на спинку стула. Постарался выглядеть спокойным.
-Да ничего я не боюсь. Чего бояться то? Обычный дружеский обед. Да нет, жена у меня нормальная, понимает такие вещи. Она спокойно к этому относится.
Он врал. Больше себе, чем ей.
-У нее тоже мужчины-друзья есть. Вон пожарник какой-то. Лейтенант. Она мне про него часто рассказывает. Шуриком зовут. Он и домой нам звонит. Да, все нормально.
Он ненавидел этого «Шурика»! Дома часто вспыхивали скандалы по поводу этого самого «Шурика». Ленка действительно часто рассказывала, как бы, между прочим, о нем, о его семье, о его работе. О том, что сказал, что сделал, в чем одет. И как-то со временем этого «Шурика» стало слишком много. Он постепенно заполнял все пространство в котором Олег жил, вытесняя все то личное, которое еще было между ним и Ленкой. Олега не покидало постоянное ощущение, что из него делают этакого плачущего клоуна. А этого хотелось меньше всего.
 Посмотрел честными глазами на Любу и увидел, что она не поверила ни одному его слову. Но ничего не сказала. И он был ей благодарен за это.
Ему вдруг захотелось рассказать этой, еще почти незнакомой, но уже родной женщине, что не так он представлял себе семью. Он всегда хотел, чтобы вечером его встречали с работы, а утром ему готовили завтрак. Чтобы целовали на пороге. И махали рукой в окошко. Чтобы жена, хотя бы изредка, говорила ему, что любит.
Он приходил домой вымотанный, злой, раздраженный постоянным, ежедневным, ежечасным общением с людьми. Иногда хорошими, чаще, до безобразия тупыми и наглыми. У него была такая работа. И он, с самого начала, когда еще только создавал свою фирму, знал на что идет. Но он готов был пахать с утра до ночи. Лишь бы дома было все хорошо. Его представление о счастье было довольно примитивно, как и у большинства людей его круга. Но Ленке денег хотелось, а вот создавать надежный тыл…Он трепетно относился к своим детям, а дети были ближе к матери и, иногда, ему не с кем было даже перекинуться словом. У каждого были какие-то свои дела. Сначала он делал вид, что все нормально. Потом начал выговаривать. Потом скандалить и требовать к своей персоне внимания. Потом вдруг замолчал и теперь, придя домой, он все чаще чувствовал только глухое раздражение.
Олег заговорил. Говорил долго. То, осуждая себя, то оправдывая. Люба молчала. Слушала внимательно, глядя прямо перед собой. Она умела слушать. Но по ее лицу нельзя было ничего прочесть. О чем она сейчас думает? На чьей она стороне? Сработает ли в ней сейчас женская солидарность или она все-таки услышит, что он пытается донести? Хотя это было неважно. Во всяком случае, сейчас. Олега прорвало. Ему необходимо было выговориться. Слишком долго он все носил в себе. Слишком редко позволял себе быть слабым. И только сейчас, может быть, всего на несколько минут, ему очень захотелось, чтобы его пожалели.
Олег все говорил, говорил. Люба слушала. У нее было много знакомых, у которых в семье постоянно возникали какие-нибудь проблемы. Свои она давно научилась решать на кухне. В спокойном, мирном разговоре. Ни она, ни муж, даже в самых сложных ситуациях, не повышали друг на друга голоса. Это была негласная договоренность. У них в семье никогда не звучал мат, они никогда не ссорились при посторонних. И если кто-то, чем-то был недоволен, об этом говорилось прямо. Скандалов не было. Но и эмоций не было тоже. А если они и появлялись, то их глушили.
Когда-то, давно, на втором курсе института, она случайно познакомилась с психоаналитиком. Он так много и интересно рассказывал, что у Любы стали появляться мысли, не заняться ли ей этим всерьез? Но терять год уже не хотелось, и постепенно психоанализ стал ее увлечением. Муж, как ни странно, спокойно относился к ее постоянному чтению книг, в которых он ничего не понимал. Но, отдать должное, на каждое ее движение он делал встречный шаг. И они уже вместе строили свои отношения. Хорошо это или плохо, кто знает? Но жили спокойно, уютно. Удобно. Они, по-своему, любили друг друга. Может, просто, не могли об этом рассказать? И со стороны все выглядело благополучно. Ни у кого не возникало даже мысли, что что-то может быть не так. Только иногда, редко, появлялось желание запустить пультом в телевизор, грохнуть тарелку об пол или дать кому-нибудь пинка. Может, если бы она, хотя бы изредка, давала возможность выплеснуться гневу, ее жизнь была бы ярче.
 Но Люба боялась скандалов. Еще с детства. Еще тогда, когда ее отец бил мать. Она помнила, как ей было страшно. За себя, но еще больше за маму.
Олег замолчал. Ждал, что она скажет. Ему очень хотелось, чтобы Люба сейчас поддержала его. Он очень редко рассказывал о том, что в его семье давно уже все порушилось. Сначала рушила жена, а теперь рушит он. И делает это, как будто назло себе самому. Плохо тебе? Пусть будет еще хуже.
У Любы было прошлое, которое давно научило ее быть снисходительной. Никого не осуждать, никогда не ставить себя на место других. Она давно убедилась в том, что нельзя просчитать, как бы ты поступил на этом месте. Иногда только кажется, что мы бы так не сделали.
Научила жизнь Любу мудрости. Научила слушать внимательно. Не кивать. Не поддакивать. Не задавать вопросов. Просто слушать. И, при ее молчаливой поддержке, говорилось Олегу легко. Он чувствовал, что не проходит его рассказ мимо, что она пропускает его через себя. Как будто поделил свою ношу пополам. О том, каково Любе сейчас, не думалось. Он был нормальный мужик, с нормальным эгоизмом. Не «махровым», конечно, но очень близко к этому.
Оперся щекой на ладонь, и упулился в окно. Есть расхотелось. Желудок, еще раз, сделал слабую попытку напомнить ему о себе тупым, голодным урчанием. Он ждал ее реакции на его, такой пылкий, монолог. Но как только замолчал, вдруг почувствовал, что…жалко это все и, как-то по бабьи, слезливо.
- Ты ее так любишь, Олежек!
«Олежек»! И не надо было ничего больше говорить. Все она поняла! И боль его, и желание быть нужным, и желание причинить боль за то, что любил он один, и нежелание теперь уже что-то менять, потому что устал, потому что сил больше нет.
Он не был слабым. Его не было жалко. И он уже не казался ей некрасивым. Даже как будто ростом стал выше. Он не был пустым.
- Я бы тоже хотела, чтобы меня так любили.
- Я по тебе с ума схожу. Я думаю о тебе.
- Когда?
- Вечерами. Днем у меня времени нет.
- И, что ты обо мне думаешь?
-Что ты богиня. Нет, ты змея. Знаешь, что у японцев змеей называют, мудрую женщину?
-Я мудрая?
- И красивая. Это опасно.
- Опасно.
Люба тихонько повторила это слово. Потом еще раз, но уже про себя. Она никогда не считала себя опасной женщиной. Даже наоборот. Всегда легкая в общении, с мужчинами она всегда держала дистанцию. А сейчас назревало что-то другое. Расстояние стремительно сокращалось. И это не входило в правила ее игры.
- Олег, прости, но мне пора.
 Он не понял, почему она вдруг так резко засобиралась. Но спрашивать не стал. А, может, правда пора? Стало вдруг очень обидно. И он, не дожидаясь, когда Люба скажет что-нибудь еще, из кармана выгреб помятую пачку денег, почти не глядя, отсчитал приблизительную стоимость обеда, бросил их около своей тарелки, молча встал и пошел.
Он шел между столиками, и позвоночником чувствовал, она смотрит ему в спину. Плечи свело судорогой. Руки напряглись. Тяжелой, больной волной в голову ударило: « Я никогда не добьюсь ее! Я просто ее не стою!»

Глава 6
На город опускался Новый год. На стеклах магазинов и домов были нарисованы елки, снегурочки и деды морозы. Приклеены снежинки, вырезанные из простой белой бумаги и фольги от шоколада. Висели гирлянды. Все блестело, переливалось разноцветными огнями. Было ощущение праздника не только на улице, но и в душе. Хотелось бродить по городу, вдыхать морозный воздух, наполненный запахом елок и мандаринов. Возвращение в детство и ожидание чего-то необычного заставляло сердце то замирать, то наоборот биться чаще. Как будто ты впервые вошел в лифт, и он поехал вниз. Внутри все сжимается, подкатывает к горлу сладковатым комком, потом растекается, сначала по грудной клетке, затем опускается к животу и вниз по ногам. И не только малыши, но и взрослые, уже немало повидавшие на своем веку, люди, у которых иногда и руки то опускаются от невзгод и неприятностей, вдруг распрямляли плечи. Появлялся блеск в глазах. Хотелось праздника! Хотелось чуда! И, ведь, ждали его все! Под бой курантов каждый из них проговаривал про себя желание, которое он загадал еще очень-очень давно. И большинство из них, были еще из детства. Когда стоя на маленьком стульчике, который заботливо подставляла мама, для того, чтобы ее чадо было видно всем, громко, чтобы все слышали, читали стихи, пели песни, и в промежутках между чтением и пением, загадывали красивую куклу или огромную машину. И верили в то, что добрый Дед мороз обязательно принесет им этот подарок. А как же иначе?
Проходили годы. Уже давно все поняли, что Дедов морозов не существует. Что просто так никто твои желания не исполнит, как бы примерно ты себя не вел. И, все равно, загадывали, не смотря на то, что они так и не исполнились. Но каждый раз, в канун новогоднего праздника появлялась та самая детская мечта-надежда на то, что вот в этом-то году…Ну уж точно!

- Так-с, сколько водки брать будем?
Люба задала этот вопрос просто потому, что его нужно было задать. Она прекрасно знала, сколько и чего нужно покупать. Новый год в одной и той же компании они встречали уже лет шесть. И кто на что способен, давно уже знали.
 Светка, которая подбородком оперлась на плечо Любе, и почти начала засыпать, так долго они стояли, встрепенулась и уставилась на витрину. Она была высокой, коренастой, с большими серыми глазами, и маленькими губками, бантиком. Веселая, активная, громкая, она часто много и не по делу болтала, говорила ни о чем. Хотя, могла говорить и о серьезных вещах тоже. Но как-то так, с размахом, иногда с матерком, который ее нисколько не портил, а наоборот, придавал ее милому личику какое-то залихватское бесшабашие. Она иногда с таким удовольствием резала правду-матку, что забывала о том, кому она ее режет. Из-за чего наживала себе врагов, про которых тут же и забывала. Светка всегда считала себя реалисткой и во время разговоров о том, как болит или ликует чья-нибудь душа, отмахивалась: «Я вам не собеседник». Все вопросы она решала с шашкой наперевес. Особо не раздумывая. Не ведя внутренние монологи, не уговаривая свое второе «я», которое чаще всего противится первому. Действовала чутьем. И, именно поэтому принимала, в основном, правильные решения. Во всяком случае, решения приносили ей только пользу. Правда, в большинстве случаев, материальную. Что при этом Светка чувствовала или думала на самом деле, никто не знал.
Сегодня она была на удивление нерешительна.
-Любань, может лучше вина?
- Нет, брать будем водку! Или ты на вино перешла?
-Да, нет. Но хотелось-то сделать как лучше. Может, уже и пора перейти?
Светка опять стала задумчиво смотреть на витрину.
- А сделаешь как всегда. Думаешь, так будет лучше?
       Люба тоже стала разглядывать яркие, красивые импортные бутылки с винами. Они были такими же красивыми, как Новый год и, наверное, заняли бы достойное место на столе. Красивые бутылки, шикарные бокалы. Любе так захотелось стать утонченной. Сменить свои потертые черно-коричневые джинсы на белое платье, похожее на снег. Оно должно переливаться, как снег. Еще в детстве, когда она выходила на улицу, вечером, где луна отражаясь в больших сугробах, придавала этому блеску некую таинственность, еще тогда она мечтала, о том, что когда вырастет, обязательно купит себе платье из ткани похожей на этот голубой блеск сугроба. Ощущение зимы, было ощущением волшебства. Она хотела это платье, хотя знала, что никогда его не купит.
-Будем брать водку.
Сказала так, как будто отрезала себя от прошлого.
Ташка подошла к ним в тот момент, когда на витрину они смотрели уже подозрительно долго и тоже начала смотреть. Светка с Любой на секунду перевели глаза на нее, и вернулись к занятию, которое, приносило им даже какое-то удовольствие. Предпраздничная суета, не смотря на то, что все на нее жалуются, все от нее устают, приносит в жизнь разбавленность. Можно, на какое-то время отвлечься от проблем, создавая себе искусственные заботы. Где купить торт, обязательно, с количеством елочек соответствующим количеству приглашенных гостей? При этом, никто и не знает, сколько гостей соберется на самом деле.
-Чего стоим? Кого ждем?
Ташка, высокая, коротко стриженная и язвительная. С ней бывало нелегко, но она была очень верным, надежным другом. На нее можно было положиться, ей можно было доверять. Она, в отличие от всех женщин, умела хранить тайны. И они ее не тяготили. Все, что ей говорили, она просто хоронила в себе. Так, что Ташка была могила. Иногда она была невыносима, тогда ее голос поднимался на несколько октав выше и переорать ее уже было невозможно. Хотя и услышать тоже. Особенно хорошо это у нее получалось, тогда, когда они собирались на девичник. Никто не мешал и, выпив водочки, они активно начинали орать друг другу одно и тоже. Причем каждой казалось, что только она говорит те самые правильные вещи, которые должны звучать в каждом, только она смогла сегодня подобрать те слова, которые смогли бы пронять даже каменную статую. Ташка в такие моменты была неподражаема. Она размахивала руками, трясла головой, таращила глаза. В общем, помогала себе, как только могла. Остальные, правда, недалеко от нее ушли. Ну, может, были чуть поспокойнее. На следующий день, встретившись на работе, орали почти так же, но теперь уже обсуждая вчерашнее. Было весело рассказывать и изображать, кто и что запомнил. Ташка знала, какое-то неимоверное количество анекдотов, которые она постоянно читала в Интернете. Благо работала она программистом, и времени свободного у нее на все это хватало.
-Сколько водки брать будем?
Ташка спросила, и Люба, и Светка покатились со смеху.
-Чего вы?
-Таш, этот вопрос мучает нас годами. А ты, только подошла и думаешь, что мы его сможем решить за несколько минут.
-Тогда возникает еще один вопрос. Что будем делать?
- Думать.
 Они начали думать. Но Светке, как самой нетерпеливой из этой троицы, все это надоело и она, наконец-то, решила, что хватит.
- В общем, как всегда.
Решительно и бесповоротно. Девчонки безоговорочно согласились.

Продолжение следует....