Кто-то в городе сейчас...

Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук.
Меня убаюкивал этот четкий, плавный, повторяющийся звук. Глаза слипались, по телу разливалась усыпляющая нега. Как только принесли белье, я застелила постель, переоделась наспех и нырнула под простынку. Спать хотелось до сладкой зевоты. Моя голова медленно окуналась в дрему, словно в липкий густой мед. Мысли вяло заворочались и застряли. Спать в поезде нужно и важно. Это ритуал. Вагон укачивал меня как младенца в люльке. Неудивительно, что сон все глубже и глубже засасывал мое сознание. Однако тело мгновенно среагировало на изменение в движении. Лишь только поезд дернулся в последний раз перед остановкой, как я тотчас же проснулась.
Поезд больше не глушил голоса людей. Их говор стал громче и отчетливее. Начался всеобщий исход на перрон станции. То и дело кто-то уточнял:
-Значит, двадцать минут стоим?
 Я медленно вползала в действительность. Лежа на маленькой полке под душным потолком, я старалась не двигаться даже во сне. Мурашки россыпью поскакали по рукам и ногам, стоило мне пошевелиться. Я замерла, в противном ожидании. Мерзкое чувство в теле пропало, и слезла вниз. Соседа не было. Видимо он убежал разглядывать станцию. Его спортивная сумка стояла в углу. Напротив наших боковых мест сидели две пары и вели мирную беседу. Я с интересом смотрела, как старушка ухаживает за своим старичком. Она то и дело предлагала ему что-нибудь из своего харчевого мешочка. Огурцы и помидоры сменились консервами и куриными крылышками, морс, в пластмассовой бутылке, уступил место водочке. Дед с наслаждением принимал подарки своей спутницы.
С другой стороны шло примерно такое же движение. Только ухаживал он - юноша. Девушка поморщила нос на яблоко, повертела головой на шоколад, фыркнула на баночку паштета и улыбнулась, наконец. Ее спутник достал банку консервированных персиков. Очевидно, она это любила.
Сделав над собой некоторое усилие, чтобы отстраниться от стуков ж/д работников по колесам поезда, от жизни станции за вагоном и от начинающегося чувства голода, я стала понимать разговор моих соседей. Повернулась и стала сверху наблюдать за соседями.
Девушка расспрашивала стариков об их жизни в годы молодости.
-Не может быть! – Несколько наигранно восклицала она. – Неужели в 15 лет вы вышли замуж?
-Бог с тобой, дочка, - засмеялась старушка. И ее морщинки пришли в беспорядочное движение. – Целовались, да по сеням обнимались с Андрюшей. Конечно, и ночевали частенько вместе. Дело молодое, без греха никак.
Она снова засмеялась и ласково погладила своего старика по плечу.
-Каких только отговорок не придумывали, чтобы домашние не заметили.
Мне захотелось присвистнуть, бабулька-то оказалась не таким уж Божьим одуваном.
Девушка удивленно захлопала ресницами и засмеялась, слегка запрокидывая голову назад. В этом тоже усматривалось нечто театральное, искусственное. Словно она это движение долго разучивала и оттачивала, стоя у зеркала. И все же искренности, на мой взгляд, добиться ей не удалось.
Внутренний голос язвительно зашептал:
-Ну и ресницы на этой кукле, словно грязью облепили. Надо же быть такой идиоткой.
-Пшел к черту, - зашипела я на него. - Знаешь же, я не люблю обсуждать людей, в особенности, девушек.
-Ну и сиди одна, - обиженно протянул голос и пропал.
А бабулька, тем временем, продолжала рассказывать.
-У молодых-то всегда все на лице написано. Сразу все видно. Ох, отец и бил же Андрюшку. Ох, и лютовал. Он ведь меня сам хотел замуж выдать-то… Ну, да и я характером в него пошла – упрямая. Веревку достала и пошла в сарай вешаться. Глупая была, горячая. Не увидела бы сестра, так и лежать бы мне в могиле… Вытащили из петли, разрешили свадьбу. А тут как раз война. Андрей сразу же ушел. А я вся аж почернела с тоски.
Вам-то сейчас этого не понять, - покачала она головой, глядя на улыбающихся друг другу молодых людей. - А у нас в селе похоронки из дома в дом бежали. Смерть-то не смотрит хороший человек или плохой, любят ли его, ждут, или нет – всех прибирает.
Тут она перекрестилась и взяла старика за руку, словно дальнейшее повествование требовало от нее сил.
-Сначала пришла похоронка на отца, потом сразу на двух братьев. А за ними и сестра старшая пропала. Ох, и плакали мы с младшей сестрой, надрывались. Мать наша за одну ночь поседела от горя, высохла вся и слегла. Да так уже и не встала. Что я могла? Лекарств-то толком не знала. Чем могли, соседи помогали, но через две недели и матушки не стало.
В голосе старушки не было ни горечи, не сожаления. Видимо, давно остыло. Словно пересказывала сериал мексиканский. Но девушка прониклась рассказом, перестала улыбаться и воткнулась поглубже в своего мужчину. Он обнял ее и поцеловал в голову.
-Младшую мою сестру забрала тетка из города. А меня оставила в деревне. Уж, не знаю, почему. Не взяла и все. Пришлось мне самой за хозяйством смотреть. А оно у нас большое было. Две коровы, овцы, лошадь, куры и гуси, утки. И все это надо кормить, чистить и мыть. Правда, тетка-то тоже не дура, Лошадь и коров она продала и деньги себе взяла, на Настино, - так мою сестру звали – пропитание. Да и ни к чему это уже было? Мужчин-то в доме не осталось. Вот тогда я и поняла, что Андрей – далеко, а жизнь – вот тут, у двери стоит. Погоревала, поплакала, да и пошла работать в больницу. Санитарки тогда требовались. Всех опытных забрали на фронт. Тяжело, конечно, приходилось и со скотом управляться и в больнице стирать, да гладить, да мыть. Но мне писал Андрей. Он был жив. Меня это успокаивало, помогало в самые трудные минуты...
-Эйех, Андреевна, мать! Ох и любишь ты эти разговоры. Уж сколько раз – одно и тоже. Хоть бы придумала, что новое, – покачал головой дед Андрей и, махнув рукой, встал. Видно было, что это повествование ему действительно не интересно.
-Иди-иди, подыми, - тоже махнула на него рукой Андреевна.
- А я все же дорасскажу. Тебе же интересно, дочка? – Она хитро посмотрела на девицу напротив.
-Очень, - призналась та. Ее спутник тоже кивнул.
-Вот прошел год, потом второй, - продолжила удовлетворенная ответами старушка. - А война все гремит и гремит. Уж я и так и эдак вертелась и крутилась, а все равно много скота потеряла. Тут недогляжу, там опоздаю. Кого украли, воровство у нас началось потом. Кака животинка сама сдохла.
-Как же так? – Подал голос юноша. – Вы же с детства там, при курах и овцах. От голода они дохли, что ли?
Старушка недовольно поглядела на него.
-А меня отец и мама-то берегли. Любимицы мы с сестрой младшей были. Братья и старшая – Анфиса – те работали ого-го. А с нас пылинки сдували, любили очень. К огороду даже не притрагивалась. Так – для удовольствия покопаюсь… Отец все мне книги возил. Хотел денег накопить и в город переехать. Он же сам из города был. Это мама деревню любила и никуда не хотела уезжать. Эх, слушала бы я маменьку-то, глядишь, и сберегла бы скотину. А я своенравная была, капризная, ленивая.
Бабулька с довольным видом корила себя, словно удовольствие ей это доставляло. Не в серьез ругала, а так в шутку.
-О чем это я? – Перебила она сама себя.
– Ах, о войне. Так вот… – Продолжила она, не дав молодым навести её на потерянную нить. – Однажды сижу я дома, а тут стук в дверь – Андрей пришел. Не на долго, два дня всего. Ну, да нам и этого хватило. Я-то уже его давно не видела. Сердце как застучит, в глазах как защиплет. Пол вечера ревела. Только успокоюсь и снова в плачь. А он пришел и заробел. Я ж изменилась, выросла. От работы, недосыпу и плохой еды, подурнела, исхудала. Волосы свои обрезала, косметики у нас тогда и не было. Это теперь можно какое угодно лицо сделать. А тогда - с каким уродился, с тем и ходи. Да и он тоже совсем чужим стал.
Вот, я, значит, ему баню сделала, покормила, поболтали, как водиться, о войне, об общих знакомых. Я давай ему койку стелить, а он сзади как подойдет, как накинется… Так мы два дня и не отпускали друг дружку, – весело закончила она и потянулась к стакану с чаем.
Парень, воспользовавшись паузой начал целовать подруге шею и уши.
Я никогда не любила смотреть на такие игры. Мне всегда казалось это пошлостью и невоспитанностью. Чем голый секс отличается от таких вот интимных игр? Это из одной оперы и ничего демонстрировать настолько свои чувства. Другим это не интересно.
Андреевна продолжила:
-На третий год пришла весть от сестры. Нашлась она, в плену была. Вернулась как не в себе. Уж, не знаю, что с ней там делали. Но думаю, издевались ироды. Я ее как увидела, так и ахнула. Худая – кости сквозь кожу светятся.
И по ночам она кричала, да так страшно, что я стала с ней спать. Как только чувствую, начала ворочаться, так ее легонько позову, она и успокоиться. Вдвоем легче стало. Я начала ездить в город на выходные. Подруга у меня из города появилась. Ее положили к нам в больницу. Мы и сдружились. Жизнь интереснее стала, веселее.
И она пустилась в воспоминания о платьях, которых тогда совсем не было, о каких-то солдатах, пытающихся её соблазнить.
Я заскучала и решила выглянуть на перрон. Однако время нашей остановки закончилось, и вагон начал втягивать людей. Мне навстречу шел знакомый дед, а за ним сосед снизу.
-И вот так каждый раз. Начинает врать и всегда одно и тоже.
Я навострила ушки.
-И что ей в голову взбрело под старость лет? Совсем из ума выжила, старуха.
-Наберись терпения. Ей многое пришлось пережить, - похлопал его по плечу мужчина с нижней полки.
-Мне тоже, Дима. Сидели-то вместе.
Старик протопал мимо, слово не замечая меня. Мужчина улыбнулся мне и сел на сидушку у своей сумки. Я потянулась, улыбнулась приветливо ем у вответ и села с другой стороны нашего миниатюрного стола.
-Ну, а потом и свадьбу сыграли, - заканчивала свою историю старушка. Там уже пошли годы вместе, с детишками.
Ее дед почесал затылок и помотал головой, словно отгоняя неприятные мысли.
- А как вас зовут, я не расслышал? – Обратился ко мне мужчина.
-Я и не представлялась, - ехидно заметила я.
Он рассмеялся и протянул мне руку.
-Дима.
-Соня, - я крепко сжала его руку.
-Зачем же так крепко? – усмехнулся он и притворно потряс ею так, словно я сделал ему больно.
Я пожала плечами и отвернулась к окну. Но мой собеседник не хотел молчать.
-Вы едите до Красноярска?
Я кивнула головой, но он словно и не замечал моей угрюмости.
-Домой или в гости.
Я вздохнула, понимая, что он навряд ли отвяжется сам.
-Возвращаюсь домой. Отпуск проводила в Москве.
Мне вовремя пришло в голову, что упомяни я о море и Европе, придется говорить в два раза больше.
-А я еду отдыхать на озера. Ну, там, знаете, рядом с Ачинском.
Я не знала, но из природной лености и нелюбопытства кивнула.
Внутренний голос тут же презрительно фыркнул:
«Что совсем разучилась общаться людьми? Хотя бы поинтересовалась, что за озера такие. Вдруг бы пригодилось! Сама бы с друзьями съездила. У-у-у, лодырь…»
«Еще одно слово, - холодно сказала я, - и я приравняю твои реплики к маминой критике. А ты знаешь, какие у меня отношения с маменькой!»
Голос испугался, съежился и лопнул. Я непроизвольно чихнула и удовлетворенно высморкалась в бумажный платок. Дима пожелал мне доброго здоровья и продолжил жужжать о красотах Сибири.
-Я – дитя города и природа меня не впечатляет, - высказалась я вслух, ожидая, что он смутиться и собьется со своего доброжелательно-надоедливого настроения. Но мужчина только усмехнулся и продолжил вливать в меня свою речь.
-Вы где-то учитесь?
Я не смогла сдержать улыбку. «Я молодо выгляжу! Я – еще ничего!»
-Да уже года четыре как работаю.
«Дуреха, он же специально это сказал, чтобы подлизаться к тебе, - вернул меня к реальности внутренний голос. – А ты и лыбиться сразу! Видит он, что тебе уже 26. Ты и в 24 выглядела на все двадцать пять. Идиотка».
Я чертыхнулась и сникла. Голос был прав. Это вполне могло быть лестью, чтобы расположить меня к себе.
Мужчина охал и ахал по поводу моего выбора профессии. Спрашивал что-то еще. Я смотрела на пейзаж за окном. В сумерках деревья стояли такие загадочные. Какая-то глубина была в них. Объемность и глубина. Меня поглощал этот сумрак, завораживала скрытость красок в вечерней мгле. Поезд мирно раскачивался, и меня радовала эта уютность.
Тем временем девушка-соседка громко рассмеялась. Это вырвало меня из паутины мыслей и ощущений. Паука я так и не дождалась. А какие бы замыслы он мог породить во мне, колдуя с нитями, насаживая тонкие кружевные ряды ассоциаций и размышлений?!
- Неужели ни разу не изменяли? – Изумленно хлопая кукольными глазами восклицала Светлана. (Именно так к ней обратился её парень). Она смотрела, то на деда, то на бабку.
 – Неужели даже соблазна не возникало за столько лет?
Андреевна покачала головой.
-Нет, милая. Сегодня я его люблю как в первый день. И мысли даже не было. Он у меня мужчина – ого-го.
Старушечье лицо на миг расплылось в пошловатой улыбке. Или мне показалось, что пошлой.
-Мне другого никогда не надо было. Никто не сравниться с моим Андрюшей.
В подтверждение своим словам она грозно сдвинула брови, как бы говоря – ну, кто ту сомневается.
Дед Андрей усмехнулся и потрепал ее по щеке.
-Эх, старушка, нам ли жить в печали?
Затем посмотрел на молодую парочку.
-Разве можно такой красавице изменить?
Парень и девушка заулыбались и закивали головой.
А дед добавил:
-Она ведь любой знакомой волосы все повыдергивает и еще и мне таких плюх навешает, что стыдно будет на люди выйти!
Юноша фыркнул, а девушка как-то по-козьи рассмеялась.
Бабулька насупилась
-Ну, уж ты наговоришь сейчас.
Я заскучала и посмотрела на своего болтливого соседа.
-Так о чем вы говорили со стариком? Его одуванчик любит приврать?
Мужчина удивленно посмотрел на меня.
-У меня хороший слух. Где они сидели?
Сосед глянул осторожно в сторону, пытаясь понять, слышат нас старики или нет. И задумался. Возможно, чтобы придумать какую-нибудь отговорку или увести разговор с этой темы. Волей случая, старик что-то ему поведал. И выносить это на мой суд мужчине, явно, не хотелось.
«Хе-хе, крутись вертись, а наша Соня, если уж во что зубами вцепляется, то уже не отпускает», - рассмеялся голос в моей голове.
«Опять ты!», - моё терпение почти кончилось.
-«у и эгоистичная же ты дрянь!» – С горечью сказал он мне.
«Голос, вали в подсознание или еще куда. Дай отдохнуть, а?»
Он обижено замолчал, а я с облегчением вздохнула.
Мужчина, знающий секрет, тем временем, что-то мямли. Я решила ему помочь. И положила свою руку на его здоровенную лапищу.
-Как я поняла, история о военных годах – выдумка. Они встретились где-то в местах не столь отдаленных?
Собеседник кивнул.
-Отец ее попал в плен. Вышел и сразу же угодил в нашу тюрьму. Сами знаете прекрасно нашу отечественную историю. Через какое-то время и детей этого «врага народа» туда же закинули. Кто-то из соседей чего-то написал или еще как. Ну, Андрей ее там и увидел. А уж, романтические байки у неё стали потом рождаться. Для детей и внуков. Хотя дед-то – молодец, считает, что таким прошлым гордиться надо. Не скрывает. Он сидел за какую-то идею, так сам сказал. Уж, что там за идея, я не знаю. Ничего особенного. Просто у этой пожилой женщины свой мир, своя прошлая жизнь. Наверное, ей не хочется вспоминать о грустном.
Он пожал плечами и нахмурился. Тяжело ему давалось выдавать секреты из жизни других.
Меня история ни сколько не удивила, а даже повеселила. Божий одуванчик превратился в репейник.
Мимо протопал дед и юноша. Бабка подсела поближе к кукольной девочке.
- А ты милая, как я погляжу, замуж собираешься?
Девушка покраснела от удовольствия.
-Да, Паша сделал мне предложение, но я еще не знаю. Это все так сложно.
На секунду что-то детское и непосредственное проскользнула в ее голосе. И мне показалось, что она еще ничего. Но фраза о сложностях снова повисла театрально и слишком преувеличено.
Притворство и плохая игра! Фальш. Девица раздражала. Я встала и вышла в тамбур. Окна в вагоне оказались закрыты заботливыми руками проводников. Видимо, чтобы по июльской жаре пассажиры не дай бог не простыли. Духоту и застоявшийся воздух становилось противно вдыхать.
В тамбуре стоял дед и парнишка. Я подмигнула парнишке. Это его ни капли не смутило. Проходя мимо я заметила, каким взглядом он провёл по моей фигуре. Любя свою куклу, он плотоядно оценивал мои прелести. Это забавляло. Ещё больше мне понравилась фраза, которую уловили мои ушки. Дед, выпуская струю синего табачного дыма, говорил:
- Конечно, изменял. Но только делал это с умом. Никогда ей повода не давал догадаться. Никогда!
Я повернулась и вошла в кабинку туалета. Постояла там, глядя в зеркало на свое усталое лицо, ополоснула руки. Они казались жирными и липкими. Вышла. Окошко в отстойнике (я называю так небольшое пространство у туалета) оказалось открытым. Потому-то я и осталась там, высовывая лицо на встречу ветру и свежим ночным запахам.
«Как оказывается интересно все? Не семейка, а интриганы. Бабка скрывает прошлое. Дед скрывает свои романы. Ты поверила, что они всегда были верны друг другу?» – Голос звенел от восторга.
«И почему ты такой ехидный? Сколько же в тебе злости и цинизма? Ты же часть меня! Веди себя по-другому». – Попыталась я поговорить с ним. Хотя знала, что это бесполезно.
«Таким занудой как ты быть? Никогда. Я – лучшая твоя часть».
«Тогда заткнись, пожалуйста».
Он что-то пробормотал и заглох. Мне захотелось покурить. Стоять и многозначительно вытягивать яд из длинной сигареты, вглядываясь в даль. Даже не курить, глотая табачный дым, а именно вот эту позу принять. Усталой, знающей жизнь женщиной, разочарованной и пережившей многое, умеющей так красиво держать тонкие сигареты.
Мимо меня прошли две курящие девочки лет восемнадцати. Я поперхнулась от их дыма, мысли рассыпались в прах. Втягивать дрянь в себя, позволять синему дыму залезать в голову, легкие, - отравлять - нет уж, дудки.
Мой сосед тоже вошел в отстойник. Общаться с ним совсем не хотелось, и я поспешила к себе на верхнюю полку.
Бабулька и девушка сидела за столом и пили чай. Андреевна подмигнула мне.
-А мы тут все о мужчинах. Они ить, глупые, думают, что умнее нас. А то мы – женщины не знаем, что головой вертит шея. Я всегда видела, когда у него кто-то был. Он-то скрывает, а на лице все расписано. Только начинает запаздывать, только начинает попадаться на каком-то мелком вранье, сердиться по пустякам, начинает ко мне придираться… Сразу сердце знает, ****ствует где-то. Я ж не идиотка.
Старушка достала платочек и высморкалась с удовольствием. Потом сложила его аккуратно и положила старику в жилет. Девушка, прищурилась, и ничуть не смущаясь, стала разглядывать меня. Может почувствовала, что её бойфренд недавно раздевал меня глазами.
Андреевна покачала головой.
-А глаза такие жалкие, испуганные. Очень он боялся, что поймаю. Сколько раз почти ловила... Но семья – это нечто большее, чем любовь. Ну, застала бы я его с полюбовницей и что? Выгонять из дома? Прощать? Нет. Муж мой в хозяйстве – помощь, да и характер у него покладистый. И детей жалко. Терпела. А потом и сама не горевала.
Я чуть приподняла бровь в знак удивления. Девушка, вообще, уставилась на старушку, выпучив глаза.
-А что? Не женщина, что ли? Ох, и крутила я романы в молодости. Но никогда в ущерб. Вот и вы - молодые, помните, что гулянки – гулянками, а в семье должон быть мир. Не можете, тогда и нечего жениться!
Мне, ни с того ни с сего, захотелось зевнуть. При этом внутри все распирало от смеха.
«Во, старики дают! На людях –святые, хоть иконы с них пиши. А на деле – нормальные люди».
«Нравится? – Заинтересованно спросил голос. – Ты заметила, что девчонка-то с парнем, тоже далеко не уедут. Наверное, это даже последнее их путешествие вдвоем».
«Может быть, они хотят создать семью?»
Голос хрюкнул от удовольствия.
«Хороша семья. Нечего сказать».
«Жизнь – это не черное и белое. Это преимущественно серый. Отстань».
Дед, парнишка и мужчина вернулись.
Сосед сел и, повернувшись в угол, начал искать что-то в сумке. Вечер выдался сюрпризным. На стол легла Библия.
-Вы это на ночь вместо снотворного принимаете? – усмехнулась я.
Мужчина улыбнулся в ответ.
-Это мой путеводитель. То, без чего мне нельзя ни на работе, ни дома.
-В вас так сильна вера?
Я чувствовала, как во мне закипала радость. Ночь будет не скучной, если удастся говорить о религии и Боге. Это интересные темы для беседы.
Он посмотрел на меня долгим взглядом и как бы через силу произнес:
- Я – Пастор в реабилитационном центре.
«Уя!» – Воскликнул голос.
-Ух-ты! – Приятно удивилась я. Сразу подумала, что раз это реабилитационный центр, то за плечами у святоши, наверняка, беспробудная жизнь полная наркотиков, алкоголя и разврата.
Сосед слегка зажался. Но без труда рассказал, что он работает в центре для людей, у которых проблемы с наркотиками и выпивкой. Сам он тоже был таким, пока однажды не облучился божественным светом и не уверовал. Сейчас он помогает таким же заблудшим, как и он. И никогда не был таким счастливым и свободным. Далее шла почти проповедь о божьей благодати и о том, как библия и слово Его помогает. Я заскучала и перебила его.
-И что, вы ездите по городам и собираете последователей?
-Да нет. Еще и частным предпринимательством занимаюсь. Вот еду отдохнуть после работы. Бизнес выматывает. Он достал крупную пачку денег и переложил ее во внутренний карман своего пиджака.
Я присвистнула. В унисон мне засвистел и голосок внутри.
- А как же у вас сочетаются деньги и любовь к Богу? – Полюбопытствовала.
- Разве нельзя это совмещать? Я зарабатываю честно. И собираюсь так же честно их потратить с друзьями на наш поход на озера, с палатками, шашлыками, рыбалкой…– Он мечтательно прикрыл глаза.
Внутри у меня защекотало. Учуяла приближение словесных дебатов с этим чудиком.
- Я вот читала, что если сделать татуировку, то в час страшного суда Бог тебя не узнает, и отправит в ад. А я крылья на спине хотела сделать. Неужели за крылья меня могут отправить в ад?
Священник пожал плечами.
-Я не знаю. У меня нет ответов на все вопросы. Читай Библию. Там есть все.
-Библия! – Я фыркнула. - Чего только одни притчи стоят. Где людей лишают всех благ только ради спора с Дьяволом. Садизм!
Он улыбнулся.
- Где же ты там такое прочла? Сама-то веришь в Бога?
- Ага. И очень даже в ссоре с ним, – я посмотрела на потолок, словно ожидая увидеть там огорченное лицо Бога.
- В смысле? – Пастор придвинулся поближе. Я пожала плечами и со скукой на лице, словно, говорила об этом уже сотни раз, пояснила.
- Не нравятся мне его методы. Впихнул в мир со своими правилами, да ещё и любви требует. А может, не хочу я любить его.
- Это твое право, - тихо ответил мне Дмитрий. – У тебя есть свободная воля.
- Ага, а потом, после смерти меня за неё в ад сошлют.
- Но ведь это система. Либо в ад, либо в рай. Другого не дано. Понимаешь? Если ты отвергаешь Бога, то становишься в ряды дьявола.
- Да не нужны мне ваши ряды, - горячилась я. – Дайте жить, как хочу. И, вообще, не приемлю посредников между Богом и мной.
- То есть? – Он снова удивленно посмотрел на меня, пытаясь заглянуть в глаза.
- Священнослужителей, которые толкуют по своему желанию слово Господа. Когда мне надо, я знаю, как с ним связаться. И церковь мне не нужна. Это, вообще, постройка для тех, у кого нет воображения и разговор с богом в туалете им сложно представить.
Я откровенно наслаждалась разговором. Пастор нахмурился, замолчал.
- И, вообще, откуда я знаю, что Библия – это именно божий завет, а не вольная интерпретация какого-нибудь святоши с бурной фантазией?
- Но ведь это очень древняя книга. Даже ученые установили, что действительно был такой человек в истории как Иисус.
- Хорошо. Но что же ваш Бог дремал до – 2000 года нашей эры? В любой религии есть такие персонажи, которые приходят и несут новую мысль. Христа просто раскрутили. И, вообще, раньше Бог являлся всем без разбору. То кустом горящим, то бродягой. А сейчас что-то игнорит народ. Перестал являться. С чего бы, а?
Я вопросительно уставилась на «святого» соседа.
- Соня, ну чего ты меня грузишь, - жалобно заговорил священник. - Так хорошо ехали, общались. Я всего лишь сказал, где работаю.
- Все вы – священники на один тип, - фыркнула я. - Никаких ответов. Учите верить, а не задавать вопросы. А мне нужны объяснения и доказательства. И вовсе я тебя не гружу. Просто любопытная, и эта тема мне интересна.
Я быстро перешла на «ты». Меня веселил наш разговор.
- А чего к нам едешь? – Сменила я направление, решив зайти с другой стороны.
- С друзьями собираемся. Общаться. Я ж говорю…
- Петь песни и есть печенье и молоко? – улыбнулась я.
- Нет, отдыхать на природе с шашлыками.
- А разве можно вам отдыхать на природе, есть? Это не чревоугодие?
Он вздохнул.
- Что ты хочешь от меня услышать? Ты когда-нибудь открывала Библию, хотя бы?
- Заладил про своё. Лучше скажи, в чем смысл жизни? – Опять начал я наседать.
- Почему ты задаешь мне все эти вопросы?
Я вздохнула. Стало понятно, что он не станет ничего мне объяснять. Более того, он поднялся из-за столика и начал доставать с самой верхней полки матрас. Показывая мне, что наша религиозная беседа по душам – окончена.
Я пересела к старикам. Они жужжали про огурцы и помидоры. Затем перешли на жару, из-за которой приходится часто поливать огород.
Хотелось шалить, сна не было ни в одном глазу. Пока святоша расстилал постель, хитро улыбалась и даже хихикала. Про себя, разумеется. Святая простата, он верил, что я дам ему лечь спать.
Спрашивала его о многом в тот вечерю. О том, почему Петр трижды отрекся от Христа, и ему все равно дали крылья и нимб? Можно ли в браке иметь разнообразную интимную жизнь или делать ЭТО только ради детей? Были ли у Христа дети и жена? И есть ли у Бога дочери?
Пока мои глаза не стали закрываться, а горло не заболело от болтовни, я мужественно истязала его любопытством. Увы, он не отвечал на вопросы, уходил в сторону, отмалчивался. И чуть что ссылался на библию и советовал почить внимательнее. Я посмеивалась и продолжала. Лишь когда мой рот стал медленно выговаривать слова, а глаза с трудом смотрели на полуосвещенный потолок вагона, я замолчала. Вагон уносил меня все дальше от вопросов, проблем и священника. Поезд уносил меня в страну грез.
Внутренний голос ещё шептал какие-то гадости, но захвативший меня сон, заглушил его шёпот.
Подъем оказался ранний. Проснулась и все. Даже сон не запомнила. Мои попутчики спали. Бабка и дед посапывали, парочка уснула вместе на нижней полке. Причем девушка уснула сверху. Выглядело пошло. Сквозь простыню отчетливо просматривался контур ее голой попы, на которой лежала рука её дружка. Короче, мне их вид совсем не понравился. Словно какие-то два причудливых насекомых слиплись под простыней. Ночью, конечно, их доканывала жара. Лица у обоих были распаренные и противные. Они, верное, еще и обнимались там до утра.
«Фу! Ну, чего ты на них смотришь, - проснулся голос. – Жалкие похотливые людишки».
«Может, это любовь!» – Буркнула я.
«Тогда я твое больное воображение», - хихикнул внутренний собеседник.
Я задумалась.
Вспомнила, как парень смотрел на меня в тамбуре. Воображение живо нарисовало картинку: я, он, проносящиеся огни за окнами дверей, стук колес. Он обнимает меня, целует в шею. Я смеюсь и… Стоп!
Утром не стоит думать о ночи. Вот когда солнце пропадет и заструится темнота, пусть эти фантазии вылезают из потаенных мест в голове.
Сосед снизу пожелал мне доброго утра.
- И вам того же, отец, - сказал я и стала слезать с верхней полки. Дольше необходимого задержала голую ногу на его кровати. Чуть больше продемонстрировала обнаженный живот. Потом, в наглую, наклонилась, чтобы застегнуть туфли на каблуках, в удачном ракурсе выставив свою грудь. Глянула на священника, ожидая увидеть его смущённое лицо. К моему великому разочарованию, он лежал, закрыв глаза и, кажется, продолжал спать. С чувством легкой досады я поплелась в туалет. Там царил коктейль неприятных запахов. Я с отвращением проделала водные процедуры. Утро выдалось не ахти.
После ужасной туалетной комнаты мне пришлось некоторое время стоять в тамбуре, там царил сквозняк. И ветер сдувал с меня гадостный след вагонного туалета. Мои размышления прервал святоша. Он смутился, увидев меня. Краем глаза я заметила, с какой поспешностью он что-то прячет в карман.
-Святой отец подвержен дурным привычкам? – Не удержалась я.
-Я не отец, – почти сердито ответил он. – Плоть слаба и я совсем недавно уверовал. Еще не все привычки забыл.
Мне в голову пришла забавная идея. Не знаю, возможно, он увидел это в моих глазах и поэтому инстинктивно оперся спиной о стену тамбура.
Я улыбнулась и приблизилась к нему.
- Хм. А на что еще откликается твоя плоть?
Я встала близко-близко. Так, что он наверняка почувствовал запах мятной зубной пасты и тонкий аромат моих сладких духов.
Дмитрий посмотрел мне прямо в глаза.
- Зачем ты это делаешь?
Я оперлась руками о стену, так, чтобы он оказался в кольце.
- Делаю что?
- Я не на столько слаб духом, чтобы не остановить всего этого. – Он улыбнулся и аккуратно убрал мою левую руку. Мне пришлось уступить. Священник вытащил пачку сигарет и зажигалку. Я видела лишь его спину. Но почувствовала табачный запах и услышала легкий выдох. Его губы делали это с наслаждением: принимали и отпускали сигарету. Организм привычно высасывал ядовитый дым.
Я подошла снова и обняла его. Мои руки шарили по его груди, а тело прижималась к нему так, чтобы он ощутил мой внутренний трепет. Он попытался освободиться и засмеялся, когда я, как кошка, прижалась к нему.
- Какая же ты!
- Просто хочу быть поближе к Богу, - выдала я. И, изловчившись, уткнулась в ему в шею. Он вскрикнул, когда мои губы мастерски поставили ему засос.
- Ладно, плыви рыбка, - резко сменила я игривый тон на скучающий.
- А ты ещё ребенок,– нахмурился он. – Злой ребенок.
- Ты даже представить себе не можешь, - почти прошептала я, стараясь придать своему голосу мрачную интонацию.
- За что ты меня так? – Тихо бросил он мне.
«Сам ты ребенок, - подумала я. – Ребёнок только начавший входить в жизнь и неожиданно получивший удар.
- Ты тут не при чем. Передавай Главному привет.
Мне не хотелось больше говорить с ним. Я повернулась и вышла из тамбура. Оставшуюся часть пути он молчал. Мои губы тоже не имели желание что-либо выдавать святоше.
Старики вышли раньше всех. За ними стали собираться и юные любовники. Она шла впереди, он чуть дальше. Прощаясь, он задержал свой взгляд на мне. Я подмигнула. Он тоже. На том и расстались. Святоша долго изучал свою библию, прежде чем начать сборы. Мне показалось, что пару раз даже вслух шептал молитву. Перед тем, как уйти, он всё же не выдержал:
- Я буду за тебя молиться, девочка. Ты еще придешь к Богу. Сейчас ты просто не хочешь слышать его голос. Но он – все равно с тобой.
- Да, он меня любит, - скромно потупив глаза, ответила я и засмеялась.
- Нельзя всю жизнь только брать. Надо и отдавать.
- Я свою цену уже заплатила, святой отец. Иди с Богом. А уж я как-нибудь сама разберусь в своей жизни и своих поступках. Здесь и сейчас. Я не живу будущим и прошлым. Этим мое существование и ценно. А для тебя – все это сон. Ты не живешь, ты ждёшь жизни. Ты раб.
Он покачал головой.
- Я еду отдыхать с друзьями. Я – наслаждаюсь жизнью.
- Значит, ты врёшь сам себе, святой отец. И у тебя ещё больший разлад с Господом, чем у меня.
Ему хотелось что-то возразить мне на это. Но тут проводница закричала, что поезд сейчас начнет движение. Дмитрий взял сумку и пошёл на выход.
Двумя часами позже, когда я шла по вокзальной площади Красноярска, меня буквально душило смехом. Внутренний голос проснулся и зажужжал:
«Чего радуешься? По дому соскучилась, что ли? Отпуск закончился, завтра на работу, денег нет».
Я остановилась, поставила чемодан вертикально, сунула руку во внутренний карман куртки и нащупала плеер.
«Думаешь заткнуть меня музыкой? Ты же знаешь, что я громче, ибо вещаю изнутри».
Я расхохоталась.
«Чего ржешь-то, дура?»
Я медленно раскрыла свою дамскую сумочку, синюю из джинсы, и посмотрела туда где в небольшом углублении лежала приличная пачка бирюзовых денежных купюр.
«Что это?» - Потрясённо произнёс Голос.
«Скажем так, - подарок от Боженьки».
«Твою мать! Ты же это взяла у священника?»
«У него же Частное предприятие. Авось не обеднеет», - пожала я плечами.
«Ну, да! Перед сном он сунул себе что-то во внутренний карман. А в тамбуре ты не играла и не хотела его… Девочка, ты вышла на новый уровень! Поздравляю. И сколько там?»
«Пятьдесят тысяч».
Я достала наушники и плеер. В уши полилась музыка и вытеснила крики города. Я шла одна по привокзальной площади. Я шла одна по городу.
«Я открываю двери и выхожу на улицу. Здесь хорошо. Здесь ветер прохладный. Осенние запахи. Погода хмуриться. И я понимаю, что город громадный. Лежит на спине. Руки за голову. Смотрит на небо. Мечтает о будущем...»
«Скажи, у тебя ведь есть рога на голове?» – Спросила я у голоса.
«Угу», - ответил он.
Я взялась за ручку чемодана и увеличила звук в плеере. Музыка накрыла меня куполом, мир ушёл на расстоянии. Голос строил планы относительно траты неожиданно появившихся денег.
«Слушай, - я снова остановилась. – А почему я никогда не слышала другого?»
«А его тут нет. Только я», - слегка озадаченно ответил мне Голос изнутри.
«Понятно. Я так и думала».
Я закрыла свое сознание для мира и ушла в мелодии группы «Ума Турман». Из наушников понеслось: «Кто-то в городе сейчас повеситься на веревке старой бельевой. Кто выходит в сотый раз на бис, кто лежит на мокрой мостовой».