Лапы

ЛАПЫ

       Случай, о котором мне поведал товарищ, произошел в те не столь давние времена (около двадцати лет назад), когда служба по призыву называлась просто "срочной" и длилась три полновесных года.
Старший матрос Иван Собольков служил на крейсере "Мурманск" третий год. Несмотря на это, он был, что называется, "дурен до работы". Для "подгодка" (в негласной градации срока службы - от двух до двух с половиной лет) данный факт показался бы довольно странным. Но к Ваниным жизненным устоям, с которыми он пришел на корабль и коих придерживался постоянно и неукоснительно, все привыкли и не акцентировали на них внимания. В тех далеких местах сибирской глухомани, где прошли сопливое детство, буйное отрочество и отчаянная молодость Соболькова, к любым шалостям молодежи относились спокойно. Вплоть до полного наплевательства на любые чинимые растущими организмами безобразия. Но понятие "работа" для всех без исключения односельчан было свято и нерушимо. Естественно, в строго отведенное для этого положенное время.
Тот день был ничем не примечателен. Но лишь вначале, с утра. Он так бы безлико и буднично канул в лету. Если бы не одно примечательное событие, заставившее экипаж многотысячетонной махины, а с ним и всей округи содрогнуться от хохота.
Вышеупомянутый крейсер стоял в ремонте. Работы велись в доке. Размеренно до унылости и медленно до одурения. Как известно, в деле и время летит незаметно. Но желающих заполучить работу, чтобы сократить время, как водится, было немного. Вернее, их почти не было. Иван Собольков - как редкое исключение - будто не знал поговорки о том, кого любит эта самая работа. Он достаточно быстро справился с первой поставленной задачкой по отшкрябыванию краски от одной из переборок. Не дожидаясь, когда заметят результат его труда и предложат другое место для приложения его немалых физических сил, отправился выпрашивать его сам.
"Работодатель", он же командир дивизиона универсального калибра старший лейтенант Петр Спиридонов (стоящий в это время на вахте и отдававшийся сладкой полудреме на верхней палубе корабля), был, мягко говоря, удивлен столь резвым докладом подчиненного об уже проделанной работе. Еще больше поразило стремление неугомонного моряка поработать еще. Внимательно выслушав просьбу стармоса озадачить повторно, старлей, вяло почесав затылок (будто заведя находящийся там микрогенератор мыслей), предложил покрасить "что-нибудь" (к примеру, во-о-он ту переборку, как раз рядом с только что отшкуренной. На ней заканчивалась зона видимости. Этим и объяснялся столь странный выбор). Краска была повсюду. Включая и те места, где ей находиться было не то, что не положено, а даже не имело смысла. Кисти также не входили в разряд дефицитного инструмента.
Поэтому, найдя все необходимое для успешного выполнения задания по дороге к объекту, Ваня с таким задором и неукротимой энергией взялся за работу, что на втором часу она сдалась (в смысле, была выполнена в полном объеме).
Уже догадываясь, где еще можно поживиться работой, Собольков направился прямехонько к ничего не подозревающему старлею. Тот, находящийся в состоянии блаженной истомы, нирваны спокойствия и имитации медитации, с видимым трудом вернулся в реальность бытия. Его туда втащил бодро-вопрошающий Ванин голос:
- Ваше приказание выполнено! - стармос сиял, будто его уже поощрили за рвение и инициативу. - Еще работа есть?
Старший лейтенант Спиридонов не разделял Ваниной радости. Но и не показывал вида, давая волю чувствам. Мгновение спустя лицо комдива озарила счастливая улыбка:
- Я придумал тебе работу!
Он так и сказал: "придумал". Но на эту мелочь простодушный и доверчивый Ваня не обратил ровным счетом никакого внимания. До обеда оставалось еще пару часов, и все его помыслы были направлены лишь в одно русло: получив задание, как можно быстрее его выполнить.
- Видишь якорь? - указующий перст старлея направил взгляд подчиненного на огромную конструкцию, покоящуюся на стапель-палубе дока.
- Вижу!- радостно, хоть и непонимающе ответил Иван.
- Твоя задача - отпилить у него лапы. Понял?
- Так точно! - Отрапортовал моряк. Он поначалу слегка озадачился простым вопросом: "зачем?", но не подал и вида (приказы не обсуждают), что его гложут сомнения в целесообразности такого рода задания. - Разрешите выполнять?
- С богом! Да, ножовку возьми у боцманов. - Посоветовал комдив. Этого он мог и не говорить. Где взять любой инструмент, работяга-Иван сам знал, без подсказок. Чай, был не новичком на корабле.
- Кстати, если к обеду управишься, получишь отпуск! - шутканул Спиридонов вслед удалявшемуся Соболькову. А через мгновение забыл о бренной суете, облокотившись о леер и погрузившись блаженное полузабытье. И ретивый подчиненный, и данное тому задание с обещанным отпуском при благополучном исходе мигом отошли на второй план (если был хоть какой-нибудь первый).
Не прошло и пяти минут, как Ваня скатился по трапу и приблизился к фронту работ. Слово "фронт" в данном случае было полностью оправдано: пятитонная чугунная махина, образчик которой был изобретен некогда англичанином Холлом, не обещала легкости предстоящего процесса. Шутка ли - каждое звено цепи к этому агрегату весило ровно пуд. Ножовка по металлу в огромных собольковских лапищах выглядела невинной пилочкой для ногтей. Да и пилить ею якорные лапы было бы столь же эффективно, как…
Пытаясь поудобней пристроиться к одной из лап якоря, Ванек вскоре понял тщетность предпринимаемых им попыток. Но задание - есть задание. Его нужно было выполнить. Тем более, с таким мощным стимулом, как отпуск.

Природная мужицкая смекалка сыграла свою роль. Тоскливо озираясь по сторонам в поисках призрака образа удачи, взгляд бедолаги наткнулся на сварщиков, неспешно (как, впрочем, и все остальные доковые аборигены) ковырялись в какой-то конструкции. Бросившись опрометью к ним и объяснив вкратце суть поставленной ему задачи, срок выполнения и стимул за него, Иван взмолился о помощи.
Помочь моряку? Святое дело! С недоумением переглянувшись в попытке хоть как-то разобраться в смысле предстоящей работы, трудяги, крякнув, взялись за дело. Где-то через минут этак пятьдесят первая лапа с глухим звоном шмякнулась на палубу. Сварщики уже хотели было уйти, посчитав процесс завершенным. Но Собольков дал понять, что без второй отпуска ему не видать, как своих ушей. Решив, что и отпуск, и уши морячку пригодятся, сварщики остались.
Еще сорок минут непонятного труда - и вторая лапа навсегда отделилась от основы, сделав якорь окончательно и бесповоротно бесполезным предметом.
На ходу вытирая испарину, выступившую, конечно же, от волнения, а не от работы, старший матрос Собольков несся на крыльях фортуны к комдиву.
Когда подбежал, тот, исподволь взглянув сначала на подчиненного, а затем - на часы, посоветовал не опаздывать к обеду. Иван, вежливо выслушав рекомендацию, отрапортовал: "Ваше задание выполнено! В срок!!!". Ход мыслительного процесса в полном объеме отразился на лице старлея: какое такое задание? Какой растакой, к черту, срок?!
Теперь уже настала очередь Вани пальцем тыкать в злосчастный якорь (вернее, в то, что от него осталось). Очевидцы того происшествия стали свидетелями уникального явления, достойного книги рекордов Гиннесса. Волосы на голове комдива встали так, что приподнялась фуражка. Мало того. Часть из них вылезла через головной убор - подобно молодой травяной поросли - наружу. Офицера, находящегося на грани нервного срыва (а, вернее, его обмякшее тело), стоявшие рядом сослуживцы подхватили под руки и под покосившиеся ноги и занесли в каюту.
Краткая пауза, прошедшая с момента начала инцидента, прервалась гомерическим хохотом, еще долгое время эхом носившемся в каютах и кубриках, столовых и кают-компаниях и многих других местах, где находилось одновременно более двух человек.
В итоге, как это ни смешно, Иван Собольков "за инициативу и старание, проявленные при выполнении служебного задания…" (выдержка из приказа по кораблю) все-таки получил внеочередной краткосрочный отпуск. Комдив заработал сильнейшее взыскание по комсомольской линии и был вынужден частично компенсировать порчу имущества (что, впрочем, не стало препятствием к получению им очередного воинского звания "капитан-лейтенант"). А все окружающие получили колоссальный заряд положительных эмоций из этого неординарного происшествия.
Кстати, почему списали тот злополучный якорь, никто не знал. На вид он был даже очень ничего (не считая легкого бурого налета ржавчины) и мог еще очень долго выполнять свою прямую обязанность…