Иногда они возвращаются

«Если долго вглядываться в темноту – темнота начинает вглядываться в тебя»


***

-- Я больше не могу, Феликс. Я сломался. – Паника, отчаяние, безысходность. Мужчина, ему около тридцати. Коротко стриженные темные волосы, кажется, поседели раньше времени. Глаза спокойные, глаза человека, который видел в жизни практически все, многократно испытывал себя на прочность, себя и окружающих, окружающие не выдерживали, а он, стойко вынося любые тяготы, поднимался на «вершину». Он знал цену этой жизни, умел видеть ее абсурдную сторону, относился с призрением к дешевке, с призрением к фальшивке.
       Но так было раньше, теперь единственное, что выражали его серые глаза – это страх. Пресловутый, липкий страх, который обнимает как уличная девка, ты весь дрожишь, но отнюдь не от желания, а далее он проникает все глубже и глубже в каждую клетку твоего тела. Брюнет много раз замечал его в чужих глазах. Но увидеть в зеркале, это сродни атомному взрыву в пределах отдельно взятого человеческого мозга. Страх ворвался к нему месяц назад и за тридцать чертовых дней превратил молодого парня в дряхлого старика, нет, не физически, но морально. Хотя, седые виски, говорили, что необратимые процессы коснулись и тела.
-- Извини, я больше не могу, НЕ – МО – ГУ. – Он перешел на крик. – Не могу. – Теперь спокойно, едва слышно, больше самому себе, нежели Феликсу.



***

       Предрассветные часы, полуразрушенный ангар на заброшенном аэродроме. Прежде, здесь отдыхали от долгой работы многотонные машины. Теперь же, находили временное прибежище угнанные авто. Ангар поглощен тьмой. Четыре прожектора по периметру освещали только центр, свет образовывал небольшой пятачок, три метра в диаметре. В пятачке света - двое. Первый - грузный, на полголовы выше собеседника, широкие скулы, маленькие, глубоко посаженные глаза, легкая щетина, тонкие губы, едва заметные, кажется полное их отсутствие, возникало ощущение, что кто-то опасной бритвой сделал этот «порез». На человеке кашемировое пальто, с поднятым воротом, глаза, прежде излучавшие агрессию, теперь, с легким сочувствием смотрели на собеседника – брюнета с седыми висками.
-- Успокойся, не надо так нервничать. Лучше объясни толково свое решение. – Голос Феликса очень низкий, но он старался говорить как можно мягче, похлопал брюнета по плечам, желая приободрить.
-- Извини, мы так долго вместе, я стольким тебе обязан, но больше не могу. Отпусти меня.
-- Отпустить тебя? – В голосе Феликса иронические нотки. – Мы никогда тебя не держали. Наверное, ты забыл, что у нас не тюрьма. Тебе ли не знать об этом?
-- Да, да ты прав. Но обстоятельства сильнее, понимаешь, эти чертовы обстоятельства сильнее меня. – Снова сорвался на крик, нервы на пределе.
-- Какие, к хренам собачьим, обстоятельства? – Феликс начал разражаться. – Обстоятельства сильнее меня, - он спародировал жалкие интонации брюнета. – И это говорит мне мой «номер Первый». Вы слышали, парни?
Вокруг собеседников живым кольцом стояли шесть человек, они находились вне пятачка света, едва заметны только силуэты. Они молчали, изредка переминаясь с ноги на ногу, и затягиваясь сигаретой, но брюнет всем существом ощущал на себе их взгляды, скорее не взгляды, но холод, который излучали глаза этих людей. Он их боялся? Бред. Он сам привел их на работу к Феликсу. Никто, из живущих на Земле, не способен заставить брюнета дрожать от страха, тем более эти шестеро. Все это знали: и Феликс, и его «холодные бойцы». Тем сильнее было недоумение.
-- Что же ты будешь делать?
-- Я уйду, спрячусь, меня никто и никогда не разыщет.
-- И где же?
-- ТАМ, где всегда находят убежище люди…чьи грешные души хотят успокоиться… и обрести последний приют.
-- Надеюсь, ты не о кладбище.
-- Нет.
-- Тогда, - пауза, с вздохом облегчения, - неужели монастырь?
Еле слышно: «Да». Его серые глаза сосредоточены, от многочисленных бессонных ночей и неимоверного напряжение капилляры готовы лопнуть.

***


-- Парни, вы слышали? Он решил уйти в монастырь. – По кольцу пробежал смешок. Он приблизил свои жестокие глаза к брюнету и вначале тихо, но затем все громче и громче, пока его низкий голос не заполнил весь ангар, произнес: «Нет монастыря, который примет такого «черного» человека, как ты. У тебя же долбаная печать убийцы на лице, от этого никуда не деться. Ее не спрячешь под очками, не затрешь гримом. Куда бы ты не пришел, одного взгляда хватает, чтобы понять, чем ты зарабатываешь на жизнь. Меня удивляет только одно: неужели после стольких лет ты уверовал в Бога? Где был твой Бог, когда тебя посадили, когда от тебя отвернулось общество, предварительно смачно плюнув в твое лицо? Где он был, когда ты бомжевал, когда тебя мешали с дерьмом и относились, как к последней шоссейной шлюхе? А? Я тебя спрашиваю». - истинный дьявол, в своем самом взвинченном состоянии.
-- Молчишь. Я тебе отвечу. Мы стали твоей семьей, мы стали твоим обществом. Вернули тебе уважение. Уважение, ты понимаешь? Многие даже не знают, что это. Мы сделали так, что тебя зауважали. Но самое главное, ты сам себя начал уважать. А это многого стоит. У тебя есть все, о чем другие даже не мечтают. Роскошные женщины. Не менее роскошные автомобили. Дорогие дома в престижных районах. Скажи, чего ты еще хочешь. Мы дадим тебе это, нет, мы дадим тебе много больше. – Его голос вновь стал по-отечески мягким. Последняя попытка переубедить своенравного «сына», который не захотел идти по стопам родителей.
-- Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? – спокойно и вкрадчиво ответил брюнет.
-- Что? Цитируешь Библию. С каких пор ты стал ее читать. – Вновь со взрывом, так, чтобы его голос проник в каждый «закоулок» мозга слушателя. – Кретин, «ФИРМА» - твоя Библия, деньги – твой Бог.

***

       Тишина. Гнетущая тишина, подобная той, что возникает перед бурей и сразу после нее. Молчание прервал Феликс. Он вновь примерил на себя маску сочувствующего товарища. Его голос значительно смягчился, было необходимо вернуть беседу в мирное русло.
-- Я прошу только одного: спокойно и без нервов объясни причины. Если ты скажешь, что устал вздрагивать при звуках ментовской сирены, что тебе надоело возить в багажнике джипа АКм, что ты, в конце концов, решил уйти в легальный бизнес и завести семью, детей, - мы поймем, «ФИРМА» не станет тебя держать, понимаешь, МЫ не станем тебя держать. Ты десять лет с нами, черт возьми, люди меняются и хотят видеть перемены в окружающем мире, это логично. Мы, ведь, не звери. Слышишь? Мы просто бизнесмены. Ко всему нужен деловой подход. – Феликс тяжело вздохнул и продолжил. - Но вместо этого, мямлишь что-то про монастырь, что больше не можешь, что, мать твою, сломался. Где это видано, чтобы мужчина в твоем возрасте сломался? Объясни нам!!! – Он сделал акцент на последнем предложении.
       В течение всего монолога, брюнет смотрел куда-то в темноту. Было заметно, что он хотел возразить, нет, даже не возразить, а выговориться. В нем боролось желание высказать все, что накопилось за последний месяц, и страх быть непонятым. Его губы стали нервно дрожать, взгляд не мог остановиться на чем-то конкретном. Он обхватил свою голову руками, его тело трясло. В ангаре было холодно, но вздрагивал брюнет далеко не от холода. Он провел ладонями по лицу, перевел дыхание и очень нерешительно произнес: «Они приходят ко мне каждую ночь. Слышишь? Они приходят ко мне и до рассвета стоят возле моей кровати. Просто стоят, ни единого звука, ни единого шороха. Они просто стоят и смотрят»
-- Кто приходит? Кто стоит? – Феликс в недоумении. Не мог скрыть своего раздражения, оттого, что брюнет опять говорил какую-то чушь.
-- Кто? Ты спрашиваешь меня, кто? Все они. Все: мужчины, женщины, старики. Все, кто отправился к праотцам раньше времени. Понимаешь? Все те, кого убили. Кого Я УБИЛ. – Брюнет вновь обхватил голову руками и стал с силой ее сжимать. Он сгорбился, казалось, на его плечи давил неимоверный груз. Он стал что-то причитать, больше походил на умалишенного в очередном припадке.
-- Успокойся, успокойся. – Феликс попытался осторожно обнять его за плечи, чтобы, наконец, он перестал дрожать. Но брюнет с силой его оттолкнул. Он с вызовом взглянул на Феликса и продолжил, теперь, холодно и четко, взвешивая каждое слово: «Это начинается в полночь. Стоит мне задремать, как я слышу чьи-то шаги, просыпаюсь и вижу ИХ у своей кровати. Потухшие глаза и, кажется, ни одна мышца не двигается на их лицах. Я пытаюсь зажмуриться, но все безуспешно. Я не в силах отвести взгляд. С ужасом жду приближения сумерек, меня одолела бессонница, я боюсь смотреть в зеркало, каждый раз мое отражение принимает облик… одного из них. Алкоголь не помогает, в пьяном дурмане они не показываются, но возникает сильное желание пустить пулю себе в лоб». Молчание. Тепло, по-дружески, просто напутствие боевому товарищу: «Прекрати смотреть на ночь фильмы ужасов».
-- Какие, к чертям, фильмы ужасов. Моя жизнь - самый кошмарный из них. – Отчаяние, нервная дрожь, очередной приступ страха. Едва слышно: «Парнишка».
-- Что?
--Парнишка, ему лет четырнадцать.
--Какой еще парнишка?
-- Это кульминация. Он появляется перед рассветом. К этому времени у меня уже не остается сил сопротивляться, я лежу спокойно и неподвижно, как в гробу. – Пауза, с вздохом продолжил. - На нем белая футболка, какой-то нелепый значок, что-то вроде, хрен его знает, «Свободу Кевину Митнику» или что-то похожее, он стоит у самого изголовья кровати, молчит, долбанные мертвые глаза, долбанное мертвое лицо, он буравит меня своим взглядом, а из глаз текут слезы. Текут, не переставая. Как у плохого клоуна, который не хочет корчить жалостливую гримасу, а бутафорские слезы останавливать нет сил. Так и с ним. – Вздох облегчения. Потупился. Не хотел смотреть на Феликса. Как же брюнет жалок. Человек, которого боялась половина города, другой половине повезло больше, потому что она не знала всех фактов из его биографии, а если бы знала, то, несомненно, присоединилась бы к первой, так вот теперь он напоминал сопливого восьмиклассника, которого обижали старшие и он ничего не мог с этим поделать.
-- Успокойся, успокойся, это поправимо. – Ему самому неприятен нынешний брюнет, таким он его прежде не видел.
-- За несколько минут до рассвета он уходит, но перед тем, как удалиться, он очень тихо, вкрадчиво говорит, знаешь, так, будто желает мне доброго утра.
-- И что же он говорит?
-- БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!! - Вот и все, что он говорит… Но самое страшное не это.
-- А, что же?
-- За срок чуть больше месяца, после того, как они появились, я вспомнил практически всех, понимаешь, почти всех, кого.. – пауза. – Кого я убил. Всех, кроме этого парнишки. Я судорожно пытаюсь, но не могу, не могу его вспомнить…
 Он затрясся в очередном приступе. Феликс не нашелся, что ответить, он положил свою тяжелую ладонь на плечо брюнета и, взглянув на чей-то силуэт в темноте, произнес: «Макс, открывай ворота». Силуэт в тот же момент растаял, и вскоре послышался лязг механизма, медленно открывающего стальные ворота ангара.
-- Послушай меня. Наверно ты прав, в таком состоянии нельзя работать, это только повредит нашему бизнесу. Тебе и вправду стоит уйти на покой. Ты же понимаешь? – Феликс сделал движение рукой, и живое кольцо разомкнулось, люди расступились, освобождая дорогу для брюнета. Феликс тяжело вздохнул.

***

 --Удачи. - Сухо и равнодушно.
-- Спасибо тебе, Феликс, спасибо за все. – Несколько рассеяно, мысли совершенно о другом. Феликс протянул руку, и брюнет ее поспешно пожал. Больше ни одного взгляда, ни одного слова, подняв воротник куртки и поежившись, брюнет неуверенной поступью, казалось, дрожь еще не прошла, двинулся к выходу. Ворота открылись, и стало заметно светлее. Но семь мужчин старались держаться у дальней стены ангара.
       У самого выхода его окликнул Феликс. Еще несколько метров и брюнет был бы на свежем морозном воздухе, еще несколько метров и он был бы свободен. Он остановился, но не стал оборачиваться. За его спиной Феликс и бойцы выстроились в один ряд.
-- Ведь ты же не вернешься, правильно? Ты же не станешь ВОЗВРАЩАТЬСЯ? Понимаешь, о чем я? Не сочти за слабость, мне просто необходимо это знать. – В голосе Феликса ни одной грубой нотки, скорее это было сказано в просительном тоне, с которым обычно обращаются к высоким чиновникам.
«Многоэтажный кирпичный дом на окраине города, грязный подъезд, жаркое летнее утро. Да, точно. Он как раз выходил из лифта. Я был без маски, с пистолетом в руке, мне ничего не оставалось, он запомнил мое лицо, мне ничего не оставалось. Белая футболка и недоуменный взгляд. Нелепый значок. Пуля прошла чуть ниже этого значка. Теперь я вспомнил, теперь я вспомнил ВСЕХ ». Он вдохнул морозный воздух и впервые за этот долгий месяц почувствовал себя совершенно спокойным. Дрожь прошла. Он перестал горбиться, скинув невидимый груз, посмотрел наверх, и едва уловимая улыбка коснулась его губ.
-- Феликс? Ты слышишь меня? – Голос обрел былую уверенность, от непонятного бормотания не осталось и следа. – Я даю тебе свое твердое обещание, я даю тебе слово, я больше никогда не вернусь. – Теперь тише, больше самому себе, нежели Феликсу. – Можешь спать спокойно, я НЕ ВЕРНУСЬ. Глядя куда-то в сторону, Феликс задумчиво бросил: «Это правильно, правильно».
       Шаг. Еще один. Еще. Нет. Все. Время вышло.
Десятки свинцовых «шмелей» пронзили спину, плечи, бедра брюнета. Они вгрызались в плоть, выжигали ее изнутри. Многочисленные вспышки освещали бойцов. Их объединяли мертвые глаза и выражение лиц, с каким обычно выгуливают псов по утрам или готовят кофе, - полное равнодушие. Они нажимали на спуск без удовольствия, но и без сочувствия. Вспышки прекратились также внезапно, как начались. Брюнет медленно опустился на колени и завалился на бок.


***

-- Ведь он же был лучшим. – Произнес Макс, с нотками сожаления в голосе.
-- Одно слово – изгой. – Спокойно ответил Феликс.
Он небрежно похлопал Макса по щеке.
-- Теперь ты - «номер Первый», приготовься, у «ФИРМЫ» много работы.
Макс почтительно кивнул, ему польстили эти слова. Семь силуэтов уверенной походкой двинулись к выходу.

       В дальнем углу ангара, куда не проникал свет, едва заметный, стоял подросток в белой футболке с прикрепленным к ней значком. Он прислонился спиной к стене. На мертвенно-бледном лице не двигалась ни одна мышца. Из пустых глаз катились слезы, а губы судорожно причитали. Казалось, это молитва, но если вслушаться, можно было различить всего три слова, которые он неустанно повторял: «Будьте вы прокляты. Будьте вы прокляты».

       У самого выхода Феликс остановился. Он медленно повернулся и начал всматриваться в темноту. Секунда, две. Напряженный взгляд. Никого. Никого уже нет, а может, и не было вовсе.
-- В чем дело, шеф? Что-то не так? – Бросил Макс.
-- Нет, нет. Все в порядке, в порядке.
 «Знаешь, что самое скверное во всей этой истории, Макс?» - С грустной улыбкой и печалью в глазах. В ответ Макс недоуменно пожал плечами. «Самое скверное во всей этой истории то… что иногда они действительно возвращаются. - Пауза. Многозначительно. – Но не у всех хватает мужества сопротивляться ». Феликс снова как-то неестественно улыбнулся и вышел из ангара.
«Кто возвращается? Кому сопротивляться?» - Вопросы роились в голове Макса, но задавать их он так и не решился. Очередной завет умудренного жизнью «отца». Макс вышел на холодный декабрьский воздух. Солнце уже взошло. Чистое, безоблачное небо - день обещал быть морозным.