Хлеб

В моей съемной квартире, первой после многолетнего жития в общаге, оказались высоченные потолки, огромные окна на полстены и даже небольшой затхлый погреб, в который я побоялся спускаться. Дом был двухэтажным, я поселился на первом этаже и каждый вечер пытался скрыть дырявыми тюлевыми занавесками скудность своего холостяцкого обитания от прохожих. После общежития тут было странновато и непривычно.

В первое же субботнее утро меня разбудил истошный женский крик, доносящийся из подъезда. Я подскочил, прислушиваясь. Крик повторился, меняя тональность:
- И-и-я-Е-Е-Е!
Через несколько минут - снова. Из подъезда послышалась какая-то радостная и уверенная суета, ничего более не происходило, я уснул еще до того, как положил на голову подушку и забыл про утреннее происшествие.

Следующая суббота подняла меня в то же время и тем же воплем. Пока я просыпался, пока судорожно искал штаны, пока пытался привести клубок волос на голове в пристойный вид, - источник странных воплей уже исчез: ни в подъезде, ни рядом с ним ничего необычного я не заметил.
Так продолжалось несколько суббот, пока однажды в пятницу вечером я не поставил будильник на "пораньше", что было равносильно подвигу.

На следующее утро, в 7:30 я сидел у окна весь собранный, одетый, умытый и в нетерпении.
Через несколько минут к подъезду подошла, прихрамывая, пожилая женщина в длинной сатиновой юбке и в старом платке, подвернутом "по-бабьи" к щекам. С собой женщина везла довольно крупную тележку, прикрытую холстиной и полиэтиленом. Оставив тележку на улице, она зашла в подъезд и в мою приоткрытую дверь донеслось:
- Бери-и-итя-я-я хле-е-еб!
Я выскочил из подъезда, столкнувшись с ней, чуть не запнувшись о тележку и уже тут узнал причину ранних криков.

С пятидесятых годов, с момента постройки здешних "сталинских", с прочными толстыми стенами, высокими потолками, просторными комнатами, домов так повелось, что с местной пекарни каждое утро развозили по домам хлеб - горячий, пышущий, ароматный. Время развозки было выбрано так, чтобы успеть до ухода на первую смену живущих тут работников - хлеб они брали с собой в качестве "тормозка" в горячий цех завода неподалеку.
Прошло уже много лет, давно простаивает без заказов завод, уже не живут в этих, некогда престижных, а теперь десятилетиями не ремонтированных домах бывшие работники. А та женщина из пекарни, что ходила по домам каждое утро, продолжает свой нелегкий труд - ну разве что гораздо реже, только по субботам. Ей теперь заранее делают заказы, она прихватывает с собой немного парного молока от своей коровы, на что хозяин пекарни закрывает глаза - и кричит, захотя в каждый подъезд этих старых домов на небольшой улице:
-Бери-и-итя-я-я хле-е-еб!
И никто поутру в субботу не возразил за эти годы, никто не обидел грубым словом старую женщину, не возмутился, что не дала поспать...

Вернувшись к себе, я сидел на кухне, впервые за много лет ел с утра теплый, с хрусткой корочкой, пахнущий чем-то вкусным хлеб, запивал его парным молоком прямо из стеклянной банки, сняв с неё заботливо повязанную матерчатую салфетку и вспоминал дом.
Тогда мы тоже подскакивали пораньше и споря, кому бежать в этот раз, прыгали в свои валенки и мчались с сестрой до тёть Русы. Там нас в сенках уже ждала трехлитровая банка молока, с темными слоистыми сливками поверху, теплая, чуть зеленоватая. Мы оставляли свою пустую банку, забирали полную, торопясь домой. На крыльце, оббивая снег с валенок, мы уже чувствовали, как пахнет хлеб, поставленный бабушкой в печку перед нашим уходом и торопили её:
- Ну, может, уже совсем-совсем готово?!
Бабушка терпеливо покачивала головой, крутя свою прялку, а потом вдруг принюхивалась, кивала сама себе и начинала убирать с печки всё лишнее, собираясь достать специальный чугунный противень с хлебом. Еще шипело, еще обжигалась корочка, но мы уже ухватывали себе краюху, перебрасывая из руки в руку и отщипывая мякушку, которая остывала быстрее, запивая всё это теплым, с разводами сливок, молоком...

Я доедал, уже нехотя, взятый у женщины хлеб, в банке еще оставалось чуток молока. Стало казаться, что молоко горчит и вовсе не такое сладкое, как т о г д а, а хлеб и вовсе непропечен и лишь только запах у него, как прежде.

Больше я не выходил по субботам за хлебом, не покупал у пожилой разносчицы молоко, да и появлялся в квартире нерегулярно. А когда через пару лет субботним утром понадобилось переезжать отсюда и я решил купить свежего хлеба, - она так и не пришла, хоть я оглядывался на дом до самого поворота, пока старое здание не скрылось за другими, высокими и новыми.