Танцующие огни

       
       Зияющая копошащаяся масса. Люди, люди, люди,- в снегу. Круговерть. Размытие. Мутное не ясное пространство…
       Город-зверь, старый, хрипло дышащий, кашляющий. Его хребет вздымается при каждом вздохе, и сбрасывает с себя свежую снежную шапку. Снег соскальзывает по его бокам и ссыпается вниз, под когтистые лапы, где тает в вечноцветущих незамерзающих лужах кислоты, с радугами бензиновых разводов по поверхности. Шарканье. Шарканье. Шарканье... Он движется. Нехотя, лениво. В его жилах течет серая кровь людей. Его органы – фабрики, заводы – дымят, и, работают со сбоями. Его сердце – свет, оно не бьётся, но греет, и сейчас, когда день – оно не спит. Железобетонные ребра хрустят. Весь каменный каркас в напряжении, под тяжестью ветхого тяжелого тела, дряблого томления. Это старость. Автомобили, милиция, пешеходы, автобусы, трамваи,- обезумевшая кровь, приводящая в движение сумрачный день, начавшийся клокотанием пробуждения городского зверя. Груда металлолома упирается в лохмотья затянутого облаками неба - хрупкими струями дымящихся труб и звёздными туманными шпилями старых высоток центра города. Москва начинает путь…
       Площади, проспекты, бульвары, улицы, переулки, подворотни, дворы, коридоры…
       По сотни включенных телевизоров на каждом этаже каждого дома, провода, радиоволны, электромагнитные поля, - нервная система зверя. Подземные коммуникации, метро – кишечник. Там искусственный свет и бледная кровь, каждая её капля носит не выспавшееся лицо с жёлтыми кругами под усталостью глаз…
 Из метро – наружу…
 На свежем воздухе – плавно летящий сверху вниз – бархат снега. Снегопад затянул все вокруг зыбким холодом плавного тумана. Далее, чем на пять шагов вперед взгляд не различает ничего, кроме пелены и силуэтов многоэтажных городских скал…
       Одиннадцать часов утра, Комсомольская площадь. От метро, вдоль Ярославского вокзала, и,- вниз. По переходу под землей. Под площадью. Минуя улицу, вынырнув в Московском универмаге,- налево, несколько ступенек. Здесь, из внутреннего кармана пальто извлекая телефонную карту – скормить её тело вампиру таксофона. Он высосет всё из ее жил…. Цифры…. Гудки…. На другом конце провода поднимают трубку, и сухой женский голос, пробегая по проводам, сквозь мембраны, прорывается и сочится:
- Маркет – центр…
- Здравствуйте, я звоню вам по объявлению, по поводу… я ищу работу…
- Извините,- перебивают с той стороны,- набор завершён, вакансий – нет,- и равнодушие монотонных слов поглощает беспрерывный фон.
       Следующий номер. Гудки…
       - Алло?- оживает трубка голосом, похожим на предыдущий.
«Интересно, сколько ей лет? Невозможно отличить по интонации. Может – девятнадцать, а может – тридцать девять?»:
- Здравствуйте, я по поводу вакансий, ищу работу.
- А какое у вас образование?
- Незаконченное высшее, гуманитарное.
- Хорошо, я запишу вас на собеседование. Продиктуйте ваши данные: имя, фамилия…
- Игорь Юрье…
- …гудки…,- таксофон вытянул из карточки последние капли…
       …Нет сигарет. Денег хватит лишь на один проезд в метро.
«Соображать, что делать дальше…»,- шевелятся извилины: «Занять денег…. У кого?.. У Витьки?.. У Витьки! Вперед!»,- внутренний разговор.

Сидя у Витьки дома, в гостиной, в мягком и уютном кресле, Игорь не знал, как начать разговор по поводу займа денег. Телевизор, с отключенным звуком, вещал клипы новой слащаво-плаксивой поп – звезды. Если бы не был отключен звук, лицезрение этого динамичного видеоряда наверняка бы подвело организм к тошнотворным позывам, а так, происходящее на экране выглядело очень даже мило. Виктор сидел на краю дивана, завернутый в махровый полосатый халат, спиной к телевизору, и повествовал о своих последних похождениях.
       Всего два месяца не видеть человека, и вот он уже стал Дон Жуаном: имеет двух любовниц в течение дня: утреннюю и вечернюю. Целый день сидит в офисе, на телефоне, втирает очки начальству, получает деньги, волочится за женой босса. Ещё, за секретаршей. Ещё за какой-то коллегой. Живёт. По-своему, конечно, но живёт…
       - Она, этот скелет в деловом костюме, на меня тоже запала, и, как-то на днях…,- гудит голос Витьки, отдаваясь эхом где-то в глубине черепа Игоря, пульсируя в висках.
       - Витёк, скажу тебе прямо, я тороплюсь, зашёл только, что бы занять денег,- сказал Игорь, как привык говорить, без лишнего, в лоб.
       - Ты что, нашёл работу?- удивился Виктор
       - Нет.
       - А куда же ты торопишься?
       - Не знаю.
       Виктор измерил взглядом Игоря с ног до головы, и задержался на глазах, уловив их болезненный настрой. «Что-то с ним не то»,- подумал он:
       - Глупости, бред. У меня выходной. Я не отпущу тебя просто так. Денег я тебе дам, но после. Сейчас где-нибудь посидим, а вечером, возьму тебя с собой, на презентацию.
       - Какую презентацию?
       - Ну, это не совсем презентация, скорее, это такое своеобразное пати, тусовка офисных работников. Попросту говоря – корпоративка - пьянка, где отрываются нужные люди. Там познакомлю тебя с подругой моей ”вечерней”. Давно надо было тебя с ней свести. Она не много полновата, и с годками, знаешь, около тридцати пяти - сорока, но я бы, на твоём месте, не упустил шанс. У её мужа магазины там всякие, работы – уйма, а она томится, понимаешь? Богатая скучающая сука. Её можно какое-то время доить. Вполне. Как перспективка? Чувствуешь дичь? Это сладкий запах халявы.
       - Мне это не интересно.
       - У тебя же нет денег, а здесь, какой – никакой вариант!
       - Я слишком устал. И мне всё надоело. Понимаешь, я потерялся, погряз в депрессиях. Не вижу выхода. Я его ищу, но каждый раз, когда кажется, что вот оно, близко,- прохожу мимо, не замечая. Мир – протух, разложился. Люди – отвратительные твари. Сплошная помойка осталась от жизни. И я ненавижу себя. Ненавижу жизнь. А город? Он меня убивает.
       - Ну, брат, ты загрустил…. Что захандра?
       - Дай мне денег, и я уйду.
       - И куда же ты пойдешь, позволь полюбопытствовать?
       - Куда-нибудь.
       - Никуда я тебя в таком состоянии не отпущу. Да что случилось-то? Ты же, старик, сколько тебя помню, унынию подвержен никогда не был. Ты же слыл по жизни оптимистом. В институте все девки прыгали к тебе, а не ко мне. Видно, сильно тебя прижала жизнь. Слушай, а знаешь что? Моя “вечерняя” со своей подругой подождут! Черт с ней, с презентацией. Тебе нужно выпить!
       - Я не…
       - Ты же хочешь получить от меня деньги в долг? Считай, что это моё условие. Тебе нужно выпить, как следует. Идём. Сейчас, только переоденусь.
       Подойдя к шкафу, Виктор открыл дверцу, и извлек оттуда новенький серый с зеленоватым отливом костюм. Сбросил на пол халат.
       - И куда же мы пойдем?- спросил Игорь
       - В целях экономии средств, в дешёвую забегаловку, она же, на деле – старая добрая колдырня. Здесь, через дорогу. Место не ахти, но для нас сойдёт. Можно и там приятно посидеть. Фольклор, опять же,- говорил Виктор, подбирая перед зеркалом галстук к рубашке, которую уже успел на себя натянуть.
       «Мне не до экзотики»,- хотел возразить Игорь, но почему-то промолчал. «Не уже ли и правда, кем-то стал»,- думал он, глядя на то, с каким трепетным волнением Витька подбирает себе галстук для пьянки в дешёвой забегаловке. Игорь не много смутился, и положил ладонь на колено, закрыв ей дыру на джинсах.


       Они шли молча. Что бы расслышать друг друга, им пришлось бы кричать. Шумный мир городских звуков не хотел впускать чужаков в своё пространство.
       Заведение, действительно, оказалось рядом, через улицу. Им оказалось - бистро,- белое одноэтажное здание из разряда тех мини-магазинчиков, что вырастают в спальных районах сотнями, приходя на смену отжившим свой век ларькам.
       Очутившись внутри, Виктор показал Игорю рукой на один из свободных столиков, а сам двинул к стойке. Игорь занял обозначенное Виктором место, и, в ожидании, стал рассматривать царапины на пластиковой поверхности стола.
       - Да-да, сдачу оставьте себе…,- донесся голос Виктора разговаривающегося с барменом– армянином,- а, русский язык учи, дружёк, пригодится.
       Игорь оторвал взгляд от царапин на столе и осмотрел помещение бистро. Четыре маленьких круглых столика умещалось в тесном, но чистом дремлющем зале вдоль окон-стен. Два из них грустили ожиданием клиентов, за одним сидел Игорь, а самый дальний столик, в углу,- занимала грустная дама средних лет. Её лицо пересекала тень от полуоткрытой шторы. Пахло плесенью. Играла, не так давно вышедшая из моды попса.
 Снег, по ту сторону стекла – перестал. Улицу заполонил яркий и багряный, но по-зимнему ледяной, солнечный свет. Близился закат одного из кратковременно- мимолетных дней московской зимы.
       Дама отвлеченно курила. Её длинные пальцы нервно мяли сигарету. С лицом, состоящим из двух частей: окрашенной солнечным светом, и - скрытой тенью,- она выглядела немного загадочно, и всё равно – предсказуемо - пасмурно.
       «Столько косметики, а грусть не скроешь»,- подумал Игорь, наблюдая за ней: «Что-то терзает её…». Он пристально всматривался в неё. Он уловил в ней нечто, сидящее и у него внутри: «Да она просто - в отчаянье…». Его взгляд поймал взгляд этой «взволнованной», и Игорь опустил глаза, уставился в исцарапанный стол. Спустя несколько секунд, подняв их вновь, он не увидел грустной женщины. Как раз в этот момент, её заслонил собой приближающийся Виктор. В руках у него был поднос. На подносе стояла бутылка водки, пластиковые стаканы, большая порезанная на дольки пицца, и две кружки с пивом. Виктор подсел за столик. Он, торжественно водрузил поднос на стол, и, взяв в левую руку стакан, а в правую бутылку,- улыбнулся, и, хитро прищурив глаза, почти пропел:
       - Ну что? Пью, люблю, праздник? Поехали!..
 

 Зверь успокоился, размяк. Его лёгкие слишком засорены, что бы дышать ровно, и он хрипит. При каждом вздохе, его грудная клетка раздувается на несколько километров в ширь. Его огромный живот волочится по земле. Но дыхание, сейчас, все же, спокойное, плавное. Ёрзая на одном месте, он укладывает свою тушу, и ловит приближение сна бессознательными больными движениями. Сердце сделалось низким, электрическим. Мозг зверя уже выключен. Взгляд его подобрел, стал равнодушным. По жилам бродят: милиция, пьяные, проститутки,- кровь поредела, остыла. Наводнение спало. Волна откатилась от берегов и, испустив последний истеричный всплеск - умерла на глубине поглощенная покоем штиля, и, тихие - тихие волны уже не разбиваются о скалы, а нежно ласкают дремлющие в лунном томлении песчаные пляжи…,- вот что теперь у него внутри. Зверь засыпает. Двигатели отключаются, им нужен отдых. Зверь зевает. Он не уснёт. Он никогда не спит. Вечная бессонница мучает его столетие за столетием. В полудреме полусна и полубреда пройдет его беспокойная ночь. Только крохотная часть полу износившегося механизма сможет отдохнуть до утра, что бы завтра, зверь снова просыпался и входил в привычный ритм, в новую жизнь старого бесконечного брожения, в бессмысленность движущую всё вокруг, работая залатанным, дышащим на ладан организмом, жизнь которого, для него,- единственное, что существует на свете.


       Выйдя из бистро, Игорь окинул взглядом пространство уличной полудремы.
       - Прекрасно. Прекрасно…,- растяжно гнусавя, акцентируя насмешливый тон, протянул он и повернулся к Витьке.
       - Ну что, как твой пессимизм?- выплыл из уличных вечерних блесков Виктор.
       Ленивым закрытием век, Игорь выключил танцующие росписи огней, и, несколько секунд, подержав глаза закрытыми,- прислушался к приятному теплу, наполнявшему его тело изнутри. Открыв глаза, он выровнял фокус по жирафу близстоящей фонарной мачты, и, так же как снег ссыпался с плеч на мокрый асфальт, произнес:
- Такая Москва мне нравится.