Здесь кончается синее море

Посвящается Лине Неоткрытой Душе –
похулиганить и помечтать…
Опять из игрищ ролевых сущностей – во исполнение высказанной в «Четырёх углах» угрозы от Мисато Кацураги Антону Городецкому. Бред и хулиганство – так что сильно всерьёз лучше не воспринимать, а на нелогичности и несоответствия не обращать внимания…
* * *
Очередной переход между мирами отнял страшное количество сил – и Силы. Городецкий окончательно запутался: куда он попал, зачем, в какой по счёту раз ему приходится в очередном мире отбиваться от орды непонятных чудищ…
Кажется, хрустальный многогранник, упавший со шкафа в кабинете Пресветлого Гесера, не просто разлетелся на тысячи осколков. Они ещё и всё время пересыпались, словно в калейдоскопе, заставляя пробиваться через барьеры и заслоны, как только на молодого и неопытного, заплутавшего между мирами дозорного обрушивался очередной шквал враждебной Силы…
Что на этот раз? Кажется, чьи-то забытые кости. Покойники были жуткие – Иному, чтобы в этом убедиться, необязательно было видеть их в лунном свете. От заклинаний умертвия, конечно, расшвыривались, но потом снова собирались из кусочков, как попало, становясь ещё страшнее…
И поблизости не было перехода. То есть совсем никакого, ни в один из возможных миров. Оставалось только драться до последнего. Чем Городецкий как мог и занимался… пока его не накрыла темнота.
* * *
Очнулся он от того, что прямо в глаза светило яркое солнце. Антон поморгал, попытался повернуть голову… С трудом, но удалось. А попутно он выяснил, что связан. Точнее, привязан. В вертикальном положении. Под грудью и за ноги, и ещё руки за спиной скручены. Привязан, видимо, к какому-то столбу. Нет, к мачте, и судно качается на волнах, хоть и стоит на месте. На якоре, видимо.
Замечательно.
– Очнулся, да? – перед дозорным выросла живописная фигура. Косынка на волосах, косынка на плечах, перекрещенная на груди и завязанная, видимо, сзади, крупные цыганские серьги в ушах, широкая юбка. Лица было против солнца не разглядеть – только поблёскивали глаза и зубы. – Привет!
Городецкий едва заметно кивнул. Одновременно с этим прижмуриваясь, чтобы включить сумеречное зрение.
Получилось. Вот для того, чтобы освободиться, Силы было явно мало. Надо срочно черпать.
Женщина, что стояла перед ним, вызывающе уперев руку в бедро, была, бесспорно, обычным человеком. Весёлым, хитрым, заводным и не отягощённым особой моралью. Переполненным далеко не светлыми эмоциями – но приходилось довольствоваться тем, что есть. Собирать Свет по крупинкам…
– Чего молчишь-то? – незнакомка смеялась, дразнилась… – Дар речи потерял, понравилась, что ли? Вряд ли это тебя покойнички так напугали, они же с первым лучом солнца исчезают. А я тебя подобрала уже позже. Как зовут-то хоть?
– Антон.
– Ну с чем тебя и поздравляю. Анамария. Пиратский капитан.
Она подошла совсем близко, заглянула в глаза. Улыбнулась, задела высокой грудью его грудь… и тут до Светлого дошла ещё одна вещь. Одежды-то на нём и не было…
От осознания подобного стало жарко, стыдно… и почему-то словно бы даже приятно. Кровь бросилась Иному в лицо… и не только.
Та, кого звали Анамарией, почувствовала, прижалась ближе… и почувствовала ещё больше. Судя по ауре, нисколечко этим не смутилась. Медленным, рассчитанным движением облизнула губы и снова улыбнулась.
Красивая, Тьма её побери! Яркая и влекущая.
– Привязывать-то зачем было? – спросил Городецкий нарочито громко, не шёпотом. Вообще-то ответ он знал – просто интересно было, насколько она соврёт. А анализ помог бы ему взять себя в руки и успокоиться.
«Ты мне понравился», – ответили её глаза. Аура полыхнула тёмно-красным, показывая жажду подчинить, сделать всё самой, насладиться чужой полной беспомощностью – чтоб, как говорится, всё ей, морской атаманше, было и ничего бы ей, пиратке такой, за это не было.
«Будет, ох, будет», – не очень-то по-Светлому подумал Антон, прикидывая запасы Силы. А молодая женщина как раз ответила вслух:
– Мой корабль, кого хочу – того и привязываю… Из тех, кто у меня, конечно, под началом или в плену… И смотреть никому не позволю, всем велела не высовываться, а то зарежу… – и отстранилась, а ведь была уже в миллиметре от его губ…
Сейчас она только некрепко сжимала руками его плечи и смеялась. Мол, будет только так, как захочу я!
Светлой энергии от этой разбойницы можно было получить исчезающе мало. На освобождение не хватало по-прежнему. Да, если честно, и не хотелось – был другой вариант, более изящный и приятный…
Дозорный опустил ресницы, улыбнулся, сделал милое лицо… и послал бессовестной девчонке нежную эмпатическую волну. Будто бы коснулся её губ, невесомо, как дуновение ветра, неторопливо, но горячо, как если бы на самом деле…
Анамария замерла, в чёрных глазах плеснулось удивление. А в следующую секунду судорожно вздохнула, приоткрыла губы, словно отвечая на невидимый поцелуй, и прогнулась назад, почти до боли вцепляясь в плечи своего пленника.
Подумаешь, мысленно усмехнулся Городецкий. Всего-то маленькое воздействие шестого или седьмого уровня…
Пиратка встряхнулась, словно прогоняя наваждение, выпрямилась, отняла руки:
– Вот ещё! Не знаю, как ты это сделал, но лизаться с тобой я не собиралась!
– Твоё право, – глаза у Антона были круглые и наивные…
Она ухмыльнулась, сцепила пальцы за головой, выгнулась, повертелась, показывая себя в лучшем виде. Потом положила обе руки к себе на грудь, сжала, взвесила в ладонях… потянулась к узлу косынки. Нарочито медленно развязала, бросила кусок ткани себе под ноги. Осталась в мужской рубахе, расстёгнутой чуть ли не до пояса и ещё распахнутой – видимо, специально ради этого представления, вряд ли она всё время ходит так, неудобно же…
Хотя с такой-то грудью можно и не волноваться, что будет мешать хоть бегать, хоть драться. Размер как раз по его ладоням – дозорный даже чуть ли не почувствовал в этих самых ладонях тёплую упругую тяжесть и судорожно сглотнул. И к тому же грудки идеально стоячие, соски напряжённые, тёмными ягодками на золотисто-смуглой коже… Ох ты, гнилая Тьма…
Анамария снова подняла руки, красуясь и дразня. Вот, мол, тебе, вот, смотри и облизывайся!
Да только вот не на того напала. Сейчас магия работала как бы даже уже и не совсем по воле молодого Иного. Если он ощущал ладонями несуществующее прикосновение – то и бесстыдная красавица тоже его ощутила. И гораздо более интересными местами, и основательно так, от души – невидимые руки трогали нежно и уверенно, обводя и большой круг, и малый, лаская пальцами…
– Ох, ещё, ещё… – сорвалось с губ пиратки, неожиданно оказавшейся из охотницы – добычей.
– Развяжешь – всё будет, – авансом Светлый прикоснулся к её соскам парой иллюзорных поцелуев.
– Вот ещё! – она снова встряхнулась и с вызовом скрестила на груди руки. – Сейчас я как… – и потянулась к застёжкам или завязкам, на чём уж там у неё держалась юбка. Запуталась, ругнулась под нос, что-то рванула…
А Городецкий, ко всему, ещё активно ей мешал. И пусть бы только кто сказал, что так нечестно и не по-Светлому – в конце концов, он же даёт, а не отбирает, он вовсю старается доставить удовольствие красивой девушке, «как будто» гладя и целуя ей колени, бёдра, поднимаясь выше и добираясь до сокровенных мест… прикасаясь нежно, влажно и со знанием дела…
И совсем скоро Анамария замерла и сдавленно вскрикнула, зажав ладонь между ног. Глаза у неё расширились, и сознание, видимо, парило где-то в заоблачных высях. Пока она не осознала случившееся. Пару секунд приходила в себя, тихонько проклинала Антона, собственную особу и весь свет – а после подошла к пленнику и опустилась перед ним на колени:
– Чёрт возьми, за такое – ты заслужил!
Старалась она очень-очень, прямо-таки показывала высший класс, и дозорный едва сдерживал себя, но всё же заставлять её плеваться и морщиться было бы некрасиво. Даже в существующих обстоятельствах. Так что он девушку остановил:
– Ты великолепна, но давай закончим так, как ты хотела!
Она усмехнулась, кивнула, сбросила юбку… обхватила пленника руками, ногами, пропустила в своё тело… И вместо того, чтобы ценой многих усилий «улететь» второй раз только самой – разделила наслаждение с Антоном. Ему-то было всё равно, что он почти не мог двинуться – обнять, поддержать, направить, задать общий ритм вполне возможно было и одной силой мысли…
А потом Анамария скользнула по его телу, сползла к ногам… и дрожащими, непослушными пальцами принялась распутывать узлы. А когда покончила со всеми верёвками – то обняла, чтобы обоим хоть устоять на ногах, и попросила:
– Поцелуй меня, а? По-настоящему…
И, наклоняясь к её губам, Городецкий подумал, что, пожалуй, в этом мире можно и остаться…
Февраль 2008