Вайда

Она была Вайда. Просто такое имя литовское. Никто не говорил, что она из Литвы. Все говорили - прибалтка. Она прибалтка - так и говорили. Попала она в российскую глубинку очень просто. Родители завербовались на новое производство. Всё новое и прогрессивное, так и не началось, а старое по-прежнему спокойно разваливалось, латалось и работало.


Меньше десятка лет родители Вайды прожили здесь. Сначала умер отец, и очень недолго без него прожила мама. Местный фельдшер, который был в посёлке всем на свете в области медицины, говорил, что она умерла от сложной формы воспаления лёгких, но так говорил он только, когда был трезвый. Случалось, это крайне редко, поэтому мы обратимся к другому его диагнозу, несколько отличному от первого: «Умерла матка твоя, Вада, от тоски».


Большую часть жизни человек проводит на работе и во сне, но оказывается это совсем не так, когда жизнь практически совпадает с работой, а работа со сном. Протекают все эти процессы уже настолько неотличимо, что и не поймёшь, где одно, а где другое. Вайда именно так и существовала. Числилась она дежурной на очистных сооружениях. Делать там было практически нечего и не потому, что зря ставка пропадала, а потому, что совсем оставить технику без присмотра нельзя было.

Анализы, пробы сброса, также иногда были нужны, но это так, ерунда, если умеешь.
Зря бы мы всё это говорили, подумаешь, спит человек на работе, повезло, но место, где стояла её лабораторная сторожка, расположено было так замечательно, что могло соперничать с любым кремлёвским санаторием, по красоте и пользе. Вековые деревья, сосны и немного елей, очень редкая берёзка, где-нибудь на краю, ни единого кустика – такой был лес. Мягкого, плавного спуска к реке холм, только местами, разрезанный песчаными языками.


Ни один промышленный или жилой звук сюда уже не доносился, весь посёлок утонул в невидной отсюда глубокой впадине. Будто оберегая эту тишину, даже от случайных прохожих, зелёный с блёклыми подпалинами мох ковром устилал землю. Шаги тут были едва слышны мягким, губковым скрипом. Вайда, по отношению к тишине, иногда вела себя нехорошо. Она подходила к огромной, пустой бетонной яме, которая в лучшие для производства дни должна была бы быть наполненной жидкими отходами, и выкрикивала туда, вниз своё имя.


Буква «В» будто отлетала от него сразу, только создавая мелодию полёта стрелы, «А» испуганно сливалось с «Й». Другие две буквы, казалось без конца, отвечали ей – «ДА», «ДА»…«ДА». Первым своим криком она проверяла, как настроена её яма и, услышав, что всё как надо, усложняла ей задачу. Теперь она коротко вскрикивала «Люблю», и пока яма, что-то гудела ей в ответ, успевала крикнуть своё имя. Получалось, что кто-то, кого она спрашивает или, кому это говорит, без конца ей повторяет «ДА», «ДА»… «ДА». И тогда она, Вайда, ему отвечает «Люблю», «Люблю»…»Люблю». Вот так и получалось у неё, что она уже не одна, а их уже двое и они не устают признаваться друг другу в любви.


Так всё и продолжалось. Вайда кричала яме, а яма ей отвечала. Продолжалось несколько лет, но однажды, Вайда крикнула в свою яму «Уеду» и яма прокричала ей в ответ курьерским поездом «У», «У»… «У».


Сейчас Вайда живёт на своей родине, говорят, что у неё всё в порядке, но только часто куда-то ходит и возвращается очень грустная. Никто в Литве не знает, а мы знаем, что она ходит и ищет везде свою яму, которая бы ей ответила «ДА», «ДА»… «ДА».