Мужчина и женщина

Пашкин круглошлифовальный станок располагался в начале поточной линии. Он работал ещё на двух станках, но они не были у Пашки такими любимыми. Вся работа Пашки выглядела так: сначала он должен был запрессовать втулку в цапфу, затем предварительно ободрать одну из её шеек, и, уже на любимом станке, окончательно её отшлифовать. Приходил Пашка на участок раньше всех, бывало, что и в пять утра. Потихонечку, не торопясь переоденется, покурит ещё упругую в губах беломорину, да одной не обойтись, можно и парочку. Затем, нацепит шершавый от застывшего масла комбинезон и спустится из раздевалки по шаткой лестнице с антресолей в цех.


Странно было пробираться почти в темноте, между молчащими машинами, касаться их локтями, как выставленными усами короедных жуков, отводить от лица жёсткую паутину проводов, которых, конечно, не попадется, если идти по пролёту. Пашка уже экономил время и пробирался самым коротким путём к своему месту. Не подумайте, что провода на заводе вот так, какой-то злостной времянкой могут просто висеть, нет, конечно, они были собраны в бухты и крепились на специальные тросы, по которым эти бухты скользят. Пашке же казалось, что идёт он по заколдованному лесу, а какой лес обходится без паутины. Лес, волшебно освещённый, полный тихих и таинственных всхлипов, скрипов, звонов. Звуки эти совершенно естественно существовали в масляном и скользком железном лесу, но им уже мешали и вполне обычные – кто-то в огромном помещении уже, что-то налаживал, прилаживал, колотил, расставлял – не один Пашка был ранней пташкой.


Вылезали на свет божий ночные дежурные – слесаря, электрики и кладовщицы, все те, кто обслуживал ночную смену. Некоторые участки этого корпуса вкалывали круглые сутки. Железнодорожно лязгая, и с электрическим шумом в цех входил утренний свет. Это раздвигались ворота, открытые понурыми электрокарщицами, которые пользовались для этого, не сходя с сидений, электрическими реле, снабжёнными длинными цепочками, наподобие древних унитазных. Подвозились к рабочим местам заготовки, которые нужны будут весь рабочий день. Пашка подошёл к станку и, прежде всего, проверил, как его убрал сменщик – паршиво, как и всегда, но это поправимо, нагонит деталей на поток, чтобы все начали работать, а потом выгребет. Пашка залез и за станок, там тоже надо было проверить, как убрана богатая железом грязь из лотка, в который его собирала магнитная цилиндрическая штуковина с широким ножом. Следующая поточная линия, составленная из таких же шлифовальных станков, была рядом, и было очень тесно. Но Пашка справился, правда, задел за тыльный кожух соседнего станка, но времени хорошо его приладить на место уже не было. Он просто отставил его в сторону. Шток шлифовальной бабки с упором и так походит, без наружного прикрытия.


Теперь Пашка окончательно подготовился, навёл рабочий порядок, расставил втулки на маленьком железном столике, чтобы удобно было брать, и принялся прессовать.
Наступало самое любимое им время. Вся линия уже работала, задел он обеспечил и теперь мог спокойно, устроившись за любимым станком и, снизив максимально подачу, созерцать то утончающуюся искровую струйку, вырывавшуюся из-под охлаждающей эмульсии, то, подняв взгляд строго вверх знаменитую на весь корпус жопу Олечки. Было на что посмотреть. Рожица у Олечки была тоже симпатичная, но поразительно прыщавая, для двадцатилетней девушки. Но не личиком брала Олечка, мужики понимали отлично, что прыщи рано или поздно пройдут, а вот эта достойнейшая принадлежность фигуры останется при Олечке, по-видимому, навсегда. Место для созерцания было выбрано, волей судьбы и технологии, великолепно.


Олечка стояла на высоченном постаменте и калила те самые втулки, которые с утра прессовал Пашка. Он всегда представлял, что каждая втулочка, которую он аккуратно вставляет в цапфу, предназначалась на самом деле для совершенно другого места и принадлежавшего именно этой Олечке, которая так эротично эти втулочки калила. Пашка, и, слов-то таких не зная, с риском прослабить шейку цапфы, под мерное вращение поводка и звук эмульсионной струи, надолго задерживал свой задумчиво восхищенный взгляд на замечательном операционном действии, где главной актрисой была несравненная Олечка.


Олечка отследила полный оборот рабочего стола калилки и приготовилась поменять на нём заготовки. Для этого она грациозным движением взялась за обе ручки, приделанные к большому окну, закрывавшему рабочий стол от выплёскивания прямо в Олечку горячих брызг. Они во множестве образовывались от моментально вскипавшей на покрасневших боках деталей охлаждающей жидкости. Втулки теряли в этом пару свой малиновый вид и быстро превращались из ярких красавиц в обычный сероватый цилиндр.


Момент был выигрышный. Олечка должна была отставить в сторону, прямо на помост окошко, при этом нагнуться и по пути захватить новую порцию из трёх втулок, которые потом проглотит в себя калилка. Пашка этот момент не упустил. Он созерцал и готов был прожечь взглядом натянувшийся в правильном месте халатик, следил за перемещением живущих своей удивительной упругой жизнью родственных половинок, ходивших то вверх, то вниз под этим халатиком и, наконец, отследил кульминацию, когда Олечка приподнялась на цыпочки и установила обратно защитное окошко. Изгиб её фигуры был до того правильной, нужной взгляду формы, что Пашка готов был зареветь, как это делают безумные фанаты рок-звёзды, но не заревел - надо было поменять деталь.


Были у Пашки на линии и враги, например, Валерка. Он работал на «пауке», большом агрегатном станке, прямо рядом с Олечкой. Мало того, что он был рядом с таким сокровищем и мог с ним запросто разговаривать, так ведь и помост у них был один. Можно было иногда подкрасться к Олечке и до визгу её прихватить. Валерка это и делал регулярно, до тех пор, пока Пашка не лишил его этой возможности, действуя через знакомого старшего мастера. Но, что там старший мастер, он часто бывает далеко, у него своих забот хватает, а спасать какую-то Олечку, причём по чужой просьбе, совершенно не обязательно. Немного мене громко и реже, но Валерка продолжал своё вредное дело. Спасало другое. Валерке приходилось периодически спускаться с помоста и работать на токарном станке тогда, когда у него заканчивались детали на агрегатном, а то бы он, злыдень, от Олечки и не отрывался.


Пашка сегодня очень торопился, обычные его задержки на любимой позиции торопиться ему не мешали. Просто он экономил время, использовал его рационально и поэтому успел намного раньше наработать задел, который хватит и его бригаде и останется следующей, для того, чтобы без простоя начать работу. Торопиться Пашке было зачем. Он договорился, уж как сумел, отдельная история, с Олечкой, что поведёт её сегодня в кино, на французский фильм с трудно доставаемыми билетами – на «Мужчину и Женщину». План был на самом деле шире и глубже.


Дело в том, что намечалась редкая красная суббота, которую не собирались использовать в начале месяца начальники для выполнения плана. Завтра народ будет отдыхать. Предвидя такое положение дел, Пашка всё уже рассчитал. Он отправил мамашку к тётке, младшую сестрёнку к другой тётке, тоже младшей среди его тёток (этой он в открытую объяснил ситуацию и встретился с пониманием). В результате этих сложных манипуляций с родственниками, он становился на все выходные обладателем малогабаритной, но вполне двухкомнатной квартиры, со всеми вытекающими возможностями для приглашения после кино (последнего сеанса) Олечки в гости. Будучи мужчиной обстоятельным, Пашка хотел дополнительного времени необходимого ему для, закупки и приготовления угощения, уборки своей комнаты, и иных не мене важных дел, включающих совершенно непривычное для него вечернее бритьё. За это время он сейчас и боролся.


Валерка-враг тоже, учитывая предстоящий выходной, закончил работу раньше обычного. Быстро смахнул жёсткую стружку со своего станка, по-парикмахерски ловко обтёр переднюю и заднюю бабки. Сунул в тумбочку мерительный и режущий инструмент, который не передавался сменщику, а находился у каждого в личной собственности и гордо огляделся по сторонам. Волей неволей взгляд его остановился на известном нам уже месте Олечки. Это навело его на мысль перебраться на помост.


Пашка, тем временем, тоже убирал станок, а дело это не столь трудное, как неприятное – так и понимаешь, когда убираешься, что за это денег не платят. Пашка уже зашёл за станок, чтобы опять проверить магнитный грязесборник, как вдруг прямо над ним взвизгнула Олечка, да так жалобно, что у Пашки чуть не остановилось сердце. Пашка резко поднял голову вверх, пошатнулся и схватился рукой, чтобы не упасть за тот самый шток соседнего станка, который он так и не укрыл спасительным кожухом. Смена-то ещё не кончилась и также, торопясь, баба на соседнем станке почти не глядя, подвела шлифовальную бабку, нажав на рычаг. Шток как ему и положено, плавно поехал и совсем не обратил внимания на руку Пашки, которая за него схватилась. Рука хрястнула, а последнее, что видел Пашка это была испуганная Олечка и до отвращения весёлая рожа Валерки, виднеющаяся из-за Олечкиного плеча.


Когда Пашка очнулся на лавочке перед входом в цех, скорая уже стояла у дверей. Вокруг была толпа, успевших переодеться и получавших пропуска, Пашкиных собратьев по бригаде. Он слабеющим от боли и шока голосом подозвал к себе, как всегда знойно улыбавшегося, Валерку и попросил забрать у него из внутреннего кармана кошелёк, а из него билет на французский фильм с трудно доставаемыми билетами «Мужчина и Женщина».

Газета Труд, №___ год____ Рубрика «Несоблюдение техники безопасности».