Террористы

Парень сидел с вытянутым языком и не обращал никакого внимания на капельку пота готовую упасть с его носа. Основные цвета на щите были белый и красный, но надо было ещё сделать вставки зелёного и синего цветов. Труднее всего было изобразить львов. Они какие-то совсем необычные были. Если не знаешь, что это лев, то и не подумаешь никогда. Всё угловатое, ноги, грудь, шея. О гриве и говорить не стоит – скошенная со всех сторон волна, а не грива. Вот зубы, да, зубы вполне львиные. Ещё одна трудность заключалась в ленте. Лента никоим образом не желала заворачиваться так, как ей было положено геральдической наукой. Рисунок, с которого Галушка копировал герб, был очень неразборчив, плох даже. Другого герба у Галушки всё равно не было на примете.


Сомнения его беспокоили ранее, теперь он их пренебрежительно отверг, вплотную приблизившись к завершению важной части своего оружейного дела. В тоже время, он по-прежнему и понятия не имел, имеет герб отношение к какому-нибудь рыцарскому роду или это герб графства, города или чего там у них ещё бывает. Работа завершилась. Чтобы не капнуть краской, обильно пролитой им на четверти герба, и не получить по шее ещё дополнительно, за порчу паркета, после уже полученной порции оплеух за кухонный линолеум, он гнал впереди себя ногой сложенную вдвое газету. Оставалось прикрепить щит к батарее в своей маленькой комнатке и как следует на него полюбоваться.


Любоваться в одиночестве мастеру не пристало – налюбовался в процессе, поэтому Галушка на время покинул своё творение. Путь его лежал недалече, не далече второго этажа того же дома. Вовка, я щит доделал, пошли, глянешь. Вовка натягивал стоптанные кеды «два мяча» и быстро сообщал новости, которые ускользнули от ремесленника, оторванного от общественной жизни созданием достойной благородного воина экипировки. Щит – это хорошо, но мы сейчас уже бомбы делаем. Серёга состав смеси новый притащил, как даст – зэкански будет. Для убедительности Вовка достал из кармана со сломанной молнией, протезно висевшей поперёк кармана, мятый лист бумаги. Хлопнув им об ладонь для расправления, он перечислил компоненты, не доверяя памяти.
Отец у Галушки был химиком, поэтому к нему стоило обратиться за советом. Где магний-то возьмёте. Всё есть не боись, Серёга от самолёта колодку достал, сейчас на лестнице пилит. Щит подождёт, ты говоришь сохнуть должен, вот пусть и просохнет.


Пошли. На лестнице между девятым и десятыми этажами стоял устойчивый технологический дух. Серёга жил на десятом, но предпочитал спуститься на этаж ниже, этот подоконник ему нравился больше. Тут он накрепко привинтил здоровенные слесарные тиски, вполне промышленного вида, засунул между рамами различный инструмент, всё аккуратно прикрыл тряпочными концами.


Странно, но никто тогда не возражал. Даже вездесущие дворники, которых тогда было просто огромное количество – все они жили в специальном общежитии выше двенадцатого этажа. Всем почему-то хватало места, жилья и зарплаты. К стайкам пацанов относились как к дикорастущей сорняковой поросли – поля не портите, а там делайте, что хотите. Может, так и не везде было, но здесь было так. Это могло объясняться и составом жителей Вовкиного и Галушкиного подъезда. Профессора были тогда самые настоящие, ещё старой закалки. Характерен случай, с профессором, какой-то там науки, Немыцким. Дело вполне было ординарное – спустили ему на голову горшок. Разумеется, специально никто профессора обижать не хотел, но раз шёл в неудачное для себя время, так и не плачь. Горшок был горшком не совсем, только по своему назначению.


Он был большой деревянной кадушкой, и как положено кадушке, содержал в себе пальму, лохматую как дворовая псина. Никто бы и не подумал обращать на неё внимания, подумаешь, кадушка с пальмой, но стояла уж больно хорошо. Скажем даже, провокационно стояла, на гранитной площадке прямо над входом в подъезд. Пнуть, чем-нибудь горшок, предварительно прицелившись, дело не хитрое, много ума не надо. Задача значительно усложнялась наличием консьержки. Кстати, и слова такого в обиходе не было – дежурными их называли.


Решено было довериться полуавтомату, т.е. верёвке вытянутой на улицу через окно. С помощью хитрого блока её можно было дёрнуть в нужный момент, и кадушка замечательно съезжала вниз. Всё это было в теории. Оперативная работа заключалась в выявлении слабых мест в охране порядка и последующей установке оборудования. Это и было проделано в наилучшем виде, в наилучший момент времени, а именно, когда приехал молочный заказ. Было и такое в этом подъезде. Оставляешь сумку с запиской и деньгами, а тебе наберут в неё нехитрые повседневные продукты. Расчётами заведовали дежурные.


Короче, кадушка таки упала на голову профессора Немыцкого. Из компании попался только Галушка. Расслабился и пожадничал, вот и попался. Вдохновлённый успехом операции, Галушка решил спасти для дальнейших свершений хитрый блок и качественную верёвку. Ничего не спас и попался. Так и что? Профессор ласково пожурил Галушку, объяснил, что профессорская голова не качан капусты, можно было бы и пожалеть её, оградить от непосредственного участия в эксперименте. «Вы молодой человек, пожалуйста, в следующий раз, включите, в созидательный процесс свою светлую голову, не оставляйте её в кадушке с пальмой, не позволяйте управлять Вами соблазнительным обстоятельствам. Это недостойно творческой личности». Далее, профессор с помощью дежурного кое-как отчистил от земли и песка своё габардиновое пальто с каракулевым воротником. Походатайствовал о снятии наказания с озорника и, придерживая рукой огромную шишку, начинавшую со всей природной силой пухнуть у него на затылке, степенно направился в свою квартиру.


Не обращая внимания, на наше, почти лирическое отступление, Серёга крупным напильником продолжал переводить тормозную самолётную колодку в опилки. Это был основной компонент созидаемой им бомбы. Важной в её составе была и обычная марганцовка, которой он запасся в избытке, предварительно посетив аптеку. Что ещё там было заготовлено в коробочках неизвестно, но, наверняка это было нужное. Наконец, с составом было покончено. Предстояла сборка. Для создания оболочки подошла конденсаторная фольга, намотанная и сдёрнутая не без труда с круглой ножки кухонного стульчика и чёрная изоляция. Получился солидный пакет.


Оставалось приделать к нему достойный запал с замедлителем времени. В качестве замедлителя, рассчитанного на семь секунд, использовались головки спичек, вплотную уложенные друг за дружкой. Они были притянуты к пакету той же изоляцией, но уже синей, как более надёжной для такого важного дела. Обсуждение выбора цели начали прямо на лестнице. Серёга устало курил и, как полагается настоящему мастеру, вёл себя солидно. Остальные не курили, что солидности им не прибавляло. Вовка собирал кедами грязь с лестницы и в процессе полезного дела, вслух размышлял. У подвала возле овощного, есть отличная будка, надо её взорвать. Можно рвануть тачку с флагами, для демонстраций, она под аркой, рядом с зоной «Д». Галушка предложил рвануть бюро пропусков, там, рядом была деревянная будка, да и вообще место тихое, хорошо должно получиться.


Серёга сказал веско и просто – будем взрывать фонарь. Как фонарь, какой? Обычный фонарь будем рвать. Он подходит. Каждый фонарь снабжён чугунной подставкой, в ней есть дверца, некоторые плохо закрыты, да и в любой подставке замок плёвый. Плоскогубцами с длинными губками откроем. Пошли искать хороший фонарь. Хороший фонарь нашёлся довольно быстро, учитывая лёгкость ног его искавших. Выбор пал на фонарь стоявший недалеко от фонтанов. Эстетствующие подрывники специально выбирали красивое место. Со стороны можно было подумать, что аллею вдоль фонтанов группа товарищей собирается украсить новой скульптурой очередного гения от науки, которых там было уже полно. Фонарь приговорили рядом с К. А. Тимирязевым, годы жизни 1843 – 1920. В жертву его приносили, очевидно, за порочную связь с дарвинизмом и некоторую, как думается, весьма отдалённую причастность, к теории физиологии растений.


Серёга лично вложил заряд под коробку внутри фонаря. Из коробки печально торчали во все стороны провода, закрученные такой же, как и на бомбе, чёрной изоляцией на концах. Когда бомба была уже закреплена, неожиданно в среде подельщиков вспыхнула дискуссия. Суть её была такова: а не прикрыть ли для пущего эффекта дверцу фонаря и не прикрутить ли и её для крепости лентой, замок-то был сломан. Наконец, не сойдясь в теоретических вопросах, решили оставить всё как есть. Успокоил всех Серёга. Он сказал, что, если что-то будет и не так, всегда можно новую бомбу соорудить. Против такого аргумента, никто уже ничего не противопоставил, что тут скажешь.


Фонтаны в это время года ещё были наполнены водой, и надо сказать глубина фонтана была не маленькая. Взрослому человеку здесь было по шейку. Решено было поджечь запал, чиркнув по крайней спичечной головке и быстро бежать в сторону фонтанов, где был хороший бугорок. За него можно было залечь и ждать взрыва. По жребию поджигать запал выпало Галушке. Он мысленно попрощался со своим щитом, так здорово украшенным им гербом, и пошёл к фонарю. Остальная команда осталась наблюдать за его действиями из-за бугра.


Галушка с первого раза поджёг запал и бросился со всех ног бежать. Вовка в последний момент сильно испугался и стал разворачиваться ногами в сторону взрыва, странно, но он вёл себя, как того требует инструкция по гражданской обороне, правда на момент взрыва атомного. Ноги его при развороте несколько поднялись и, понятное дело, Галушка на них со всего маха налетел. Когда Галушка, переворачиваясь в воздухе, уже падал в фонтан, прогремел взрыв. Мало, прогремел – страшное пламенное шипение его сопроводило. Серега ни на секунду не оторвал глаз от своего детища. Он видел всё как при замедленной киносъёмке. Хлопнула о подставку фонаря и оторвалась дверца, подскочил сам фонарный столб и, качнувшись, стал обратно на место, вдребезги разлетелся плафон, будто кто-то метко сшиб его камнем. Пламя огромной струёй, похожей на струю огнемета, только с искрами вырвалось из подставки и ударило в стоявшую рядом лавочку.


Уши здорово заложило, хотя и рты были непроизвольно открыты. Когда все уже протрясли очумевшие головы, а Галушка, стоя рядом, ещё терял лишнюю воду со своей одежды, истекавшую неутомимыми струями, пришло время тушить лавочку. На ней висели лохматые и шипящие куски бомбы и вся она то там, то тут вспыхивала как бенгальский огонь. Выжали куртку Галушки над горелыми местами и стали быстро сматываться. Укрылись за домиком озеленителей на аллее, неподалёку. Все стучали зубами, хотя полное право имел на это лишь Галушка, уже начавший здорово мёрзнуть. Когда стали собираться домой, Серёга сказал – в следующий раз сделаем запал секунд на двенадцать, чтобы лишней суеты не было.