Ямина

Как же хорошо спится, когда на улице морозец под сорок, а дома у тебя тепло, до батареи не дотронешься, и ещё пара обогревателей надрывается, нещадно эксплуатируя склонную рассыпаться алюминиевую проводку. Глаз приоткроешь, чувствуя себя котом на печи, но не кот, пришлось укрыться ватным одеяльцем. Шубки, такой как у котика на людях не предусмотрено. Приоткрыл, непонятно на что посмотрел, ничего, конечно, не увидел и дальше спать.

Всё так и сделал, но увидел. Увидел тёмную, крадущуюся ко мне фигуру и завопил бы уже на всю Гуляевку, но всё-таки не совсем спал, узнал. Узнал Леонида Михайловича, проще говоря, Михалыча. Витальич, вставай. Ты, спишь? С ума сошёл, Михалыч, конечно, сплю, это (смотрю на будильник) в три-то часа ночи. Сплю, да ещё как нормальный человек на своей постели, а вот ты, откуда взялся? Проездом я. Бензин кончился, из Ярославля еду. Бери ключи от моей, и дуй на колонку, что тебе ещё сказать. Как ты вообще здесь очутился, за каким хреном тебя по ночам из Ярославля несёт.

У тебя, Витальич, дверь открыта, я и зашёл. Это-то как раз понятно, она у меня всегда открыта, ты на вопрос отвечай. Долго объяснять, Витальич, на повёртке, на Красную у меня бензин кончился, ты, кстати, массажистку хочешь? Вы, прямо как дети, честное слово – пилить из Ярославля без бензина, в ум такое не придёт. Какую ещё массажистку. Не ругайся Витальич, у меня бабы в тачке, одна, не моя, массажистка, устали они, спят, километра три меня толкали до тебя. Так, хочешь или нет? Мы сначала тебя будить не хотели, но я потом решился. Тут я подскакиваю, очумел старый, мороз сорок градусов, они у тебя в холодной тачке, да ещё спят.

В темпе одеваюсь – надо спасать баб. Уже бегу по дорожке от дома, а Михалыч и не думает торопиться, отстал метров на двадцать. Дверь открыть не можем, стучим ногами по тачке, тишина в машине – спят. Все окна покрыты толстым слоем наледи изнутри – надышали…, пока дышали. Наконец, проснулись, упёрлись ногами в дверь, она с хрустом открылась. Теперь Михалычу уплотнитель менять, но ничего - дураком не будет и таким шкодником.

Сидим на кухне. Оказывается с Михалычем, впрочем, как всегда, целая история. Выясняется, что дела были в Ярославле, как раз у моей (?) массажистки, Наташи, а его подруга Ольга, работала в столовой дома отдыха в Щелыково. Эта Ольга наотрез отказалась ублажать Михалыча, если он не отвезёт её подругу по делам в Ярославль. Мог бы это и не рассказывать, но знающие люди оценят расстояния, которые преодолел Михалыч из-за своего неуемного характера. И это всё посередине рабочей недели.

Девчонки сидят, зуб на зуб не попадает, когда отогреваться стали, ещё хуже начало трясти. Делать нечего, достаю водку из холодильника – деревенское бытиё приучило всегда иметь запас. Покупаю всегда по четыре, но одну ни разу не донёс до дома. Чтобы не подумали, что я человек пьющий, расскажу, куда исчезла четвёртая из последнего пополнения. Рухнула у меня тогда крыша, прямо над квартирой. Снега туда надуло целый сугроб. Гляжу, Виталик идёт местный мастер на все руки – крышу починишь? нет вопросов – вот туда и улетела четвёртая и так каждый раз не одно, так другое. Забегая вперёд, скажу, – весной всю квартиру затопило, крышу-то починили, а кто ж будет сугроб-то выметать, и в голову такое никому не пришло.

Повеселели девочки, ещё вина просят, водкой водку тут никто не называет. Тянет меня Михалыч из кухни поговорить тет-а-тет. Ну, что тебе ещё дорогой? Слушай Витальич, бросил бы ты попонку мне в ванную, пора же Ольге отрабатывать поездку. Тёмный ты человек, мужик буреломный, пошли в другую комнату, там хоть и завалено всё мебелью, но диван есть – будешь хоть раз в жизни человеком. Отправили их ночевать, сидим.
И тут, вдруг, массажистка моя запела, не прямо в голос заголосила, а тихо так, рассказывать начала.

Стоят паровозики железные, железные были, лесные стали, путь их травушкой зарос и кустарничком, тёмными елями покрылся. Привело их в лесок тот дальний дело полезное, да стало не очень, теперь стоят брошенные кони железные, век свой доживают… Честно, сказать я растерялся, вроде бы не та ситуация, чтобы сказки рассказывать, но слушаю: …охраной строгой они теперь поставлены в том лесу, людям примета верная, добром не ходить в лес далее, а пуще в овражек не спускаться, злая ямина в том овражеке. Злая, тёмная, заколдованная, на минуту в ту яму взойдёшь-спустишься, десять лет у тебя как рукой снимет из жизни, на пару минуточек задержишься двадцать годочков исчезнет, а на три задержишься – смерть твоя придёт моментальная.

Фу-х, даже жутко стало, хоть и не слабонервный, но после походов этих ночных по темени и морозу, как то всё по другому слушается. А, главное, голос у массажистки такой неземной, колдовской, ласковый. Спрашиваю, а Лёнька, наш баламут, о том овражке знает. Спросил, чтоб попросить его отвести туда летом или осенью на паровозики посмотреть. Он как раз точно знает. Не замечал ничего в нашем Лёнечке? Не знаю, что и ответить, уж слишком многое я замечал у Михалыча. Наклонила она ручкой мою голову прямо к ушку своему порозовевшему от мороза, горячему от вина и тепла, прозрачному как тучка вечерняя на закатном солнышке и на ухо прошептала – был там наш Михалыч, в ямине этой. С тех пор, дурак такой, уж давно шестой десяток лет разменял, а всё как мальчишка, - ружья, охота, девки, собаки, рыбалка, - не замечал?

Что тут скажешь, вы и сами видите – права. Но как я к этому ушку прикоснулся, почувствовал губами жар его призывный, так о Михалыче, с его детскими причудами и позабыл. Свои шалости начались, да так и продолжались до самого утра. Чтобы пойти вовремя на работу утром речь, конечно, уже не шла. Провожая машину Лёньки, которую раза три пришлось прокатить на верёвке вокруг дома, я всё никак не мог выбросить слова Натальи, о том, что он побывал в этой ямине.

Только что-то в местных сказках всегда не сходилось. Внимательно я теперь смотрел. Михалыч, к тому времени, весело запихнул на заднее сиденье девчонок, по молодому резко распахнул дверь и подозрительно бодро махал мне рукой. Ох, как трудно было по нему сказать, что перед этим он день почти провёл за рулём, ночь вы уже знаете, какая была, да вина выпил предостаточно, но… Может быть, путают что-то - не вредная вовсе эта ямина была, заколдованная.