Судьба. Часть 1V-4. Отвод -продолжение 3-

К концу автономки офицеры даже с каким-то недоумением посматривали на Сергея, все ожидая, когда же ему это надоест, и когда он пропустит хоть один раз, но этого так и не произошло, что значительно повышало его авторитет в глазах окружающих. После боевой службы они даже с каким-то пафосом говорили его жене:
- Василич молоде-ец! Как мы ни ждали, так ни разу и не сдался, хоть порой, мы видели, ему было очень нелегко! – Это они имели в виду тот случай, когда во время одной из зарядок аккумуляторной батареи, когда море было весьма неспокойным, и почти весь экипаж сильно страдал от морской болезни, Сергей, из-за и без того не самого презентабельного состояния его организма и наложившихся на него духоты и разницы температур, поднимаясь на мостик, чуть не потерял сознание, но от помощи отказался и пошел дальше делать свое дело.
Один раз, правда, у него возник казус, за который он выслушал «несколько нелестных слов».
Политические занятия в море проводили в седьмом – самом последнем, кормовом отсеке, собирая туда весь личный состав срочной службы, свободный от вахты. И проводил их, естественно, сам замполит.
На первом же занятии, как только Сергей объявил тему, кто-то из годков наглым голосом выкрикнул:
- А, может быть, лучше про картошку поговорим? (последнее слово, правда, было произнесено матом).
- Как это? – Растерялся Сергей.
- А мы с предыдущим замом всю прошлую боевую службу про картошку говорили! – Все так же вальяжно продолжил голос.
- Во-первых, чтобы в моем присутствии я мата не слышал! А во-вторых, не знаю, о чем вы говорили с предыдущим замом, - быть может, в этом была необходимость. А со мной вы будете заниматься тем, чем положено! – Отрезал Сергей, но, обескураженный таким положением дел, по окончании занятия забыл доложить в центральный пост, и отпустил личный состав, который тут же кинулся на выход из отсека.
На атомных лодках, в принципе, в таком случае ничего в центральный докладывать было не обязательно, поскольку их водоизмещение спокойно справлялось с подобными перемещениями «грузов». Эта же лодка сразу раздифферентовалась* и резко клюнула носом, провалившись на глубину.
Правда, через несколько дней Сергей резко реабилитировался, поскольку практически спас корабль и личный состав от возможной гибели.
Часа в тир ночи, когда Сергей, обойдя боевые посты, подвел в тетрадях итоги соревнования и приготовился к их объявлению и политинформации, которую он обычно проводил сразу после подведения итогов, он вдруг обратил внимание, что он, сидя на диване, постоянно и неуклонно скатывается к носовой переборке, а косяки входной двери в его каюту как-то неестественно выгнулись и потрескивают. Такое могло быть следствием лишь очень сильного обжатия корпуса подводной лодки.
Не понимая, в чем дело, поскольку даже при глубоководном погружении перед боевой службой такого не наблюдалось, Сергей попытался открыть дверь, но она не поддавалась, - ее просто заклинило. Сделав небольшой разбег, насколько это позволяла его двухметровая каюта, Сергей попытался ее вышибить, но дверь прочно держалась на своем месте, лишь жалобно поскрипывая.
Лишь третья попытка увенчалась успехом. И первое же, что увидел Сергей, выбравшись в коридор, - это спокойно и мирно спящего в носовой части отсека вахтенного электрика (каюта Сергея была в четвертом, аккумуляторном, отсеке). Разбудив его и прочитав небольшую лекцию о вреде… недобросовестного исполнения своих обязанностей, Сергей направился в центральный пост.
Но картина, представшая его взору, как только он открыл переборочный люк, была еще более живописной: в центральном посту спали все, начиная от боцмана, несущего вахту на горизонтальных рулях, и кончая вахтенным офицером! Рули были переложены на погружение, и лодка с дифферентом на нос, достигшим к этому моменту уже пятнадцати градусов(!), и, тем не менее, продолжающим нарастать, неуклонно погружалась, пройдя уже предельную глубину!!! До того, что ее просто раздавит толща воды, оставались буквально считанные минуты, а быть может, и секунды.
Конечно, в этой ситуации самым правильным было бы немедленно дать пузырь в нос.** Но, во-первых, на такой глубине эффективность его была бы крайне мала. Во-вторых, спросонья вахтенные механик и трюмный не слишком быстро отработали бы эту команду, не сразу поняв ее смысл, да и вообще могли бы что-нибудь перепутать.
Поэтому, мгновенно оценив ситуацию, тихонько, чтобы, не дай Бог, не испугать боцмана, который, проснувшись, случайным движением тоже мог «загнать» рули еще больше на погружение, и тогда катастрофа была бы неминуема, Сергей подошел к его боевому посту, аккуратно переложил рули на всплытие, и лишь потом, не выпуская
____________________
* корма стала намного легче носа
* кратковременная подача воздуха высокого давления в носовую группу цистерн главного балласта с целью мгновенного облегчения носа, да и всей подводной лодки, и изменения имеющегося дифферента
из рук тумблер, разбудил обитателей центрального поста.
Вот уж тут он, не то, что в Росте, спуску никому не дал, и на разборе на следующий день они с командиром выдали всем по первое число! Но, несмотря на проявленную при этом жесткость и даже резкость, после этого Сергея зауважали еще больше.
Через год в мае месяце лодка отправилась в Кронштадт на средний ремонт. После очередного увольнения в запас личного состава срочной службы осталось чуть больше половины. Сменились почти все офицеры и мичманы, и Сергею даже какое-то время пришлось самому управляться со всем хозяйством, поскольку старый командир ушел, новый еще не пришел, а вновь назначенный старпом не имел допуска к самостоятельному управлению кораблем, и командир дивизиона ремонтирующихся подводных лодок, в состав которого на том этапе входила подводная лодка Сергея, его, что называется, в упор не видел. Сергей же еще в прошлом году в числе немногих политработников сдал на такой допуск (хоть от политработников этого вовсе и не требовалось), в связи с чем его авторитет возрос еще больше.
Когда в Кронштадт приезжали представители отдела кадров политуправления Северного флота, ему пообещали, что, как только лодка вернется в Лиинахамари, его тут же тоже переведут на должность замполита атомной подводной лодки в родную дивизию в Западную Лицу. Главное, говорили они, чтобы лодка вернулась без происшествий.
А еще через месяц на лодку прибыл новый помощник командира, Володя Ануфриенко, - человек непредсказуемый, несобранный, неорганизованный, и вообще очень скользкий и неприятный, при том обладающий достаточно высокими амбициями.
Перевели его сюда из Югославии, где он, будучи тоже помощником командира на ремонтирующейся там лодке, и заступив как-то дежурным по кораблю, не придумал ничего лучше, как «употребил некоторое количество спиртного» и устроил вместе с матросами стрельбу из табельного пистолета по консервным банкам в седьмом отсеке.
Но дело в том, что незадолго до того Володя, разведясь со своей первой женой и оставив на ее попечение двух дочек-близняшек лет четырех-пяти, женился на дочери ректора Московского Института Международных Отношений, - уже давно перезревшей невесте, которую при наличии такого папы никто так и не брал замуж, видимо, за ее габариты.
Скорее всего, именно благодаря такому родству, Володю и не сняли с занимаемой должности, а лишь переместили по горизонтали, тем не менее, вернув в Союз из-за границы. Его даже не привлекли к партийной ответственности, хотя он был кандидатом в члены партии с истекающим через пару месяцев кандидатским стажем.
Новым браком Володя очень дорожил, во всяком случае, всячески пытался убедить в этом свою новую супругу (а уж если быть точнее, то, скорее всего, ее отца), ежедневно названивая ей в Москву и часами воркуя какие-то нежные слова. Однако это не мешало ему регулярно встречаться с первой женой, которая жила под боком, в Ленинграде, и регулярно ходить с ней по ресторанам и другим увеселительным и общественным местам.
На одну из таких встреч он даже как-то пригласил офицеров с лодки, чтобы вместе отметить в ресторане ее день рождения. Но, к чести офицеров, ни один, сославшись на самые разнообразные причины, с ними в ресторан не пошел.

       (Продолжение следует)