Хьюрмебд и Анадырь

       Безудержный мальчик Хьюрмебд спешно промокнул надтреснутыми от уроков алгеброй губами предательские следы поцелуя на своей дряблой, почти девичьей шейке.
       «Ведь никто не поверит…» - многострадальчески обронил он в пруд к хмурым лягушкам угрюмый пень своей печали о том, что ещё совсем недавно, вот буквально только что, его - ныне безутешного мальчика Хьюрмебда - поцеловала в шею маленькая, незаметная за тенью крючка рыбка-корюшка…
       Безуспешный мальчик Хьюрмебд поднял к оплывшему небу одутловатые комья ресниц и нервно забарабанил глазницами, в которых мутно перекатывались прозревшие сослепу голубые хрусталики магаданского неба...
       «В Магадане не бывает Ташкента», - вдруг пришла в крепкую костяную ногу мудрая мысль крупной девочке Анадырь, мирно топтавшей хвою в поисках канувших четырёхлистников клевера, таких нужных для её огромного женского счастья.
       Она всегда была далека от правды и верного стимула к жить, и так растерялась, что не нашлась ничего ответить для собственной мысли…
       Анадырь (так звали девочку Анадырь) звали Анадырь, что не могло не раздражать сетчатку безбожно измождённого виденьем мира кристаллика безудержно бывшего мальчика Хьюрмебда (так звали мальчики придурковатого Егорку), и он прикрыл ступнями левых рук свой уставший очечник из дубовой кожи.
       «Нет, уж!» - подумал Егорка, - «Змеюка! Ю! Ка!» - и скрылся с этими слогами за тенью от поплавка и лески, посильно подкарауливавших в надёжной засаде засидевшегося в тростнике по нужде тенисто-тинистого сома.
       Анадырь разлилась по небу красными, бордовыми слезами… Где-то, наверное, там, тихо поднимали муторный и полуденный... За Кать.