Изобретатель Нефедов

- Хочешь, Нефедов, я тебе песенку спою с целью обогащения твоего ума нотными звуками и моего самовыражения?

Ты сегодня мне принес
Не букет из алых роз,
Не тюльпаны и не лилии…

А хочешь, Нефедов… А хочешь, я тебе алфавит расскажу? «А» большое, «а» маленькое, «б» большое, «б» маленькое, «в» большое, «в» маленькое… Ну? А дальше? Ты дальше знаешь, Нефедов, а? А дальше будет «г» большое, а дальше… Слушай, Нефедов, а у тебя мама есть? А собака? А она еще большая? У меня собака большая. Она маму не слушается, потому что тю-тю.

Девочка присела на колени перед зеркалом и глубоко вздохнула.

–Знаешь что, Нефедов, ты такой красивый, я тебя люблю.

Изобретатель Нефедов ростом был чуть выше дверной ручки и имел ощущение, что это ему не нравится. Ему не нравилось, что девчонки пристают к нему со странными намеками, ему не нравилось, что из-за этого у него проблемы с другими мальчишками, ему не нравилось кипяченое молоко с пенкой. Из того, что ему нравилось можно назвать погоду, потому что она не была ни жаркой, ни чересчур прохладной – обычная такая сентябрьская погода, и его самого, хотя на счет этого он никогда себе не признавался. Было также и то, к чему он относился равнодушно, например, к беспорядку в своей комнате.

Нефедов любил долго смотреть в одну точку. Любимой «точкой» было небо, и он мог смотреть в него часами. Пятилетний человек Нефедов был не такой как все, он был особенный. В свои пять лет он знал и понимал очень многое и стремился узнать и понять еще больше. Нефедов осознавал жизнь как нечто сверхъестественное, неподдающееся разумному объяснению, и этот факт наводил его на различного рода размышления. Он часто задавал себе вопросы, на которые не знал ответа, поверьте, не только он.

- Ты странный, Нефедов, - сказал как-то Маловацкий и кулаком встретил лицо оппонента, - ты к Ирке не подходи больше, она со мной дружит.

А Ира не знала даже их имен. Сидя на качелях с Нефедовым, она молчала, редко улыбалась, но не от грусти, а от непонимания изобретателя. Он и вправду был странный, а она не понимала, почему он так часто смотрит на облака, не похожие ни на что.

–Они, как вата, правда?

Нефедов опустил глаза и улыбнулся.
Он молчал. Ему было хорошо лишь оттого, что эта девочка через него познает что-то, чего, возможно, не встретила бы на протяжении всей своей жизни. Ведь увидеть это можно лишь детским взглядом, а потом только вспоминать и анализировать то необыкновенное ощущение Неба. Ира щурилась, всматриваясь в нежную, ласкающую глаз голубизну, такую бесконечную и непонятную, опускала взгляд на Нефедова, и всегда из нее струился один и тот же немой вопрос: «Что же ты видишь там, милый, непонятный человек»? Но молодой Нефедов всегда молчал, возможно, опасаясь спугнуть «это» «неправильными» словами.

Они медленно шагали рядом по осенней, засыпанной кленовыми листьями аллее, молчали и почти ни о чем не думали. Лишь иногда опустошенную на время голову Нефедова сверлила непривычная мысль. Он ощущал Небо, не глядя на него, а, только касаясь маленькой, хрупкой ладони своей спутницы, и это будоражило его юное сознание больше всего на свете. Ведь раньше это чувство приходило к нему исключительно в минуты беспамятства, вызванного погружением в небесное, такое большое, могучее, казалось, всесильное и в то же время дружественное и безобидное. А она, маленькая девочка, микрон по сравнению с этой безмолвной глыбой высоко наверху, просто так, не прося ничего взамен, дарила изобретателю… Нефедов не понимал что. Он только чувствовал бесценность этого. «Значит, она обладает той щедростью и добротой, необъятной и безграничной добротой, которой по замыслу природы должно обладать только нечто сравнимое с самим Небом», - вторгалось в его сознание. И чем больше он об этом думал, тем меньше ему хотелось смотреть в небеса, что над ним и тем внимательнее он вглядывался в небеса иные, внутри ее глаз.

17.03.03