Дорога в Грузию

       
 


Ночь. Интерьер. (Нарастающий гул самолетов. Дети в полутьме просыпаются, громко плачет младший ребенок-девочка, мать обняла её, закрывая собой. Из двери другой комнаты появляется Заурбек, худощавый и седоватый мужчина лет за сорок в майке, натягивает рубашку. Он разводит бессильно руками. Где-то недалеко раздается свист и за ним взрыв, который сотряс дом и выбил окна со стороны улицы. Свеча на столе в блюдце гаснет. Тьма и плач то ли двоих или троих детей.)
 


Экстерьер. День. (Толпа людей, среди которых и Заурбек, собралась вокруг разбомбленной школы, а также медпункта рядом со школой и нескольких домов. Затем Заурбек идет в два места пособолезновать убитым. Люди поднимают руки в мольбе и проводят ими по лицам. В одном месте выносят носилки с убитым…)


Двор дома. (Заурбек, одетый в мешковатую для него камуфляжную форму, сидит перед маленьким телевизором, работающим от аккумулятора.)


Телевизор.

Русская женщина-диктор: … Чеченская сторона заявила, что российские самолеты подвергли, цитирую: «массовой бомбардировке города Грозный, Гудермес и три района: Шатойский, Веденский и Ножай-юртовский», конец цитаты. Видимо, и французское информационное агентство, не проверив его достоверность, дало такое же сообщение в своем выпуске новостей. Наш корреспондент Павел Козлов из пригорода Грозного, передает.

Корреспондент (C микрофоном в руке под маскировочной сеткой на фоне траншеи).

На редкость тихой выдалась сегодняшняя ночь для Грозного и его окрестностей. Наши военные скоро возьмут в плотное кольцо город, чтобы из него не вырвался ни один террорист…


(Заурбек нервно стучит костяшками пальцев по столу, качает головой.)


Диктор: Мы также связались с командующим ВВС России генерал-полковником Лобзиным.

(Картинка: широкоскулый и узколобый генерал.)

Диктор: Как вы прокомментируете заявление чеченской стороны о якобы имевшем месте бомбардировок столицы Чечни и районов.

Генерал: За ночь у нас не было ни одного боевого вылета в Чечне… Мы можем это доказать документально. Пусть не лгут: мы наносили и наносим удары только исключительно по базам боевиков…

(Заурбек вырывает провода с аккумулятора, экран телевизора гаснет.)
 


Интерьер. (Заурбек сидит на жёстком, с коричневой дермантиновой обивкой, лежаке - в маленькой комнатке для охраны, втянув голову между плеч и крепко схватив края лежака руками. Напротив него два корреспондента, иностранцы, у них большие сумки с аппаратурой, в руках блокноты для записей.

Они ждут Президента республики Масхадова, что им не везет, очевидно по их измученному виду.)


Заурбек. Гельмут, вы никогда не докажете мне, что это не так … Вы, ваши правительства, да и ваши народы, вы нас предали! Вы нас подставили! Как вам после этого доверять?! Я и моё поколение выросли на вашей пропаганде: ваши «БИБИСИ», ваш «Голос Свободы», который мы слушали по ночам. Вы пятьдесят лет, извините, во все дырки лезли со своей пропагандой: права человека, право нации на самоопределение, ООН, мамон, ОБСЕ, АБВГД, а мы вам верили, и вот перед вами одна из многочисленных жертв вашей пропаганды.

       Мы были уверены, что Вы будете на нашей стороне. Да и не только мы, русские отступили не только потому, что блицкриг у них не получился, а в большей части потому, что им показалось, что вы начнёте хаять их на весь мир! О! Как мы все были наивны! Мы выполнили все юридические нормы документального оформления своей независимости. Сверили каждую буковку с Международным правом. Весь мир пригласили в гости убедиться. Мы были уверены, Вы хоть чем-то поможете, но нет. Мы жестоко, очень жестоко просчитались. Первый жизненный урок при нашем выходе в Свет, так сказать, преподали Вы. Вы показали всем, где истинные, а где мнимые ценности. Вы словно ждали этого момента, Вы осыпали миллиардами Россию, лишь бы она пошла на войну с нами. Что это если не карт-бланш?!!

       (Гельмут не выдержав, встал. Левой рукой поправляя очки, он правую протягивает в сторону Заурбека, словно стараясь остановить его.)


Гельмут. Изфините пошалуста, какой помошь ми фам можем оказать, когда ви объявляете тшихат..?


Заурбек. Какой джихад, какой джихад, Гельмут, ты ли это, вспомни девяносто четвёртый год, ты же был здесь с делегацией в июле, я же вас по всем сёлам провёз, вспомни, как вас встречали, вся Германия столько коньяка и шампанского не видела! Мы же только что освободились от режима, где религией семьдесят шесть лет был атеизм. Где ты видел джихад, или он, как чирей, в момент вырастает?!

(Заурбек вскакивает со своего места, и возбуждённо ходит по комнате.)


Заурбек. Да мы, когда началась первая война, и слова то такого не знали, мы провозгласили независимость светской республики: с президентом, с парламентом. Наши выборы признали наблюдатели сорока трёх стран, в том числе и европейских. Мы оформили все юридические процедуры, согласно духу и точке Международного права. Мы оформили грамотно все акты и подакты, и у вас были все моральные и юридические права помочь нам, но вы, вы почему - то стали на сторону России. Это вы, вы объявили чеченскому народу свой христианский джихад!

(Заурбек останавливается напротив Гельмута и свои последние слова бросает почти в лицо растерявшемуся журналисту).

Карел, молча слушавший этот спор, стараясь скорее смягчить, нежели возразить, робко вставляет:


Карел. Мы не были с Россией.


Заурбек (резко поворачивается теперь к нему). А с кем вы были? Да вы нам и не нужны были в войне, ну а после войны что вы сделали, вы признали нас, вы вылечили хоть одного нашего раненого, вы дали нам кредит, приняли наших студентов на учёбу?!


Гельмут. Поташти, Зафурбек, поташти, почему все время скажешь ты?

Заурбек. Да наверно потому, Гельмут, что тебе сказать нечего.


(В это время в отворившуюся дверь втискивается обвешанный оружием рыжий боец, поздоровавшись с корреспондентами, он подошёл к Заурбеку и стал говорить с ним по чеченски.)

Боец. Заурбек, русские прорвались в Надтеречное, батальон Багураева Тауса с боями отходит, этих корреспондентов нужно срочно отвезти в безопасное место, лучше сразу в Ингушетию, пока не перекрыли дороги. Аслан просил извиниться, передай им «Обращение к мировому сообществу», пусть как можно быстрее передадут в свои агентства. Русские начали наступление сразу со всех сторон. Ну, в общем, действуй, как сам знаешь.


(Затем, резко развернувшись к корреспондентам, подносит согнутую ладонь к виску и словно вспомнив что-то, не прощаясь, вышел так же трудно, как и зашёл.

       Карел и Гельмут сами обо всём догадались не смотря на то, что рыжий боец говорил на чеченском языке. Не ожидая приглашения, они собрав свои сумки и взвалив аппаратуру на плечи, выскочили вслед за Заурбеком из президентского дворца.)


Экстерьер. Улица. (Здесь уже во всю идут работы. Копаются траншеи, укладываются мешки с песком на бруствер, подтаскиваются ящики с боеприпасами.

Невдалёке, напротив решетчатой ограды, окружавшей Президентский дворец, стоит видавший виды УАЗ-ик. За рулём сидел племянник Заурбека Наза. Крепкий молодой человек небольшого роста в ладно пригнанной камуфляжной форме и со «Стечкиным» на поясе.

       Увидев вышедшего Заурбека с корреспондентами, он ловко выскочил из машины и пошёл им на встречу.)


Наза. Что, Гельмут, не получилось?


(Гельмут с Карелом, бурча что-то неопределённое, быстро устроились на заднем сидении машины. Заурбек сел спереди рядом с водителем, поставив между ног автомат со спаренными рожками, кивнул племяннику.)


Заурбек. Давай в Назрань.


( Наза задним ходом развернул быстро машину и выехал на проспект Победы, влился в поток машин, едущих в сторону «Минутки».

       Справа и слева стоят многоэтажные дома, разбомбленные и сожженные русскими ещё в прошлую войну. В машинах на проспекте вооружённые люди. Ближе к улице Гудермесской, движение участилось, а уже к селу Пригородному, что лежит сразу же за городом, дорога забита вереницей машин, уезжающих из города по направлению к горам. Заурбек тоскливо смотрит сквозь окна УАЗа…)


Эти две сцены лучше удалить. Они в двойных скобках. ((Интерьер. Групповка. Заурбек сидит со знакомым офицером в офицерской столовой сидят с кружками пива.

Офицер. Ф-фу, всю последнюю неделю почти не спал.


Заурбек. Что так, что-нибудь, случилось?


Офицер. Да вот, по ночам грузим в железнодорожные составы оружие и отправляем.


Заурбек. А что, его так много?


Офицер. Да вот уже одиннадцатый состав отгрузили. Это только вам, вольнонаемным, здесь, в части, лафа…


Заурбек. Сергей, а ты как-нибудь сачкани и отоспись...

       

Контрольно-пропускной пункт воинской части.

Заурбек показывает пропуск и бумагу, объясняет дежурному прапорщику.

Заурбек. Приехал за солдатами, для уборки людей не хватает.


Казарма. (Заурбек смотрит на то, как двое солдат надпиливают металлической пилой чугунные отопительные радиаторы.

Подбегает знакомый офицер. Заурбек протягивает ему бумаги. Офицер несколько сконфужен.)


Офицер. Такой у нас приказ. (Пожимает плечами.)


Заурбек. Понятно, скоро будете драпать. Ломаете все, чтобы чеченцам ничего не досталось…))

 


Наза. Ты что, командир?

(Заурбек, словно очнувшись, откинулся на спинку сидения.)


Заурбек. Эх! Наза, Наза, к чему я говорил, к тому и пришло. Два года умолял, давайте готовиться к войне, доказывал, что русские обязательно вернутся, для них нет ничего святого, ещё Черчиль говорил, что договор с русскими не стоит и бумажки, на которой он написан, но нет, никто не послушался.

       Все боевики начальниками стали. Людей с образованием, с опытом работы под различными предлогами сняли. Не воевал! Не молился! Во время войны на русских работал. А на что ему жить, или его кто-нибудь, обеспечивал? Ладно бы в структурах работал или в русской администрации, но нет, и правых и левых, всех, кто умел ручку держать, сняли. В этом вопросе мы даже коммунистов перещеголяли, те, хоть когда у них перебор получился, Нэп организовали и специалистов привлекли, приставили к ним комиссаров, а мы? Сами старались делать всё, чтоб от нас люди отвернулись.

       Самое обидное во всём этом, истинные герои из-за этой непродуманной кадровой политики превратились в мишень для оскорблений и начали терять доверие людей. Да-а! Нарубили дров!

       (Заурбек тяжело вздохнул.) И здоровья нет, пятьдесят метров пройду - задыхаюсь, чуть понервничаю, весь мокрый становлюсь.


Наза. С тобой случилось то, что должно было случиться! Сколько раз мы тебя просили, лечись, и после первого ранения не долечился, и после второго не долечился. (Досадливо махает рукой.)

       

Панорама. Кадр сменяет кадр. (Русские подтягивают войска к границам маленькой на карте республики. Аэродромы Махачкалы, Ростова, Моздока, Беслана. Каждые минуты садятся тяжелые, груженные техникой и живой силой, военные самолеты.

В тупиках железнодорожных станций идет разгрузка тяжелой техники. Тяжелые гаубицы, системы залпового огня «Град», «Ураган» «Смерч», танки, бэтээры. Железные дороги забиты составами с солдатнёй.)


(Чеченцы, в основном молодежь, хмурые, с посуровевшими лицами мальчишек, одеваются в новый камуфляж. )
 


Экстерьер. Улица. Дом Заурбека. (Заурбек и двое из детей у ворот дома. Соседи уезжают.)


Сын. А когда и мы уедем?..

Гул самолета. (Дочь Заурбека Зарган, схватив голову руками, плача, бежит в дом. Бросается к матери. Губы её дрожат, лицо бледно.

Заурбек бросается за ней. Встречается с глазами жены. Он подхватывает дочь на руки.)


Заурбек. Эх, Бишка… а я-то думал, что ты у меня самая мужественная, самая смелая, а ты.. (Но девочка не реагирует.)


Интерьер. Вечером в доме Заурбека. (Несколько друзей и родственников. Начался обстрел города. Дочь Заурбека громко плачет, схватив мать. Заурбек качает головой.)


Назарбек. Знаешь, Заурбек, тебе надо уезжать. Возьми семью и поезжай в Грузию! Воевать - здоровья у тебя нет! Грузия согласилась принять беженцев.


Заурбек (отмахнулся) Нет, конечно, не уеду, но их надо куда-нибудь сбагрить.


Родственник 1. Русские сейчас постараются взять реванш, война обещает быть очень кровопролитной...


Заурбек. А что, в прошлую войну, они жалели нас, что ли?


Родственник 1. Ты должен уехать, хотя с такой оравой ехать куда то это похуже войны… (Все улыбаются, соглашаясь.)


Родственник 2. Отвези семью, устрой, а затем сам смотри. Но воевать ты не стремись, здоровья у тебя нет. Это видно. Когда мог, ты воевал, а сейчас ты нам только обузой будешь. Езжай к Левану, там соки попьёшь, фрукты разные, юг всё-таки, а может, и нам какую-нибудь помощь оттуда организуешь.


Наза. Как ты с деньгами?


Заурбек. (Невесело.) Как всегда.


Наза. Понятно.


Родственник 1. Дорога на Шатили открыта?


Родственник 2. Вчера две семьи уехали, сегодня звонили, что доехали. Всё в порядке.


Родственник 1. Тогда нужно прямо завтра и ехать, не мешкая, а то не знаешь, как обернётся.


Родственник 1. Машину я организую. Заурбек, скажи Асе, чтоб собиралась.

(Заурбек молчит, но время от времени, сокрушённо качает головой, чуть заметно кривя в усмешке рот и соглашаясь, и протестуя.)


Родственник 2. (Оглядев всех, молча складывает листок и смотрит на часы.) Давайте на вечернюю молитву.


       (Все молча встают и выстраиваются на ковре в шеренгу. Заурбек выходит вперед шеренги, оглядывает всех, взглядом выравнивает её... Затем поворачивается спиной к ним. В ночи слышится азан: « Аллаху Акба-аар! Алл –ааа- ху Акба-аар!»)


       Утро. Двор Заурбека. Дети. Едем, едем! В Грузию, к другу отца. (Кричат они бабушке Халипат, которая живёт через изгородь.)


Комната. Заурбек перевязывает стопку книг. Быстро входит старший сын Заурбека, шестнадцатилетний Леван.


Леван. Дада (отец)!


Заурбек. (Не оборачиваясь.) Да!


Леван. (Запыхавшись.)Вы что, уже решили?


Заурбек. (Ровно.) Да.


Леван. И ты едешь?


Заурбек. (Поворачивается к нему.) Да.


Леван. А, я?


Заурбек. (Смотрев на сына.) И ты тоже.


Леван. (Потупив голову.) Я не поеду.

       

Заурбек. Кто тебе сказал?

       

Леван. Что?


Заурбек. Что ты не поедешь.


Леван. (На всякий случай становясь ближе к выходу.) Никто.


Заурбек. Я тебя разорву! (Затем спокойно.) Собирайся.


Леван. А я так не хочу, чтоб потом мне в глаза тыкали: где ты был, что ты делал. Я буду с дядей Нази! (Быстро выбегает.)


Заурбек. (Бросил стопку книг, бросился за ним, но, столкнувшись у двери с входящей бабушкой Халипат, остановился.)


Халипат. Что, воин вырос? Они сейчас все такие, огонь.


Заурбек. Я ему дам огонь.


Халипат. Так значит решил ехать? И правильно, девочку надо спасать не выдержит она. Я за ней давно наблюдаю, ей покой нужен, детство, а здесь какое детство? Да и ты через день падаешь – отвоевался, отдохни! Раньше надо было, когда я тебе говорила, но и сейчас не поздно. Так значит в Грузию едешь к другу? это хорошо когда друзья есть. Предупредил его хоть?


Заурбек. Да, сегодня Наза звонил к ним на почте, его весь район знает – известный человек. Эх, Халипат, давайте и вы с нами, вот Леван обрадуется, я хоть сто человек привезу, для всех кров найдётся.

(Заходит сосед Султан, пожилой человек лет шестидесяти.)


Султан. Салам. Заурбек, слышал, ты в Грузию едешь. Да, отсюда хоть куда ехать – война на войне. Счастливчик ты.


Заурбек. (Обнял его.) Поехали с нами, Султан. Грузин ты знаешь, не мне про них тебе рассказывать. Там много сейчас наших беженцев, хорошо приняли. Поехали к моему другу, не пожалеешь.


Султан. Спасибо тебе. Своему другу Левану передай привет от всех нас, которые здесь остались. Счастливого пути вам. Может, не приведется больше увидеться, прости, если что было...


Заурбек. Да что ты, Султан, что ты! Все будет хорошо. Мы же еще должны женить твоего сына.


Султан. Да, да. (Бредёт к выходу, не давая себя провожать Заурбеку.)


(Залетает радостная дочь, повисает на шее у смущающегося Заурбека, целует его.)


Дочь. Мы сегодня едем в Грузию, папочка мой любимый?


Заурбек. (Отбиваясь.) Уймись ты, сегодня, сегодня.


Дочь. (Вскидывая обе руки вверх.) Иес! (Выскакивает из дома.)


Халипат. За эту радость многое можно было бы отдать.


Заурбек. (Растерянно.) Да…
 


Экстерьер. Грузия. Село. Вечер. Двор Левана. (Над крыльцом дома висят чеченский и грузинский флаги.)

Интерьер. В доме. (За столом Леван, его мать – старая Мзия и жена Медико. На стене большая фотография: два солдата в обнимку – это Леван с Заурбеком в армии.)


Леван. (Медико.) Завтра пошли Заурбека к Како, пусть приведёт его рыжую корову. С Како я договорился. У Заурбека четверо маленьких и со здоровьем неладно, сам за него возьмусь.


Медико. (Улыбаясь.) В этом я не сомневаюсь. Ты уже и лекарство приготовил. Я видела, как ты вокруг большого квеври (что это такое?) с утра ходил с черпаком.


Леван. (С улыбкой) Женщина, делай своё дело, а моё оставь мне.


Медико. Всё правильно, дорогой. Я разве спорю, я только за тебя переживаю, ты слишком всё близко к сердцу принимаешь, а тебе нельзя.


Леван. То, что делается без сердца, Медико, дорогая, то только выбросить и годится, а тем более такое святое дело, как приём гостя.


Медико. Я разве спорю, дорогой, или отнимаю у тебя гостей? Я хочу, чтоб ты чуть-чуть поберёг себя, с сердцем шутки плохи.


Леван. Принято. Другая тема есть?

       (Дремавшая Мзия, встрепенувшись, оглядывает сына и сноху.)

       

Мзия. Да ладно уж вам, разорались, на ночь глядя. (Опустив голову, уходит в свои думы.)


Леван. Заурбек любит наши песни, нужно пригласить Резо, Како, Иракли, Левани.

Ты помнишь, когда он со своим президентом приехал в Тбилиси, когда они к нам приехали, какой дом в Грузии видел столь почётных гостей! Таких парней, которые даже Россию заставили дрожать как собачий хвост. Не к кому-то приехали, а ко мне! К Левану Цинцадзе.


Медико. А к кому же им ехать? Ведь ты же его друг!


Леван. Вот и я говорю. А что, скажешь, тебе было неприятно, когда тебе сам президент руку целовал? И сейчас тоже любой гуриец скажет: Леван, это который таких гостей принимал – все знают. Всё будет, как я говорю!


Медико. Когда же они приедут?


Леван. Через два дня нужно ехать в Шатили, встречать. (Вдруг он громким голосом командует.) Отставить разговорчики, где Заурбек?


Медико. Спал, теперь проснулся, наверху сидит. Сон какой-то приснился ему. (Зовет.) Заури!


Голос Заурбека. Батоно.

       

Медико. Спустись, сынок, отец видеть тебя хочет.


Голос Заурбека. Иду, мама.


Заурбек. Мама, что если во сне плакал? (Спускается по деревянной лестнице.)


Медико. Наяву смеяться будешь, к радости это, сынок.


Леван. А что тебе снилось, что ты заплакал? Жена ушла что ли?


Заурбек. Нет, отец. (Садится между родителей, глядя в сторону.) (Действие сна мы видим.) Снится мне, будто живу я в старину, в горном грузинском селе, вдруг прискакал на вороном коне какой-то парень, и кричит и орёт что-то, я бросился к нему, а вокруг него уже сотни парней: хевсуры, сваны, тушины с оружием. А этот парень куда-то указывает рукой и стыдит нас и вдруг я его узнал- это был наш прадедушка, и вдруг все пошли вперёд, подошли к какой то горе и стали смотреть вниз, а там чеченский отряд бьётся с врагом, такая страшная битва, что река под ногами их коней в красной пене, а врагов видимо-невидимо, и чеченцам отступать некуда. А на другой горе, их соседи вперемешку с врагами стоят, когда казалось, что помощи уже ждать неоткуда, единственный оставшийся отряд чеченцев решил принять последний бой. И людей было мало, и оружия. Чеченцы начали связывать свои колени веревками, чтобы не отступить и умереть. Все соседи, все кто мог бы помочь, покинул их и, прикрывая собственную трусость разными надуманными обидами, теперь стояли на стороне врага и радостно ждали, когда битва закончится поражением чеченцев. И ждали они этого не потому, что так уж любили наших врагов, а потому, что тогда их никто не смог бы упрекнуть в трусости и подлости. И вот в самый тяжелый момент битвы, перед последним штурмом, вдруг с гор послышалась боевая грузинская песня. Это был наш прадед!!! И с ним с разных сторон, в кольчугах, в старинных доспехах, с мечами, на помощь к чеченцам побежали сваны, хевсуры, тушины, имеретинцы…Они подбегали, сухо здоровались и говорили: «Услыхали мы, что братьям нашим помощь нужна. Сначала думали, вы сами справитесь. Теперь вот решили помочь. Если вас не обидим своим предложением, то посчитаем за честь тут на этом поле с вами костьми лечь, чтобы перед нашими предками общими потом краснеть нам не пришлось». И мы стали тоже связывать свои колени, вместе со всеми. И враг, потрясенный отступил, потому что меньше всего ожидал, что грузины придут на помощь тем, из кого они сделали им заклятых врагов. И вот тогда я заплакал отец, от счастья, что я грузин!!! А-у-ф!

(Леван и закрывает лицо руками.)


(Старая Мзия вздрагивает, поднимает голову и с недоуменьем смотрит на сына, сноху, внука, по очереди, силясь спросонья сообразить, что же проходит.)
 
 


Экстерьер. Дом Заурбека в Грозном. (В УАЗик- «таблетка» зеленого цвета садится семья Заурбека: жена, дети. Провожают четверо мужчин, среди которых узнаем двух его родственников. Все при оружии и в камуфляжной форме. Наза отводит Заурбека и суёт ему деньги в карман.)


Наза. Здесь не много, но на первое время должно хватить. За Левана не волнуйся, если я буду, жив, то и с ним ничего не случится.

       (Заурбек ищет глазами Левана.)


Наза. Дома он у меня, боится, что ты с силой заберёшь, потому и не пришёл. Ася с ним виделась, обо всём поговорили…

       

       (Машина быстро проскочив через ночной город, на выезде останавливается на посту. Подходят двое военных, узнают, обнимаются.)

Заурбек. В Грузию еду, к другу, хочу семью отвезти и приехать.


Постовой. Ты уж сам там останься – подлечись, как следует. Грузинам привет передавай.

(Заурбек понимающе улыбается, и идёт к машине, подняв сжатый кулак.)


       (Машина на трассе, ведущую в горы.)

( Дочь Зарган устроилась с отцом на переднем сидении, прижимается щекой к груди Заурбека.)

Дочь. Па-а, а до Грузии долго ехать?


Заурбек. (Смотрит на водителя.) Да нет, часов пять-шесть.


Водитель. Пять-шесть до Шатили, а оттуда вам ещё десять-двенадцать, а то и больше. Я знаю, там дорога скверная.

Заурбек. Да нет, у меня там есть Леван, мой дружок, он уже наверно там на границе сидит.


Водитель. Откуда ты его знаешь?


Заурбек. Да в армии, в Афгане служили.


Водитель. Ну и как?


       Заурбек. Побратались там. (Обняв девочку.) Навек.

(Водитель понимающе кивнув головой замолк. Заурбек, увидев, что Зарган под их разговор уснула, улыбаясь, укладывает ребёнка поудобнее.)


Заурбек. Вот-вот, всегда в машине моментально засыпает.

(Водитель не отрывая взгляда от дороги, улыбается.)

( Начинается горный серпантин. Уазик без особого труда преодолевает крутые подьёмы, проносится по узким улочкам горных селений, выхватывая светом фар, то плетеные заборы, то аккуратные дома вдоль дороги. Дорога завивается всё выше и выше.)


(Пост. Из темноты выходят двое, водитель и Заурбек вышли к ним. Дети сгрудились возле машины.)


Постовой. Хорошо, что вы ночью выехали, но всё равно лучше ещё три-четыре часа переждать, днём здесь обстреливают, русские бомбят дороги, да и вертолёты охоту устраивают. Недавно автобус с людьми сожгли...

(Заурбек делает знак постовому, чтобы скрытно говорил от детей. Дальше они говорят став близко друг другу.)


Заурбек. (Вполголоса водителю.) Как только завернём за поворот, изобрази, что машина сломалась, скажешь, что нужно три- четыре часа для ремонта.


       (Дети окружают отца.)

Дочь. Папа, отсюда ещё сколько километров?


Дени. А Леван навстречу приедет?


Хамзат. В какую сторону Грузия?

       (Заурбек не успевает отвечать.)


Заурбек. Давайте, все скорей в машину, едем.


(Дети бегут к машине, у самой двери двойняшки - дочь и Хамзат.)

Хамзат. Теперь моя очередь ехать с папой.


Дочь. Нет, я еду с ним, папа не сказал, чтобы ты ехал с ним.


Дени. Он должен ехать впереди. Мы - мужчины, мы должны за дорогой и небом смотреть, чтобы нас не бомбили.

       (Девочка со слезами бежит к Заурбеку.)

Дочь. Пап, правду он говорит, что нас бомбить будут? ( В её глазах отчаяние и ужас.)


Заурбек. Да нет же, Бишунчик, ты же знаешь, Дени у нас фантазёр.

Дени. Папа! Здесь и вправду бомбят, мне рассказывали...


Ася. Замолчи, Дени!

(Заурбек берет с собой на переднее сиденье уже не радующуюся дочь.)


(Машина трогается и въезжает в ущелье. Водитель останавливается и открывает кожух, находящийся между ним и Заурбеком.


Заурбек. Ну что там?


Водитель. (Улыбаясь.) Да вот карбюратор зацепился за радиатор, и пока горячий, никак не отцепится.


Заурбек. Ну и отлично, хоть поспим на свежем воздухе, когда такая удача улыбнётся ещё. Укладываем детей спать. Так, парни, как вы там?


Из салона Уаза голоса троих мальчиков хором. Хорошо.


Заурбек. А нас пустите?


Хором. Пустим.


       (Заурбек с дочкой протискивается в машину среди узлов и мешков, устраиваются.)


Заурбек. Ну вот, проснётесь – а вы уже в Грузии: дядя Леван, Тётя Медико, чурчхела, Алазани, Мукузани, О О О !Давайте спать.


Дени. Па! А у дяди Левана лошади дома есть?


Заурбек. Есть.


Хамзат. Па! А Бишка говорит, что у них во дворе мандарины растут.


Заурбек. Конечно, растут.


Дочь. Па-а, а грузины чеченский понимают?


Заурбек. Конечно.


Рамзан. Ну ты, Бишка, даёшь! Как они по чеченски будут говорить, если они по-русски говорят на грузинском.


Заурбек. (Смеётся.) Ну ты тоже даёшь! Ну, давайте спать.


Дочь. Па!


Заурбек. Бишка, спи!


Дочь. Па! Последний вопрос!


Заурбек. Ну говори.


Дочь. У них Бог есть?


Заурбек. (Пауза) Есть.


Дочь. А Рамзан говорит, что у грузин и русских один Бог, правда?


Заурбек. (Помолчав.) Это раньше у них был один Бог, Бишка. Бог давно бросил русских, а теперь к грузинам переехал.


Дочь. Конечно, на Кавказе ему лучше, чем у русских.


Заурбек. Конечно, спи.

(Заурбек всматривается в ночную горную дорогу.)


День. Палящее закатное солнце в пустынном краю. Титры: «Казахстан, высылка. 1954 год».

(Несколько полуголых детей, среди которых узнаем и Заурбека, прибежали к согбенному старику в одиночную каморку. У старика уже сидят двое моложавых мужчин.)

Старик Маа. …А когда войдёшь в лес, взглянешь вверх, неба не видно, редкий луч солнца, где пробьётся, всё листва да ветви зелёные заслонили, прохладно и сумрачно в чеченском лесу. Птиц разных видимо-невидимо, и все такие красивые, только они бесшумно летают, изредка только услышишь их крик, а слышно только как голуби дикие воркуют.

       В лесу всего вдоволь, здесь не проголодаешься! Протянешь руку, а в руку тебе, раз! и груша падает, или орех лесной, а выйдешь на солнечную полянку, тут уж не спеши, смотри под ноги, видишь, под маленькими трилистниками, тёмно-красные ягоды - только успевай нагибаться, это земляника, она очень похожа на клубнику, только чуть поменьше, а вкус и запах у земляники особенные! Наберешь полную горсть и прежде чем съесть, весь запах вдыхаешь в себя, пока не кончится, и только лишь затем, кладёшь ягоды в рот, вкуснотища-а-а!


       (После старика-рассказчика мы видим, что среди его слушателей и две женщины, сидящие позади, и вытирающие слезы. Мужчины тоже притупили взгляды.)


Голос Маи. А устал ты от жары, только прислушайся и сразу услышишь, как журчит ручей, только не торопись сразу припадать к нему, холодна вода, горло студит…


Заурбек. Ночь, горы.
 


Дом Левана. Утро.


       (Сын Левана Заурбек и его жена Тинико. Леван снимает маленький, старый рукомойник, и вешает большой, новый.)


       (Навалившись на забор, сосед Гия разговаривает с Леваном.)


Гия. Гости едут, да?


Леван. Да, батоно Гия, мой друг Заурбек с семьёй едет к нам.


Гия . Это который командир полевой?


Леван. Да, Гия, ты его должен помнить, высокий такой, стройный, он вместе с президентом Ичкерии приезжал.


Гия . Кажется, я его помню.


Леван. Как кажется?! Ты же напротив него сидел за столом, и он тебя всё время просил, чтоб ты «Мравалжамиер» спел!


Гия . А, вспомнил...худой такой!


Леван. Стройный!


Гия. Ну да, стройный! А, как же, вспомнил, семья большая, наверное?


Леван. Пятеро: маленьким по семь лет, чуть старше девять, ещё старше двенадцать, а самый старший, его зовут Леван, как меня, ему уже скоро семнадцать. Четыре сыночка и лапочка дочка.


Гия. Да, если бы не Абхазия...


Леван. Заурбек и Асият будут в отдельной комнате, рядом с моей спальней. Детям наверху две комнаты хватит, Медико уже всё приготовила. Телёнок уже готов. Есть вино. Скажи всем нашим друзьям : друг Левана едет.


Гия. Хорошо, батоно Леван, если что нужно – только крикни, твой гость – мой гость.


Леван. А когда было по-другому Гия, спасибо, друг.


(Он оборачивается – в это время Медико выносит флаг Ичкерии. Леван командирским голосом.)

Леван. Смирр-рно! Под флаг - стоять!

(Неподалеку залаяли собаки, всполошились индюки. Медико чуть не выронила флаг.)


Медико. Ты что, сдурел, что ли!


Леван. Эх, Медико, Медико…

(Смеётся он над её испугом, вместе с ним смеются сноха, сын Левана Заурбек, и уходящий Гия.)

(Медико, оправившись от испуга, схватив за древко, замахивается на Левана. Леван мягко перехватывает флаг, уважительно поднимает вверх и укрепляет на стене дома.)

(По улице проходит дед Ираклий, останавливается.)

Ираклий. Это чей флаг?


Соседский мальчишка. Чеченский.


Ираклий. Во-о! Уже и здесь. (Уходит.) Я же говорил: не трогайте их, а то на земном шаре житья не будет. Я же их хорошо знаю. О, как я их хорошо знаю…


(Леван с Гией тащат стол из соседнего двора. Останавливаются перекурить.)


Гия. Да.... Всё-таки, если бы не Абхазия, всё могло быть по-другому...

(Леван не отвечает, курит.)


Экстерьер. Двор. (Медико выносит на большом блюде лобио и очищает его. Появляется Гия.)

Медико. Вот я говорю Левану, если бы чеченцы не воевали бы в Абхазии против нас, то всё было бы по иному, радости было бы больше. А то как-то кошки скребут на душе, что скажешь, Медико, прав я?

( У появившегося Левана бледнеет лицо. Теребит верёвку, оказавшуюся в руках. Медико растерянна.)

(Леван начинает говорить, медленно, не глядя ни на кого, с трудом.)

Леван. Гия! Ты хорошо знаешь историю, ты же «историк» у нас? («Историк» звучит у него с издёвкой.)

Гия. Да.


Леван. Вот и я говорю. Помнится, тебя даже в институт в Телави приглашали, лекции читать...


Гия. Что бы ни было, к чему ты, Леван?


Леван. (Рассматривая Гию.) Ты в Чечне много раз бывал?


Гия. (Принимает более веселый вид.) Да уж, повеселились мы там! Помню, неделю не просыхали.


Леван. Скажи-ка, Гия, хоть один чеченец, даже самый пьяный, хоть словом или жестом, хоть один раз попрекнул тебя грузином Иосифом Джугашвили, который уничтожил пол чеченской нации...


Гия. Батоно Леван! Сталин и грузин уничтожал...


Леван. Молчи, теперь буду говорить я! Какое дело чеченцам, что сделал грузин с грузином? Ты же не спрашиваешь, какую пользу Басаев принёс чеченцам.

(Медико, спрятавшаяся за спину Левана, забывшись, то возьмёт горсть лобио, то положит, то, поймав взгляд Гии, делает ему знаки, чтоб он не перечил, что у Левана больное сердце.)


Леван. А почему бы тебе, историку, не вспомнить, как совсем недавно, всего лишь в сорок четвёртом, полковник Гвишиани- грузин, загнал в хлев и живьём сжёг семьсот двадцать чеченских женщин, стариков и детей – жителей села Хайбах? Среди них было сто сорок беременных женщин, а затем его люди расстреляли еще пять тысяч женщин, стариков и детей, лишь только, чтобы не конвоировать их по горной дороге. А Берия, кстати, тоже грузин, наградил его за этот подвиг орденом! А ещё вспомни, пожалуйста, что грузинские воины во главе с князем Орбелиани были среди русского войска при пленении имама Шамиля. А знаешь, просвещенный ты мой, почему князь Чавчавадзе проклял свой род..? Почему же чеченцы нам это не бросают в лицо?! Может, парни, которые посадили на задницу целую русскую армию, боятся нас, или чего-либо хорошего ждут от нас?!

Гия!! Они наше родство берегут, а не мы. Они мудрее нас оказались!! Уходи!! Не мешай мне быть грузином, не разбивай моего сердца.

Иди, что ты стоишь здесь, время зря теряешь? Иди наёмником в русскую армию и «мсти» за Абхазию, сейчас самое время. Ты будешь рядом с православными братьями, которые бомбили с самолётов и обстреливали из тысяч орудий Абхазию, убили тридцать тысяч мирных грузин, которые сегодня вспомнили, когда захотели к чеченцам в тыл зайти, что они православные.


Гия. Леван, ради Бога, успокойся!


Леван. Да как же мне успокоиться, если ты, близкий мне человек всё сделал для того, чтобы испортить мне праздник души – встречу с моим другом? Ты сегодня трижды упомянул это.

Что ж, по-твоему, грузинам можно гвишиани и бериев иметь, а чеченцам нельзя?

Кто не знает в Грузии, что чеченцы никогда не воевали против грузин, и что Абхазия была провокацией, устроенной русскими спецслужбами? Точно такой же, как и участие грузин против чеченцев со времён начала покорения Кавказа!! А к кому мы обращались за помощью, когда грузинской государственности угрожали несметные полчища врагов, какой национальности воины десятками тысяч, вмиг перемахивали хребет и шли с нами рядом, плечом к плечу в бой за священную Грузию, под христианскими флагами?! Против Шаха Аббаса! Мусульмане, чеченцы!? Чеченцы, Гия, чеченцы!? И никто больше. Против врагов Грузии шли, за правду, за справедливость, за нас, за своих братьев. И они сегодня не чета нам, не подняться нам до них, Гия, никогда не подняться.

И сейчас мы живем в мире только потому, что они там захлебываются кровью за свою и нашу свободу.

       Ответь мне, историк, почему до прихода русских мы были братья, а как только они пришли, не прекращается кровопролитие на Кавказе?

Ответь мне историк, почему тебя они не попрекали твоими сородичами? Что, чеченцы хуже тебя историю знают? Не хуже, просто они не позволяют разводить себя русским.

Эх, Гия-Гия! Мы не имеем права делать такие ошибки, мы не имеем права уступать, кому бы то ни было в духовности. Сегодня весь Кавказ смотрит, как поведут себя грузины.


Гия. (Виновато, но не желая уступать.) Ты ещё на балкон залезь, оттуда покричи!


Леван. А что думаешь, залезу! Залезу и покричу! Таких как вы, шептунов, много, пусть все слышат!

(Взбегает на балкон.)

Леван. Весь мир знает, что в Абхазии русские сделали провокацию, чтобы поссорить нас, а затем напасть на Чечню! Они хорошо знают, что владеть Кавказом будут до тех пор, пока чеченцы с грузинами не объединятся! Они знают, что мы один народ, одна кровь, и никогда не воевали друг с другом! Почему ты в этот день мне об этом не говоришь? Ты что, хочешь, чтобы я, грузин Леван Цинцадзе, уступил, кому бы то ни было в благородстве? Уходи!

(У Левана усталый вид. Обращается к Медико.)


Леван. Прочти ему телеграмму, которую мы тогда получили.

(Медико спускается по лестнице, Гия стоит, не зная, что ему делать. Возвращается Медико с пожелтевшим от времени листком бумаги. Леван одобрительно кивает.)


Леван. Читай. (Уходит.)


Медико. (Прерывающимся голосом.) Грузия, Гурийский район, Цинцадзе Левану. 1992 год. Совет старейшин Чеченской Республики, на митинге, котором присутствовало более ста тысяч человек, постановил: любого, кто пойдет воевать против Грузии, считать врагом чеченского народа. Грозный, июль.


       

       (Полночь. Горы. Внутри машины. Водитель, спавший на сидении, просыпается, смотрит на часы. Выходит из машины, разминается, обходит машину. Заурбек высунулся из машины.)

Водитель. Вроде пора.


Заурбек. Ну давай, заводи, но сразу не трогай, свет не включай. Разогреется движок потихоньку – двинем.


       (Водитель молча кивает, пряча огонёк, закуривает.)


Водитель. Ты давно был в Грузии?

       

Заурбек. Да уж лет семь, в последний раз был там с Джохаром.


Водитель. (Вслух, но как бы сам себе.) Никогда не возвращайся туда, где ты был счастлив.

       

Заурбек. Ты к чему это?


Водитель. Да я вот наблюдаю за вами... Вы так все настроены, как будто там рай…

       

Заурбек. (Оглянувшись на детей.) Ты, если что хочешь сказать, говори без загадок.


Водитель. Когда в позапрошлом году попал в Грузию, думал, что живым не выберусь. Каждый встречный и поперечный норовил уколоть: «Вот вы воевали против нас в Абхазии, вот в Абхазии, вот Абхазия...

       

Заурбек. Это же была грязь, русская провокация, грузины дураки что ли?


Водитель. Не-ет! Грузины не дураки, иначе через этот перевал они к нам ехали бы, а не мы к ним. Но по всему видно, что эта грязь устраивает ещё кого-то кроме русских, но уже в Грузинском Правительстве.

       

Заурбек.(После паузы.) Значит, говоришь, чуть не убили?


Водитель. Я думал, ты в курсе этой ситуации. Да ты что, проходу не давали, можно было подумать, что я родил Басаева и специально выращивал его двадцать лет с одной только единственной целью только для того, чтоб он пошёл в Абхазию воевать!

       

Заурбек. Подонки! Мразь!!


Водитель. Кто?

       

Заурбек. Да эти, кто тогда пошёл. Они не постеснялись от имени Конфедерации Народов Кавказа попросить на митинге помощи. Да народ не клюнул, им тогда же ещё объявили: кто пойдёт с грузинами воевать будет считаться врагом.


Водитель. Не завидую я тебе. Сто раз на дню придётся тебе объяснять эту историю.

       

Заурбек. Плохи наши дела, если мы грузинам должны что-то объяснять.


(Водитель кивнул головой и закурил, выпуская дым в окно, заодно и поглядывая вверх. Часто глушил двигатель и напряжённо слушал небо.)


(Рассветает. Проснувшиеся из детей сидят подавленно. Надсадно работает мотор Уазика, ползущего по горной дороге Итум-Кале – Шатили. Из радиоприёмника звучит музыка.)


(Просыпается дочь Заурбека, обвивает шею отца ручонками.)

Дочь. Па!


Заурбек. Да, Бишунчик.


Дочь. Мне знаешь, какой сон снился?


Заурбек. (Улыбается.) Какой?


Дочь. Вот мы приехали в Грузию, а там на деревьях мандарины, апельсины, ну прямо всё жёлтое от них. Дядя Леван и тётя Медико ведут меня по саду, а у меня красивое белое платье, а между деревьями у них речка протекает, чистая-чистая. А в ней рыбки, такие маленькие, золотые, так и бегают туда-сюда, туда сюда, быстро-быстро! Я хотела поймать одну, только наклонилась к ним, а они исчезли. Я встала, а дяди Левана и тёти Медико рядом со мной нет – я так испугалась!


Дени. Врёшь ты всё, Бишка, как ты узнала дядю Левана, ведь ты его никогда не видела!


Дочь. Видела, у нас дома фотография есть!


Дени. Да-а, это же армия в Афганистане двадцать лет назад, ты его не могла узнать!


(Заурбек закрывает глаза.)

       (Афганистан. Дозор из шести советских солдат, на обходе наткнулся на превосходящую группу афганцев. Завязался бой, четверо шурави навсегда остались на тропе. Подхватив раненного в ноги Левана, Заурбек спустился в пещеру. Здесь они с Леваном отстреливаются до последнего патрона. Это стало ясно и афганцам. Они во весь рост вошли в пещеру и окружили двух солдат.)
(У Левана перебиты обе ноги. Заурбек взял Левана на закорки. Идти пришлось недалеко. На поляне командир афганцев приказал опустить штаны. Оба, не смотря друг на друга, отрицательно мотают головами. Тогда на них набросились и приспустили переднюю часть брюк: мусульманин или христианин?)
(Пленные поняли всё без слов. Леван опустил голову. Афганец целится в Левана. Заурбек с силой отталкивает стрелка, бросается к Левану, обнял его и кричит.)
Леван. Обними меня, мы с тобой вместе уйдём, только вместе!
(Они упали, крепко обнявшись. Афганцы начали стрелять между ног, бить. Били стараясь их разнять, но не смогли.)
(Вверху закружил советский вертолёт.)

(Афганцы теряли терпение, старший скомандова.)

Старший. Прекратить!

(Шёлкнул затвором автомата.)

Старший. Всем уходить. (Оставшись один, посмотрел на обнявшихся солдат, разрядил диск автомата, очертив пулями круг – вокруг двух тел, быстро ушёл…)


       


Экстерьер. Ночь. Горы.

       (Заурбек видит: серпантин дороги узкой лентой подсвечивается подфарниками УАЗика.)


Интерьер машины.

Рамзан. Па! А, Па, а Заурбеку, сыну Левана, сколько сейчас лет?


Заурбек. Леван женился сразу после дембеля. Я думаю, ему уже двадцать два - двадцать три будет.


Рамзан. Его же в честь тебя Заурбеком назвали?


Заурбек. Ты же знаешь.


(Водитель с любопытством смотрит на Заурбека, и понимающе кивает головой.)


Хамзат. Па! А мандарины можно будет нам рвать?


Заурбек. Конечно, Хамзат, всё, что есть у Левана – это наше. Он ведь мой брат.


Хамзат. И мандарины наши?


Рамзан. Ну ты, Хамзат, раскатал губу! Вспомни папину пословицу, мало ли, что горшок со сметаной открыт…


Все хором подхватывают. Должна же у кошки быть совесть!

(Все смеются.)


(Водитель чуть заметно улыбается. Радиоприёмник передаёт какую-то хорошую мелодию.)


(Глаза Заурбека крупно.)


Экстерьер. (Калейдоскоп картин: Кортеж автомобилей. Впереди полицейская машина с мигалкой, граница. Официальные лица встречают президента Дудаева. Суета. Тбилиси.


Интерьер. (Номер гостиницы. Телефонный звонок, Заурбек поднимает трубку. Он прекрасно выглядит. Вооружён, прикинут аля 92 год. В телефоне слышен голос Левана.)


Голос Левана. Братишка, ты дом свой не забыл?


Заурбек. (Волнуется, и кружит с телефоном по комнате.) Ты откуда узнал, что я здесь? Где ты?


Интерьер. Комната.

Леван. (Возбужденно.) Всех в гости жду!


Заурбек. Да ты знаешь, сколько нас, Леван!


Леван. Я знаю одно: вас не больше грузин. Всех жду!


(В трубке короткие гудки.Заурбек смотрит на трубку, мотает головой.)

Заурбек. Братуха!


Экстерьер. (Узнаваемый кортеж машин останавливается у Левана во дворе. Леван выходит навстречу со своими друзьями и старшими своего села, два старика в чохах.)


(Заурбек и Леван стоят рядом с президентом. Стол, гости. Картины рассыпаются на фотографии под музыку «Мравалжамиер».)
 


Экстерьер. (Ранний рассвет. Машина в горах).

Хамзат. Па, а речка в Грузии есть?


Заурбек. Да, Хамзат, в Грузии много речек, а вот эта (Заурбек указывает за окно машины.) начинается в одном месте с одной грузинской речкой и зовут её Алазани. Течёт она с той горы в Грузию, а Аргун в Чечню»


Хамзат. Па! Значит, уже близко Грузия?


Заурбек. Близко, Хамзат, близко!


Дочь Зарган. А почему навстречу грузинские машины не едут?


Заурбек. Они ещё этой дороги не знают, Бишка, её недавно только провели. Вот назад будем ехать на грузинских машинах.


Рамзан. Когда же это будет, па?


Заурбек. Скоро. Вот Россию победим и вернёмся домой.


(Водитель смотрит на Заурбека с едва заметной иронией.)


Водитель. Да, вот сейчас поднатужимся, и разделаемся. (Он закуривает и пристально, вглядывается в дорогу.)


(Заурбек бросает на него взгляд, и осуждающе качает головой. Губы иронично надламливаются.)


(За поворотом начинается крутой подъём. УАЗик захлёбывается, сползает назад. Водитель успевает круто повернуть баранку вправо и «таблетка», ударившись задом о скалу, останавливается у обрыва, осев на выдающийся из скального грунта валун.)
 


Экстерьер. ( Все быстро выскакивают. (Водитель сокрушённо бегает вокруг машины, садится на корточки.0


Водитель. (Оглядываясь вокруг.) Нужен тягач.


(Заурбек вполголоса жене.)

Заурбек. Может, вернёмся, и через Назрань вас..?


(Дочь слышит.)


Дочь Зарган. (Рыдает в истерике.) Не хочу туда под бомбы!


(Заурбек потрясённо подхватил на руки дочь. Изо всех сил старается сдержаться, крепко сжимает губы. Лунный свет серебром отливает щетину, прижимает к себе дочь, пряча от неё лицо.)

Заурбек. Родная моя, не поедешь, не поедешь! Ну, успокойся, родная.


Заурбек. (Водителю.) Сколько до поста?


Водитель. Километров пять-шесть.


(Усталые Заурбек с Рамзан вернулись с поста. Ася и дети сидят, сгрудившись около маленького костерка под скалой.)


Дочь Заурбека. Па! А дядю Левана не видел?


Заурбек. Мы дошли только до нашего поста. Утром обещали машину.


Хамзат. А русские самолёты когда начинают летать?


Ася. Пока они встанут, позавтракают, обычно в девять-десять часов утра только начинают летать.


Заурбек. А в это время мы уже давно будем в Шатили.


       (Дочь Заурбека внимательно вслушивается в разговоры, время от времени поглядывая на небо. Небо потихоньку светлеет, дети спят на узлах, положенных прямо на сырые камни. Блики костра играют на их лицах.

       Ася смотрит на Заурбека. Взгляды их встречаются, она с жалостью отмечает осунувшееся лицо мужа. Заурбек смотрит на нее и глазами даёт понять, что всё будет хорошо. Ася опускает глаза.

       Заурбек поднимает голову, вместе с лучами солнца слышен шум двигателя. Все оживились. На узкой дороге появляется КАМАЗ. Дети проснулись и встали. Заурбек, Ася и водитель, опасаясь, что они упадут в пропасть, стали между ними и пропастью.) Хамзат, Дени, дочь Заурбека. (Хором. Поднимают по кулачку.) Ес-саа!

       (Подъехал КАМАЗ. Пограничники в камуфляже развернули Уаз, помогли перегрузить вещи, подсадили детей на кузов КАМАЗА. Заурбек по-мужски скупо обнялся с водителем УАЗа. УАЗ скрылся за поворотом. КАМАЗ устремился в сторону Шатили, Грузии.)


       

Грузия. Деревня Левана.

(Хозяин автомашины объясняет Левану, сидящему за рулём его «Нивы».)


Хозяин машины. Батоно Леван, если начнёт чихать, не волнуётесь, это карбюратор. Откройте капот…


Леван. Понял.


Хозяин машины. Если начнёт дёргаться, это реле, открываете капот...


Леван. Понял.


Хозяин машины. Если…

Леван. (Перебивает.) Понял, понял. Если будет взлетать, то руль от себя, если падать, то руль на себя…

(Захлопывает дверь перед его носом и «НИВА», делая прокручки, срывается с места. Медико, Гия, сын Левана – Заурбек, провожают его глазами. Дом, чеченский и грузинский флаги реют на балконе второго этажа.)


Медико. Господи, приведи его к дому своему в добром здравии и с хорошими вестями.

Гия. Аминь. (Крестится.)


Заурбек. Аминь. (Крестится вместе с матерью.)


( Жена Заурбека вышла из дома, увидит, что они крестятся, бросает тряпку из рук и тоже начинает креститься. Прохожий видит эту картину, недоумевает, но на всякий случай тоже начинает креститься, и в эту минуту слышится колокольный звон.)


Гия. Смотри, Медико, святой человек твой Леван. Весь мир радуется его радостью.


(Медико смотрит на дорогу вслед Левану, лицом она похожа на святую Нину с иконы. Гия смотрит на Медико в изумлении.)
 
 


Шатили. (Не далеко граница с Грузией. КАМАЗ начал подъезжать к посту, Рамзан первым заметил в небе самолеты. КАМАЗ остановился. Все молча смотрят в небо. Самолёты с десантом заходят один за одним. Русский десант отрезал путь назад в Чечению.

Холодный ветер несет пригоршни снега.

Ася молча вопрошающе смотрит мужу в лицо. Они давно понимают друг друга без слов.

Дочь тревожно всматривается в лица родителей, стараясь вычитать что-нибудь.

КАМАЗ трогается и сразу же ныряет в реку, и натужно ревя, по кабину уходит в воду, преодолевает последний рубеж разделяющий границу Чечни и Грузии. Здесь на поляне сидят люди, человек сто. Это беженцы. Женщины, дети... Молодёжи мало. А те, которые есть, ранены. Они жгут костры.

КАМАЗ выгружает семью Заурбека, и уезжает обратно. Заурбек подходит к сидящим людям. Его узнают многие, подходят, здороваются, обнимают его.)


Пожилой человек. (Заурбеку.) В Грузию больше не пускают чеченцев, а нас хотят отправить на вертолёте в Ларс, на русский пост…


(Заурбек возвращается к семье. Ася, заметив перемену издали, идёт навстречу мужу.


Асият. Что случилось?


Заурбек. Грузия не принимает, хотят отдать на Ларс. Сейчас прилетит вертолёт. (Он улыбается, они оба понимают эту улыбку.) Только без паники, дружок. Мне нельзя в Ларс. Там у русских в компьютере моя фамилия одна из первых. Назад нам нельзя, десант, оружия нет. Та-ак, улыбочку... Подбородок выше! Рамзану тоже в Ларс нельзя, ему уже двенадцать лет. Оставаться тоже нельзя, самое большее, выдержу на ногах до завтра, дальше я буду обузой. Интересная ситуация.

(Ася отворачивается, склонив голову. Смахивает слезы. Снова поворачивается к нему. Очень холодно. Подходит Хамзат. Он держит за руку сестру.)

Хамзат. Па, а, па! А дядя Леван заберёт нас отсюда?


Заурбек. Заберёт, не торопитесь.


Заурбек. (Асе.) Вот задачку жизнь подкинула. Я все варианты перебрал, выход только один. Сейчас подадут вертолёт, он всех отвезёт в Ларс, к русскому посту. Другого выхода нет.


Ася. Но что там нас ждёт?! Это тоже не выход. И почему Леван не приехал?

       

Заурбек. Он только вечером сюда доберётся, на перевале снег выпал. Здесь что-то политики испугались. Что-то произошло наверху. Дети не перенесут эту ночь, да и до завтра не дотянут.


Ася. Что делать?


Рамзан. Па! Что, Грузия испугалась русских, да?


Заурбек. (Мотает головой.) Нет, Рамзан, Грузия не испугается.


Рамзан. Тогда почему нас здесь держат?


Заурбек. Сейчас, Рамзан, они насчёт вертолёта договариваются.


Рамзан. Па! А почему здесь говорят, что нас хотят русским отдать?


Заурбек. (Заслоняет Рамзана от младших, шепчет .) Замолчи и не болтай глупостей.


Дени. (Дёргает отца за рукав.) Па! Дяде Левану запретили нас брать к себе, да?


Заурбек. Дени, не болтай лишнего. Сейчас всё образуется.


Дочь. Па! А дядя Леван за нами на вертолёте прилетит?


Заурбек. (Облегчённо.) Да, да. А ну-ка идите к костру, и грейтесь, пока вертолёт не прилетел.


(К Заурбеку подходит пожилой чеченец с грузинским офицером, который хочет что-то объяснить Заурбеку. Летят какие-то слова: ОБСЕ, конвенция, но Заурбек не слышит ничего.

Он смотрит на детей, греющихся у костра, а в ушах голос дочери: «Вот иду у дяди Левана по мандариновому саду, а там – речка, а в речке – маленькие рыбки золотые, я хотела поймать, наклонилась, а они исчезли! Я поднялась, а рядом нет ни дяди Левана, ни тёти Медико.)


Заурбек. (Внезапно обрывает офицера.) А в Ларсе… там что… люди есть?


Офицер. (Непонимающе смотрит на Заурбека, затем на пожилого чеченца.) Конечно, конечно, есть там люди.


Заурбек. (Резко.) Давай вертолёт, мы согласны.


(Ася подходит к мужу и смотрит ему в глаза.)


Заурбек. Сейчас ты берешь троих маленьких, и вы летите на Ларс, а мы с Рамзаном возвращаемся в Итум-кале, связь через Алана, найди его, он во Владикавказе, объясни ему всё, он устроит вас на первый случай. Я буду вас искать через него. Не дай детям расстеряться, говори им только хорошее, и только о хорошем.

(Ася смотрит на мужа, но не видит его, слёзы льются из глаз.)

(Люди тонкой вереницей идут к вертолёту.)

(Ася обнимает Рамзана, содрогается в плаче. Дени теребит её за полы куцего пальто и повторяет.)


Дени. Мама, не плачь, не плачь, мама.


(Заурбек берёт ничего не понимающих Хамзата и дочь Зарган за руки, и не отвечая на их вопросы ведёт их к вертолёту.)


(Вертолет поднимается в воздух. Заурбек с Рамзаном стоят, потом уходят.)
 
 


Грузия. (Огромный трактор, весь облепленный снегом, медленно расчищает дорогу, ведущую на Шатили. Почти упершись в него, едет автомобиль НИВА.

Леван нервничает, часто выскакивает из машины, орёт то ли на тракториста, то ли на весь белый свет. Наконец, огромный облепленный снегом дорожный трактор С-130 сталкивает в пропасть снежную кучу, дорога открылась. Леван подъехал к шлагбауму пограничников.

Там возле поста стоят несколько человек из местных жителей, грузинские солдаты-пограничники. Музыка. Леван расспрашивает их о чем-то, что не слышно.)


Местный житель. Чеченцев отвезли на Ларс и отдали русским.


Леван. (Не верит.) Как отдали?


Местный житель. Как отдали? Так... Посадили на вертолёт и отправили.


Леван. (Просит солдата-пограничника.) Позови начальника.


(Выходит офицер. Тот самый, что командовал отправлением.)


Леван. Слушай, там была семья: четыре ребёнка и муж с женой, да?


Офицер. (Ему надоели эти беженцы.) Да, была.


Леван. И их вы тоже отправили к русским?


Офицер. Так ведь это же их подданные, женщина с детьми улетела на Ларс, а муж со своим старшим сыном ушёл обратно в Чечню.


Леван. А ты знаешь, что их там ожидает?


Офицер. Это не моё дело.


Леван. (Смотрит на офицера глазами человека, который потихоньку сходит с ума.)

Их там ожидает смерть! Я пригласил своего брата на смерть.


(Он медленно поворачивается, идёт к машине, садится и захлопывает дверь Солдат поднимает шлагбаум и ждёт, когда он уедет. Но машина не трогается с места.)


Солдат. (Кричит.) Батоно, проезжайте, не вечно же мне так стоять?


(Машина не трогается. Солдат машет рукой – никаких движений.

Солдат подходит к машине и открывает дверь.)


Солдат. Батоно…


(Леван его уже не услышит… Откинувшись на кресле, он с рукой на сердце и усталой улыбкой гостеприимного хозяина смотрит вперёд - туда, куда ещё вчера улетели его желанные гости и увезли с собой маленькую девочку по имени Зарган, которая так и не погуляла в мандариновом саду у своего дяди Левана.)