Суетный мир

(Рецензионная статья на одноименный фильм режиссера Коппало)


Человечество. Его первый день на этой земле давным-давно затерялся в истлевших хрониках прошедших эпох. Память не оставила нам даже отблеска достоверных воспоминаний. Только легенды и мифы, со страхом и благоговением перед непреодолимой тьмой неизвестности, пытаются выхватить из нее своим напряженным взором то, что так необходимо знать, чтобы больше не оборачиваться назад сиротливо и обреченно, то, что непроглядными сумерками повисло над нашей историей.

Как все началось? Кто мы и откуда?
Каждое новое время предлагает свои ответы – те, что ему удобнее и понятнее, но не более убедительные и бесспорные, чем все другие. Наверное поэтому, наблюдая прохо-дящие мимо столетия, Человек, все так же рассеянно и слепо всматриваясь в горизонт скрывающий будущее и, ожидая, когда забрезжит там свет, откроющий для него путь из замкнувшегося, заколдованного круга бессмысленного бытия, видит там лишь тоскливый туман, не обещающий ничего, кроме тягостного и безнадежного существования напол-ненного предчувствием бесславного и неизбежного конца.

В своем философском фильме «Суетный Мир», американский режиссер Коппало предпринял собственную попытку заглянуть в будущее человеческой цивилизации, изобразив ее настоящее.Чем стал человек, за время своего развития? Чего достиг, и куда ведет его путь, по которому движется он в грядущее?

Позиция автора становится понятной с первых кадров, когда на темном экране появляется, написанное большими буквами, название киноленты, и низкий монотонный голос произносит его нараспев, много раз, на манер некоего шаманского заклинания. Именно эти первые секунды создают настроение, которому соответствует весь фильм. Мы еще не знаем, что увидим, но уже чувствуем неясное беспокойство, граничащее со страхом, смутное ощущение неправильности, ошибки, скрытой может быть где-то в прошлом, а может быть в нас самих. Когда хочется обернуться и бежать назад, отыскать ошибку, найти то, что однажды было утеряно. Но, вместе с тем, мы чувствуем предрешенность и неотвратимость чегото неизвестного, непонятного и оттого еще более страшного, неподвластного нам, неосязаемого, неразличимого в зловонном чаду неотвратимо встающего перед нами очередного дня. Что это? Апокалипсис? Армагеддон? Великое Ничто, постигшее однажды Суетный Мир?

Шаманское заклинание продолжает звучать на фоне однообразной размеренной музыки и первых картин появившихся на экране – пустынных и безжизненных пейзажей. Голос исчезает. Остается музыка и безмолвная, бесстрастная планета, пер-вобытные пески и камни, какими они были миллиарды лет назад. Ощущения появившиеся вначале, постепенно перерождаются в чувство бесконечного непостижимого одиночества, в знание неизбежной конечности всего живого. Картины сменяют одна другую, мало по-малу открывая нам грозный в своей непроницаемости лик застывших веков. Кажется, что планета в мрачной, глубокой задумчивости. Над судьбой человечества? Вряд ли. Она погружена в себя. Глядя на экран можно почувствовать, как там, в глубине она то ухмыляется, то злобно хохочет, но потом затихает и снова ждет. В какой-то момент может показаться, что это не Земля, что это съемки другой планеты. В каждом из этих кадров присутствует частица огромных межзвездных пространств, ощущается холодный космический вакуум, а сквозь музыку слышится отчетливо ровный и неумолимый пульс Вселенной.

Но нет, это Земля, это ее небо, ее облака. Облака летят немыслимо быстро. Это время. Оно движется. Оно проходит. Оно существует, даже для песков, даже для камней, даже для планет. Камни понимают это постигая песок, в который они обращаются, песок, внимая облакам, дождь которых обращает его в пыль – пыль столетий. Поэтому планета мрачна и задумчива. Она провожает свои мгновения. Она сама песчинка упавшая со звезды, вынужденная подчиниться всеобщему нерушимому закону. Которая несется в пространстве неведомо куда, не зная летит она или падает, не зная своего часа, но готовая обратиться в пыль, раствориться и исчезнуть, когда этот час настанет.

Планета мудра. Она мудра знанием неотвратимого, сосредоточенным в каждом молчаливом мгновении, в каждой картине проходящей перед нами на экране. Планета размышляет о времени, которое однажды разрушит ее и исчезнет, оставшись таким же бесконечным и неразгаданным.

Наблюдая все это можно забыть, что на этой планете есть жизнь и человеческий разум. Что каждый из нас - часть этой жизни и этого разума. Мы есть! Незатейливая, но жи-вая музыка сменяется мелодией электронного инструмента, и перед нами предстает поро-ждение разума – громыхающая железная машина, жалкая и неуклюжая, но все же страш-ная в своем предназначении, в необузданном стремлении разрушать.

А вокруг – высоковольтные линии электропередач – металлические нервы несущие жизненную энергию, к сердцу цивилизации, имя которому «Город». Магистрали и шоссе – вены и артерии,автомобильные огни которых, непрерывно текущие в ускоренной съемке , как кровь, питающая мозг цивилизации, имя которому «Технический прогресс». Мы наблюдаем за его работой. Мы видим фабрики и заводы, непрерывное производство благ цивилизации, бесконечный конвейер. Быстро вращающиеся механические части машин, быстро мелькающие руки рабочих. Все быстрее и быстрее. Чем больше производит человек, тем большего он требует. Нужно еще быстрее и еще больше. Люди двигаясь в одном бешенном ритме с механиз-мами сливаются с ними и сами становятся частью конвейера, становятся бездушными аппаратами, не имеющими ценности в своей взаимозаменяемости.

Конвейер вырывается из стен заводов и фабрик. Камера перемещается вслед за ним. Вид улицы наводненной людьми, наблюдаемый нами в жизни, кажется нам естественным и закономерным, упорядоченным осмысленным движением. Режиссер открывает сущность этой картины ускорив движение. И вот порядок обращается в хаос, а осмысленное становится бессмысленным и бесцельным. Разумное человечество предстает перед нами разворошенным паникующим муравейником, безликой шевелящейся массой, не знающей куда она движется.

Камера пытается выхватить из толпы отдельные лица. Люди смотрят в камеру и проходя мимо думают, что живут. Но мы теперь знаем, что они лишь части конвейера, спешащие занять свое место в потоке, вовремя выполнить функцию, смысл которой им самим не известен. Мы видим, что в этом потоке нельзя задуматься, остановиться, тем более повернуть обратно. Конвейер растопчет. Ритм не должен нарушиться. Сбоев быть не должно. И этот ритм все быстрее. Музыка за кадром все напряженнее. Может быть это символизирует скорость с которой человек идет к совершенству? А может быть скорость, с которой он приближается к своему концу!

Человеческая масса вливается в станцию метро. Отлаженный механизм действует безупречно, движение не останавливается ни на секунду. Эскалатор, поезд, человек. Машины и люди. Люди и машины. Люди-машины. Люди наводняют перрон. Поезд увозит их. Какое-то мгновение станция пуста, затем, снова наполняется людьми. И опять поезд. Беспрерывно, партия за партией, цикл за циклом. Куда уехали первые? Что случилось со вторыми? Может поезд попал в катастрофу? Может это их поглотил ядерный гриб, который мы увидим потом? Тем кто придет на перрон вслед за ними все равно, им нужно ехать. Но попробуем мысленно остановить пленку, в момент, когда станция опустела. Вот, что человек оставляет после себя – бетонные стены, каменные колонны. Они невозмутимы и немы. Им безразлично, придут ли сюда еще люди, будет ли следующий поезд.

Финал фильма печален и символичен. Венец человеческого творения, космический корабль «Челленджер» терпит катастрофу и падая сгорает в атмосфере Земли. Видимо, такой же финал предрекает автор фильма человечеству. Космос поглотит его так же, как поглотил его детище. Ровный пульс Вселенной не терпит суеты, сбоев быть не должно.

И все же...
Человек всматривается в будущее. Сколько еще осталось? В сравнении с вечностью - Миг? Два? Можно ли отвратить конец? Если да, то как? Автор фильма не говорит. Но задать вопрос и заставить задуматься над ним, наверное, не менее важно, чем на него ответить.