сто 82

Конечно, мысль эта Аленушке не первой пришла в голову, да и день тот вовсе не был ознаменован рождением её личного восхищения красотой природы – Аленушка и раньше любовалась, наслаждалась - восторгалась морской бескрайностью и муравьиной строгостью – попросту сегодня она долго смотрела на облака, освещенные теплым вечерним светом успокаивающегося города.
Когда Аленушка шла по задремавшей улице (она возвращалась со свидания, так и оставшегося бестелесным призраком мечтаний), ей думалось, что творения человеческих рук, ума, души, безумия могут, наверное, сравниться с появившимися по воле природы, ветра, звезд и времени картинами – теми, что не касалось перо ни одного художника, - горами и снегами, полями и рассветами, океанами и облаками. «Никто и не спорит... - мыслями облака проплывали над улицей. - Сравниться искусственные плоды людского творчества и настоящие (ароматно-пьянящие, пряно-сочные) плоды природы могут – но и только. Всего лишь...»
Незаметно оказавшись дома, Аленушка смешала в чашке мяту, корицу, бадьян и черные сжавшиеся листья чая, затопила всё это кипятком, компании ради добавила полжизни лайма, поставила чашку на пол, стала рвать свои картины. Вскоре битой (цветочной, цветной) черепицей рассыпался по полу не только акварельный пейзаж «Черно-белые коровы в негативе заката», но и графический набросок «Белый флаг Добровольческой армии средь снегов Белогорья», и миниатюрная картина, писанная маслом «Сестрица Аленушка и жених её Иванушка», и маленький холстик с любовно вырисованным семизначным номером (слишком много для Аленушки значным, слишком), с четырьмя подрисованными к цифрам буквицами: «Ваня».
- Зачем звонить, зачем просить?.. Зачем? Если нет того, что должно появиться само, зачем...
Разорвала, разбила, сожгла – почти всё. Долго сидела подле окна, смотрела, как фонари освещают облака. Плакала. Разглядывала, как слезы размывают буквы на кусочке холста. Притрагивалась кистью к темным пятнам смеси слез и краски. Получались две рожицы.