Пойдем выйдем?
Отвечать на этот вопрос-вызов столь же решительному пацану следовало точно теми же словами: «пойдем выйдем!» Только уже без вопросительного оттенка и с еще большим вызовом. При это презрительно глядя прямо в глаза оппоненту и слабенько, только для виду, вырываясь из сдерживающих рук приятелей: «пустите, пацики, я его щас прямо здесь урою…»
«Выйдем» - буквально означало, «зайдем в ближайший закоулок, где нет мирного населения – родителей, училок и девчонок-однокласниц - и где я одной левой начищу тебе рыло в присутствии двух-трех надежных секундантов». Драться на том же месте, даже если ссора и так произошла в самом глухом закоулке города, означало нарушить никем неписанный кодекс. Все равно куда-то обязательно нужно было «выйти»: найти еще один такой же закоулок или хотя бы просто отойти на несколько метров в сторону и уже там сбросить куртки-майки, откинуть в сторону портфели и сменку и лишь после этого броситься навстречу с воинственным кличем.
Впрочем, была еще одна, реже употребляемая идиома: «ты чо, бОрзый?». К собачьей породе «русская борзАя» оно не имело никакого отношения, как и вообще к охоте. Быть бОрзым означало «сознательно нарываться на неприятности, не имея при этом старшего брата-боксера». Лично я такой роскоши себе позволить никогда не мог, поэтому в ответ на вопрос о собственной борзости лишь стереотипно отзеркаливал посыл: чо, сам борзый? К слову, умнее этого ответа в природе все равно не существовало. Все именно так и общались: борзый? Сам борзый?
Впрочем, мы немного отвлеклись. «Выходить» сию секунду и приступать к выяснению отношений, было глупо и означало, что ты либо очень неопытный боец, не знающий турнирного этикета, либо что ты просто-напросто «очкуешься». Поэтому действительно серьезные дуэлянты должны были совершить обязательный ритуал, медленный как чайная церемония и страшный, как харакири. Некоторое время оппоненты должны были стоять нос к носу, яростно испепеляя друг друга взглядами, и повторять как попугаи:
- Чо, борзый?
- Сам борзый?
- Пойдем выйдем?
- Пойдем выйдем!
- Чо, зассал?
- Сам зассал!
- Ну так пойдем выйдем?
- Пойдем выйдем!
И т.д.
Не припомню, чтобы лично для меня эти брачные игры самцов-бабуинов заканчивались удачно. Ввиду моих весьма скромных габаритов и цыплячьего веса практически все подобные схватки имели стандартный финал: высоко запрокинув голову, чтобы не закапать кровью из носа рубашку, и поджимая разбитую нижнюю губу, я шел домой, тоскливо думая, что если измазанные в грязи брюки я еще и смогу незаметно для родителей привести в порядок, то за порванный на куртке рукав и отлетевшие от рубашки пуговицы они меня уж точно убьют.
- Сынок, что случилось? Почему порвана рубашка и что у тебя с губой?
- Ничего не случилось. Об дерево слегка ударился. Нечаянно.
Впрочем, нет, вру. Был в этом всем и позитив. Не верите? Рассказать? Слушайте.
Примерно в шестом классе, устав от разгромного соотношения побед-ничьих-поражений (0-0-27 примерно) я записался на секцию то ли сумо, то ли на страшную борьбу «барицу». Что это было действительно – я и сейчас не могу понять и вам внятно объяснить. На самом деле мы в секции просто до изнеможения отжимались и качали пресс. Вел занятия борец-вольник с короткими кривыми ногами, длинными волосатыми руками и толстой жилистой шеей. Боже, как же мы все хотели стать такими же кривоногими и толстошеими…
Через неделю после начала занятий я таки нашел в магазине спорттоваров обувь нужного мне размера – т.н. «борцовки» - и лишь после этого стал равноправным членом элитного клуба «тех, кто ходит на секцию». Факт моего причисления к этой городской элите в моем классе был замечен – пакет со спортивной формой и «борцовками» нужно было брать с собой в школу дважды в неделю - и правильно оценен.
- Ну чо, пойдем выйдем? – здоровенный Гурьян, первый силач и забияка класса нависает надо мной горой из мяса и сала, зловеще выкатив глаза и яростно извергая из могучей глотки запах буфетных беляшей с мясом по 12 копеек. Каким-то образом мы не смогли с ним разминуться на перемене между партами и, нечаянно задев друг друга плечами, просто обязаны теперь выяснить, кто из нас «зассыт» первым.
- Пойдем выйдем, - обреченно повторяю я, мысленно присматривая себе место на городском кладбище и даже наскоро придумав эпитафию. «Он больше всех в классе успел прочесть книг и даже знал, где находится мыс Горн и берег Слоновой кости». Вам тоже нравится, да?
- Зассал?
- Сам зассал.
- Ну так выйдем?
- Выйдем!
Неожиданный звонок на урок прерывает обмен ритуальными телодвижениями (каждого из дуэлянтов по правилам этикета сдерживает пара-тройка добровольных секундантов-одноклассников. Если бы не эти идиоты, я бы, наверно, смог легко выпрыгнуть в окно и, благополучно сломав ногу, минимум на месяц избавиться от выяснения отношений).
Драка назначена за школой после пятого урока. Весть о том, что «в шестом «Б» двое пошли за школу» разнеслась молнией. Толпы одноклассников, знакомых из параллельного «А», а также малявки из младших классов идут полюбоваться на яркое, но явно непродолжительное шоу: ставок на меня не делают даже отъявленные оптимисты. Гурьян идет в центре своей группы поддержки, свирепо поглядывая в мою сторону и о чем-то негромко переговариваясь с секундантом.
- Это… только, чур – приемы не использовать! – противник смотрит на меня выжидательно и уже без прежней уверенности.
- Какие? – туплю я. Мозг парализован ожиданием предстоящих неминуемых побоев, поэтому единственный прием, который сейчас приходит в голову это «Прием! Прием! Как слышите? У нас тут труп – насмерть избитый шестиклассник маленького роста с оттопыренными ушами. Подозреваемый - одноклассник по кличке Гурьян – скрылся с места происшествия. Прием?»
- Ну эти… свои… карате, в общем. Чур, не применять, - могучий Гурьян кивает на мой пакет со сменкой, в котором лежат уже ненужные мне (ну а нафиг трупам сменка, верно?) совсем новенькие "борцовки" и форма.
- Аааа… эти… - криво улыбаюсь и бледно киваю, давая понять всем присутствующим: ладно, разберемся без приемчиков. Блин, скорее бы все закончилось, что ли...
- Ну чо, выйдем? – ритуальная фраза, предваряющая начало бойни, звучит из уст Гурьяна подозрительно тоскливо и неэмоционально. Что происходит? Меня будут бить или нет?
- Выйдем, - отвечаю на автомате и готовлюсь жмуриться перед ударом. Ну бей уже, что ли? Тянуть еще – выше моих сил.
- Да блин, пачкаться неохота, - Гурьян нехотя кивает на пыльную траву вокруг. На пятачке за школой, где старшеклассники обычно курили свою первую «астру» и «космос», а малыши-младшеклассники учились чеканить мяч и играть в ножички, и впрямь омерзительно грязно. Даже один разок упасть здесь под ударами противника значит вываляться как поросенку.
- Неохота, - вяло соглашаюсь я.
- Ладно, в следующий раз разберемся, - он небрежно хмыкает и вразвалку уходит, неожиданно оставляя поле боя мне и двум-трем десяткам разочарованных зевак. Свита уходит вслед, вслух негромко обсуждая, что «Гурьян его бы одной левой, да вот только пачкаться неохота». Кулек со сменкой, спасшей мне если не жизнь, то хотя бы впечатления от уходящего дня, я до самого дома несу, бережно прижимая к груди. Весь следующий год в секции я яростно отжимаюсь и качаю пресс, раз в неделю измеряя рост в надежде на хоть какие-то изменения. Нет, увы, расти вверх у меня совсем не получается…
До конца школы мы с Гурьяном будем делать вид, что этого дня в истории просто не было, но спроси любого из нас на смертном одре – уверен, мы безошибочно назовем этот год, месяц и дату. За несколько последующих лет в одном классе ни разу больше мы с ним не пересеклись на узкой дорожке, но столкнувшись, уверен, были бы готовы снова набычиться и исподлобья начать: чо, борзый? пойдем? ссышь?
Вот такая история.
Вам не понравилась? Чо, борзые? Пойдем выйдем?
Свидетельство о публикации №208021100145